—Как поживаете? — вежливо спросил его Феликс, желая скрыть, что встреча ему неприятна.

—Я застрелюсь! — без тени отчаяния громко объ­явил Стэникэ.

Феликс вопросительно посмотрел на него.

—Дорогой, мне сию минуту нужно не меньше двух­сот лей, а я не могу их достать. Симион, мой тесть, — ни­чтожество, рамоли, у него нет ничего, кроме заляпанного красками картона, а дядя Костаке — скаред.

Феликс заподозрил, что Стэникэ хочет попросить у него денег, и жестом выразил сожаление. Но кандидат на самоубийство понял его:

—Не беспокойтесь, дорогой, разве я не вижу, что У вас нет ни гроша. Извозчик! Извозчик!

Извозчик подъехал к ним, и Стэникэ втолкнул Фе­ликса в экипаж, прежде чем тот успел узнать, куда его везут.

—У меня есть идея! — объяснил, сидя в экипаже, Стэникэ. — Посмотрим, что получится.

Они сошли недалеко от улицы Липскань, перед скром­ным на вид рестораном. Однако кельнеры были во фра­ках, а большой зал с красиво убранными столиками заканчивался каким-то подобием сцены, на которой стояли самые громоздкие из инструментов оркестра. Ресторан пустовал, хотя было уже восемь часов вечера. Стэникэ, которого учтиво провожали два кельнера, вошел вместе с Феликсом через боковую дверь в маленькую комнату, где кельнер сейчас же зажег электричество. В комнате стояли диван и стол, на столе — ведерко для шампанского, стены были украшены банальными картинами.

—Ну как, неплохо?—спросил Стэникэ. — Ночной кабачок! Здесь делаются большие дела. Мне бы одно та­кое — и я не нуждался бы больше в адвокатуре. Что вы будете есть?

Узнав, что Феликс еще не обедал, Стэникэ сам вы­брал и заказал кушанья и потребовал вина, давая под­робные инструкции относительно его букета и темпера­туры. Кельнеры слушали внимательно и даже подмиги­вали. Стэникэ им, очевидно, был хорошо известен.

—Хорошо, домнул! Сию минуту!

—Послушай, Жан (видите, вот этого я освободил от военной службы), — сказал Стэникэ, — хозяин здесь?

—Здесь! Позвать?

—Нет, нет, не теперь!

Стэникэ и Феликс принялись за еду и питье. Прозрач­ное, пенистое, чуть горьковатое вино одурманило юношу. Стэникэ громко разглагольствовал, сожалел о прошлом, бил себя в грудь по поводу упущенных грандиозных воз­можностей, клялся, что в будущем его ждут почести, и время от времени обещал застрелиться. У Феликса, не­вольно ставшего разговорчивым, вырвалось имя Отилии.

—Ага, улетела голубка! — воскликнул Стэникэ. — Не предупреждал ли я вас? Дорогой мой, вы молоды и не обладаете моим опытом, но да будет вам известно, что такие девушки, как Отилия, могут довести до отчая­ния, если с ними вовремя не развязаться. Ну, конечно! Она опять уехала к Паскалополу, к этому старому сатиру. У него имение, большие деньги, он может исполнить лю­бой еe каприз. Не будьте ребенком, не огорчайтесь так! Ах, ах, прекрасная молодость! Если бы она пришла еще раз, уж я сумел бы ее прожить как следует. Таких, как Отилия, сотни, стоит только руку протянуть. Погодите, я добуду вам первоклассную девочку... А что я вам го­ворил об Отилии? Хорошенькая девушка, прелестная, я согласен, но легкомысленная, мотовка, женщина, которая способна вас разорить. На нее нельзя рассчитывать. Сегодня она с одним, завтра с другим. Знаю, она гово­рила, что любит вас, подавала надежду, возможно, вы зашли и дальше. Зашли? Говорите прямо, клянусь, что никому не скажу! Вы обладали ею? Нет? Серьезно? Ну как же вы неопытны! И что же в результате? Она упорх­нула, и все! Как будто со мной она поступила иначе!

Феликс только рот разинул — винные пары мешали ему сообразить, что все это выдумки Стэникэ.

—Клянусь, об этом всем известно! — божился Стэ­никэ. — Я хотел жениться на ней, поднять ее до себя, не спрашивая ни о чем, все было готово, понимаете, я вкусил любовных наслаждений, а потом Отилия бросила меня.

—Вы хотели жениться на Отилии?

—Да, моншер [10], разве вы не знали?

Но, увидев, как побелело лицо Феликса, Стэникэ предпочел уклониться от этой темы.

—Таковы женщины, дорогой мой, не следует ими увлекаться. Возьмем мою Олимпию. Я уважаю ее, я бо­готворил ее (между нами — у нее великолепное тело, все качества выдающейся куртизанки), но она наводит на меня скуку. Подрезает мне крылья, мешает моим планам Мне нужна женщина светская, опытная, умная.

В эту минуту в комнату вошла весьма элегантная де­вушка с большим меховым боа на шее. Она выглядела очень оживленной. Стэникэ вскочил.

А, Джорджета, рад тебя видеть! Как поживаешь? Джорджета, ничего не ответив, опустилась на стул против Феликса, подперла рукой подбородок и придви­нула бокал, чтобы ей налили вина. Она спросила:

—А кто этот молодой человек?

—Ты с ним не знакома? Мой родственник по жене, чудесный юноша, студент-медик!

—Да? — ласково промолвила Джорджета, к смуще­нию Феликса, бесцеремонно разглядывая его.

Стэникэ отрекомендовал ее следующим образом:

—Это Джорджета, первоклассная девушка!

Джорджета действительно была хороша. У нее было полное личико и довольно пышная фигура, но она не ка­залась толстой. Черные густые волосы вились, как у неа­политанки. Две прелестные ямочки на щеках выглядели почти неправдоподобно. Ее удивительно нежная кожа по­ходила на мрамор и прекрасно гармонировала с пластич­ностью фигуры. Лицо было гладкое, чистое, губы сочные. Руки с миндалевидными тонкими ногтями отливали пер­ламутром. Казалось, ее брови и ресницы растут из барха­тистой мякоти персика. Дрожь пробежала по телу Фе­ликса при одном лишь взгляде на это изящное создание. Когда девушка пила, губы и зубы ее виднелись сквозь хрусталь, и Феликс мог убедиться в их безупречности. Двигалась она плавно, говорила просто и очень непри­нужденно, но с полнейшей благопристойностью, произ­нося слова мягко и вкрадчиво. Феликсу она сразу понра­вилась, хотя он догадывался о ее подозрительной профес­сии, и его несколько удивляло, что при столь редкостной красоте можно так низко пасть.

Джорджета внезапно подсела поближе к Феликсу.

—Как вас зовут? — точно школьница, спросила она.

—Феликс.

—Феликс, а дальше как?

—Сима.

—И вы изучаете медицину?

—Да.

—Как забавно! Я еще не была знакома ни с одним студентом-медиком.

Стэникэ ободряюще подмигнул Феликсу и сказал:

—Первоклассная девушка!

—Оставь меня в покое, приятель! — рассердилась Джорджета. — Что ты все выскакиваешь со своей «пер­воклассной девушкой»?

—Божественная! — воскликнул Стэникэ.

—Какой ты надоедливый! Налей мне еще вина.

Стэникэ налил вина, затем, сказав, что ему необхо­димо переговорить с кем-то в ресторане, вышел из ком­наты. Джорджета уселась поудобнее возле Феликса, об­дав его волной тонких духов. В зале вдруг заиграл хо­роший оркестр.

—Вы танцуете? — спросила Феликса Джорджета.

—Чуть-чуть...

По правде говоря, девушка как будто оробела. Феликс внушал ей уважение, она стеснялась юноши и силилась оставить свой привычный фривольный тон. Она расспрашивала его об университетской жизни, о коллегах. Фе­ликс любезно рассказывал обо всем, но заметив, что ста­новится скучным, умолк. Ему хотелось завести галант­ный разговор.

—Почему вы замолчали? Мне это интересно! — за­протестовала Джорджета. — В университете есть краси­вые девушки?

—Они не все безобразны, но разве такие красивые девушки, как вы, станут столько учиться, чтобы обеспе­чить свое будущее?

Этот неискусный комплимент все-таки привел Джорджету в восхищение.

—Вы считаете меня красивой? — спросила она.

—Очень красивой!

—Я польщена вашими словами! И вы тоже очень симпатичны.

Когда Стэникэ возвратился в сопровождении кельнера и толстого человека в смокинге, он был поражен мирной и невинной беседой Феликса и Джорджеты. Он ожидал другого.

—Я ухожу, пусть дадут счет, — заявил он. — А вы оставайтесь, если хотите.

Феликс отрицательно покачал головой, Джорджета также отказалась.

—Сегодня я устала и иду спать!

—Сколько с гостей причитается? — торжественно спросил толстяк.