— Но, герр Эберсбах…
— Молчать! Сколько раз я говорил, чтобы вы забыли это имя…
— Но вы мое настоящее имя тоже не забываете, — хмуро бормочет начальник охраны.
— Ладно, черт с вами, Кочибассо… Все ли готово для отбытия с фазенды?
— Губернатор прислал вездеходы и солдат для сопровождения…
— Не нужно, чтобы много людей знало дорогу к фазенде… Сейфы погружены?
— Так точно.
— Ты останешься здесь. На все запросы у тебя должен быть один ответ: ботаник Брусвеен отбыл в Европу. На научную конференцию. Когда вернется неизвестно. Понял?
— Так точно, понял.
— Но я еще вернусь, Кочибассо, есть люди, которым я слишком нужен…
* * *
Подводная лодка шла с крейсерской скоростью. Возле опущенного перископа стояли два офицера в расстегнутых рубашках: командир и старший помощник.
— Я слышал, Курт, эта летающая галоша упорхнула к русским, — сказал старший помощник. — Радары засекли ее траекторию, оборвалась она где-то там…
— Зато мы схватим этих размалеванных обезьян, — отвечал командир. Кстати, проверь показания эхолота.
— Дно повышается. Скоро барьер.
— В машине! Убрать скорость. Включить носовые гидролокаторы.
— А зачем нам эти пестрые, Курт?
— Зачем?.. А секрет безынерционного полета! На Земле этого не знает никто!
В переговорном устройстве послышалось шипение, голос штурмана сообщил координаты. Командир взглянул на карту.
— Приготовиться к всплытию! Эрих, включи сирену. Короткий рев прокатился по отсекам. Командир поднял перископ и откинулся на спинку вращающегося кресла.
— Ты слыхал что-нибудь о миссии «Алсос»?
— Что это за зверь?
— Историю, мой мальчик, надо знать не только по комиксам. «Алсос» так называлась специальная разведывательная группа войск в конце второй мировой войны. Она занималась розыском ученых немцев, связанных с урановым проектом. И пока иван воевал, американцы успели переправить в Штаты лучшие мозги «райха». Научные идеи — самый дорогой товар…
Снова зашипел динамик, и голос штурмана произнес:
— Подходим. Прикажите остановить машину. Дальше опасно: рифы.
Выдвинув до отказа перископ, командир лодки вращал маховики, оглядывая горизонт.
И вот серо-голубая рубка подводной лодки всплыла над зелеными водами океана. На низком коралловом островке ярко белел песок. Солнце слепило глаза.
— Черт меня побери, — сказал старший помощник, оглядываясь вдаль, если я что-нибудь вижу на этом проклятом атолле.
На мостик поднялся командир.
— Спустить катер! Эрих, через тридцать минут жду тебя обратно!
— Есть, капитан!
…Океанская волна лижет серо-голубую палубу. Неуловимым движением спряталась в защитную трубку антенна. Плотно закрылась бронированная дверь. Вздрогнули винты, распугали любопытных рыб. Лодка двинулась под водой.
В тесной каюте за столиком, привинченным к стальной стене, сидели командир и старший помощник. Начатая бутылка виски означала конец операции.
Под донышком темной бутылки — листок с текстом радиограммы: «Прибыли на место назначения. Ни одного живого существа, подходящего под описания инструкции 0016/84, на берегу не обнаружено. На острове много сломанных и поваленных пальм. Видимо, последствия цунами…»
— Пей, Эрих. Пестрых нам не видать. Океан умеет хранить тайны…
* * *
И снова таежная дорога. Только теперь в другой машине, с другими людьми…
Пахло гарью. Не свежим живым дымом над разгульным огнем, а застарелым, горьким духом старого пожарища. Несколько дней шли дожди… Марков глотнул, стараясь прогнать ноющую боль в ушах, — простыл, что ли, где? Но мудрено ли простыть — прямо из больницы. Одна экспедиция, вторая. Сначала он вел, показывая, где в первый раз встретился с пестрыми. Прошло дней десять — прилетел в Ленинград Элгуджа Кавтарадзе, привез еще одного обросшего волосами. Доставил в Академию наук. И снова уехал в тайгу — на сей раз на розыски упавшей ладьи.
Среди экспедиций, направленных в район предполагаемого падения летающей ладьи на землю, была группа геологов во главе с академиком Петровым. Его больше всего заинтересовал неизвестный минерал, из которого состояли копья пестрых.
Марков ехал в машине вместе с Петровым и геологом Савченко.
Вот академик — сухонький старичок, бородка клинышком — сунул палец в ухо, потряс…
— Уши что-то заложило. К непогоде, наверное… — И, продолжая прерванный разговор, повернулся к Савченко: — А вы, голубчик, не спорьте, ваш Кавтарадзе нас подвел. Не его бы мальчишество, у нас уже были бы полные руки материалов… А что это вы морщитесь?
— Да у меня тоже, наверное, от солидарности с начальством, уши заболели. Нас, видать, в этой машине продуло…
Дорогу перегораживал шлагбаум, пришлось затормозить. У шлагбаума два солдата с карабинами проверяли, кто едет в район поисков. Солдаты были в летных шлемах с наушниками. Рядом стояла палатка, из нее вышел офицер и вынес такие же шлемы всем, кто сидел в машине геологов.
— Уши болят? — спросил офицер и, не дожидаясь ответа, сказал: — Все мы тут с ушами маемся.
Академик Петров сдвинул брови, пожевал губами, бородка его задергалась. Он ничего не сказал, молча надел шлем.
Шлагбаум подняли, машина покатила дальше.
Уши перестали болеть, но тяжесть в голове осталась. Марков подумал, что, наверно, шлем затянут слишком туго, и незаметно ослабил ремешок. По отражению в стекле увидел, что Петров тоже расстегнул свой шлем и что-то рассказывает Савченко.
— Давно это уже было, — говорил он. — Совсем молоденьким плавал я с покойным академиком Шулейкиным по Белу морю. Василий Владимирович тщился поймать «голос моря» — неслышные мощные инфразвуковые колебания, предупреждающие о приближении шторма. Ведь какая чудовищная несправедливость: примитивные медузы, блохи морские чувствуют эти сигналы, а человек — нет… На палубе был сооружен довольно большой резонатор приемник колебаний. Но нам не везло. Погода стояла отменная, а Василий Владимирович ходил мрачнее тучи. Однажды под утро я стоял на вахте. Шли самые распроклятые часы, когда нестерпимо хочется спать. И что мне тогда взбрело в голову, не знаю, но я решил сунуть голову в резонатор, послушать… До сих пор я отчетливо помню, как подошел к установке, как наклонился, чтобы заглянуть в отверстие. Что случилось потом — это уже из рассказов приятелей. Дикая боль в ушах бросила меня на па лубу. Говорили, что своими криками я переполошил всю команду… А через четыре часа грянул шторм… Так я оказался первым человеком, «услышавшим» голос моря. И вы знаете, что-то подсказывает мне, что природа сегодняшнего явления сходна с тем, что только что имел честь вам поведать… Да-с…
Савченко еще раз взглянул на карту и, протянув руку вперед, сказал:
— По всем данным это где-то здесь рядом. Только дальше, кажется, придется идти пешком…
* * *
«Эгей!» — Марков остановился. Замер на месте академик Петров. Все повернули головы в сторону крика. Из чащобы, хромая и спотыкаясь, к нам навстречу бежало существо. Бежало напористо, размахивая руками и вопя во все горло. Пропахшее дымом, заросшее дремучей черной шерстью, одетое в какие-то тряпки, это существо кинулось к Савченко… И тот, голосом, изменившимся до неузнаваемости, растроганно произнес:
— Элгуджа, друг, сукин сын, ты ли это?..
Существо усиленно замотало головой.
Академик Петров слегка побледнел и протянул руку мохнатому Кавтарадзе. Тот пробормотал что-то невнятное, схватил геологическое начальство за рукав и потянул в чащу. На все вопросы отвечал:
— После, после, все потом объясню. Идемте скорей…
Вчетвером двинулись по тропке. Кавтарадзе сначала шел, потом побежал. Остальные бежали за ним, спотыкаясь и утопая ногами во мху. Путь преградил завал. Кавтарадзе вскарабкался наверх, они последовали за ним…