Незадолго до рождества к дяде Костаке явился Стэ­никэ в сопровождении одетого в чересчур широкий поно­шенный костюм незнакомого человека средних лет, с отвислыми рыжеватыми усами и бритой головой. Он был похож на бесстыдных и лицемерных провинциальных адвокатов, которые лишены всякой щепетильности и готовы идти на все, чтобы добыть средства к жизни. На румяном, здоровом лице его выделялись бесцветные глаза. Дело было к вечеру, в гостиной сидел Паскалопол, как всегда рядом с Отилией и Феликсом. Помещик с не­доумением услышал, как Стэникэ отрекомендовал рыже­усого субъекта:

—Я привел к вам превосходного, выдающегося вра­ча, своего близкого друга, домнула доктора Василиада. Он отчасти грек, но хороший врач и многих уже поста­вил на ноги.

Стэникэ говорил развязным, претендующим на остро­умие тоном, но Паскалополу пришлись не по душе его шутки. Он почувствовал себя неловко и опустил глаза. Доктор без всякого стеснения уселся на стул, словно его и вправду пригласили сюда. Феликс обменялся вопроси­тельным взглядом с Отилией — они не понимали, что нужно этим гостям.

—Папа, ты болен? — спросила Отилия. — Ты звал домнула доктора?

—Нет, нет, нет, — отмахивался Костаке, которого испугала мысль, что придется заплатить за визит. — Я никого не звал.

—Ну что вы, домнул доктор не возьмет ни гроша, — с оскорбленным видом разъяснил Стэникэ, — я привел его как друга, просто чтобы познакомить вас с ним. Но, конечно, не помешает, если он вас посмотрит, это не лишнее. Приглашать врача разумнее всего тогда, когда ты еще здоров, не правда ли, Василиад, как вы счи­таете?

Доктор не стал ломаться, подобно певице, которую просят спеть в гостях, а решительно ответил:

—Разумеется, разумеется!

—Что вы скажете, Василиад, о моей кузине Отилии? — спросил, указывая на Отилию, Стэникэ. — Вели­колепна, как по-вашему?

Василиаду как будто понравилась Отилия, однако он тоном судьи задал ей вопрос:

—Вы замужем?

—Вот еще, замужем! — фыркнул Стэникэ. — Я ей и не советую выходить замуж. В наше время красивая, ин­теллигентная девушка, если у нее нет предрассудков, мо­жет сделать блестящую карьеру. Зачем ей выходить за­муж? Она восхитительно играет на рояле, говорит на двух иностранных языках. Что ей нужно — это сильная протекция. Вы видели Лилли де Джорджиадес? Три года назад она получила премию в Ницце.

Пошлое доброжелательство Стэникэ заставило Оти­лию нахмуриться, а Паскалопол начал нервно постуки­вать пальцами по столу. Лилли де Джорджиадес наряду с Мицей Велосипедисткой была в ту пору столичной куртизанкой высшего полета.

—Осмотрите Отилию, — настаивал Стэкикэ, — она слабенькая и немножко нервная.

Но Отилия остановила двинувшегося было к ней док­тора.

—Мерси, я не больна. Вы слишком любезны! — на­смешливо сказала она.

—Ты не знаешь, Отилия, какой слух у доктора Василиада, — напыщенно продолжал Стэникэ. — Чудесный! Мой ангелочек был бы и сейчас жив, если бы я вовремя привел к нему доктора. Предвидеть, знать, что нас ждет, — вот в чем смысл медицины. Дядя Костаке, прошу вас, — Стэникэ молитвенно сложил руки, — я слышал, как вы кашляете... Сами будете мне благо­дарны.

Василиад встал и направился к Костаке, глаза кото­рого взывали о помощи. Стэнике, чтобы сломить упрям­ство старика, снял с него пиджак.

—Я нахожу, что без всякой причины осматривать папу не следует, — негодующе запротестовала Отилия. — Вы еще внушите ему бог знает какие мысли.

Стэникэ притворился, что не слышит ее, и сумел ста­щить с Костаке жилет.

—Будете еще мне благодарны!—убеждал он его.— У доктора великолепный слух!

Доктор Василиад профессиональным тоном скомандо­вал старику:

—Снимите и рубашку!

Тот оробел и выполнил приказание, с жалобным ви­дом взглянув на окружающих, которые не могли сдер­жать улыбки.

—Сколько вам лет? — властно спросил доктор. Дядя Костаке смутился. Он, по-видимому, не любил разговоров о своем возрасте.

—Шестьдесят семь, шестьдесят пять... Не знаю...

—Гм! — произнес доктор Стэникэ, очень довольный, вертелся около него и потирал руки.

—Хворали вы какой-нибудь секретной заразной бо­лезнью? Делала ли ваша жена аборты?

Дядя Костаке побледнел.

—Домнул доктор, я полагаю, что осмотр предпри­нят ради забавы и, следовательно, незачем в присутствии девушки интересоваться подобными вопросами, — вме­шался Паскалопол.

—Почему же, почему? — нагло огрызнулся Стэни­кэ.— Домнул доктор должен все знать!

Незваный доктор насильно усадил пациента на стул, постукал по коленкам закинутых одна на другую ног, чтобы проверить рефлексы, испытал булавкой чувстви­тельность кожи; внезапно придвинув свечу к лицу Ко­стаке, посмотрел как реагируют на свет зрачки, заставил высунуть язык и держать его прямо, потом стал зада­вать странные вопросы — сколько будет пятнадцать плюс восемнадцать, какой сейчас год, как имя короля. Тут даже покладистый дядя Костаке немного рассердился:

—Вы думаете, что я в-в-впал в детство?

—С каких пор у вас эта затрудненность речи? —. многозначительно взглянув на Стэникэ, спросил доктор.

Раздраженный нахальством Василиада, дядя Костаке стал заикаться еще пуще:

—О-о-откуда в-вы... вы в-в-взяли, ч-что у меня за­трудненность?

—Он всегда так говорит! — заверил Стэникэ.

Хотя Феликс только начинал учиться, но на основа­нии некоторых сведений, почерпнутых у товарищей и из учебника общей патологии, который он читал по соб­ственной инициативе, он понял, что Василиад стремится найти у дяди Костаке поражение нервной системы, какую-нибудь локализованную инфекцию. Однако по тому, как врач проводил осмотр, нельзя было заключить, что он хороший практик.

—Домнул доктор, — сказал Феликс, — то, что вы по­дозреваете, исследуя рефлексы, ни в коем случае не мо­жет иметь места в этом доме.

—Вы обладаете сведениями в области медицины? — неприязненно осведомился Василиад.

—Домнул — студент-медик, — сообщил ему Стэникэ. Доктор насупился и неожиданно заговорил угодли­вым тоном:

—Да-а? Я и не знал! Разумеется, ничего такого нет. Но мы выполняем свой долг.

—В данном случае, по-моему, вы смеетесь над папой — заметила Отилия.

Паскалопол с симпатией взглянул на молодых людей и одобрительно похлопал Феликса по плечу. Василиад начал, водя ухом по спине старика, выслу­шивать его легкие.

—Скажите: тридцать три, — приказал он.

—К-к-как?

—Скажите громко: тридцать три. Так. Кашляните. Еще раз: тридцать три.

—Тридцать три.

—Тридцать три.

—Тридцать три. Доктор поднял голову.

—У вас ведь было когда-то воспаление левого лег­кого?

—Н-н-нет! — слегка побледнев, защищался дядя Костаке.

—Что-то было: я слышу крепитации.

—Домнул доктор, оставьте человека в покое, — вспы­лил Паскалопол. — Ничего у него не было.

—Не чувствуете ли вы по временам удушья, сердце­биения?

Расстроенный дядя Костаке был в нерешительности.

—Я дам вам хорошее успокаивающее средство, — со­блазнял его доктор.

—Возраст, естественно, — зловеще комментировал Стэникэ. — Послушайте и сердце, Василиад.

—Разумеется, разумеется.

Доктор велел дяде Костаке задержать дыхание и; щупая правой рукой его пульс, приложил ухо к груди старика.

—Некоторая вялость, — объявил он, хотя никто его ни о чем не спрашивал, — очевидно, расширение сосудов. Вы несколько полнокровны, щеки у вас красноваты. Сле­дует избегать внезапных волнений. Поменьше есть.

Доктор уже приготовился перейти к освидетельствованию органов пищеварения, но тут дядя Костаке вос­противился и, натянув рубашку, оделся.

—Довольно, довольно, не надо, благодарю, — вор­чал он.

—Домнул доктор, мы спешим, — поднимаясь с места, резко сказал Паскалопол. — Мы как раз собирались ехать в город. До свиданья. До свиданья, домнул Стэникэ.

—Кровообращение — единственное, за чем вам необ­ходимо следить, — продолжал доктор, стараясь не заме­чать, что его попросту выгоняют.

—Не правда ли? Не правда ли? — воскликнул Стэ­никэ, радуясь не то совету доктора, не то плохому здо­ровью пациента.