Вскоре со стороны реки донеслось хрюканье и визг потревоженных животных. Зашевелились кусты, и оттуда показались кабаны. Собаки сразу же бросились на них, хватая за уши и задние ноги и задерживая до тех пор, пока охотники, подскакав ближе, не убивали добычу, почти в упор выпуская стрелы.

Робад с нетерпением следил за кабанами, высматривая такого зверя, с которым не стыдно было сразиться. Ему не терпелось испытать себя на этой охоте. Кулл преподал ему несколько уроков стрельбы из лука, и он, старательно упражняясь в течение их долгого путешествия из Зарфхааны в Илурат, преуспел в этом искусстве даже больше, чем во владении мечом. Он заметил в отдалении большого черно-бурого секача, который выскочил из кустов на залитый солнцем луг, остановился и подслеповато стал оглядываться, выбирая, куда бежать. К нему бросились две собаки. Робад хлестнул коня и поскакал наперерез зверю, на ходу натягивая лук. Кабан, увидев летевших к нему с заливистым лаем собак и приближавшегося всадника, бросился от них прочь. Собаки попробовали его остановить, но одна, сбитая с ног, отлетела от него кубарем, отчаянно визжа, а другую он просто-напросто смял.

Робад выстрелил, и ему показалось, что он попал. И правда, стрела впилась кабану в ухо, он встал, неуклюже развернулся и, ощетинив загривок, бросился навстречу преследователю. Робад выхватил из колчана еще одну стрелу и, натянув до отказа тетиву, выстрелил почти в упор, но стрела отскочила от шкуры животного, как будто кабана охраняло заклятие. На самом деле спину и бока матерого секача покрывал толстый слой засохшей грязи и древесной смолы, которые, нарастая год за годом, превратились в непробиваемую корку. Свалить его можно было только выстрелом в глаз или под ухо, но для этого требовалась особая меткость или везение.

Кабан стремительно приближался. Робад попробовал отвернуть коня, чтобы зверь пролетел мимо, да конь и сам шарахнулся в сторону, но недостаточно быстро — в бок ему вонзились страшные клыки секача. Жеребец заржал и рухнул, придавив седока. Разозленный кабан попробовал ударить коня еще раз, но тот, пытаясь встать, брыкнул задней ногой и поддел зверя копытом так, что он, визжа, отлетел в сторону, однако почти сейчас же вскочил и снова приготовился напасть.

Робад изо всех сил старался высвободить ногу, а к нему на выручку со всех сторон уже спешили всадники с натянутыми луками. Те, кто был уверен, что не заденет кинара, выпустили стрелы, но ни один не нанес зверю серьезной раны.

Налитые кровью маленькие глазки кабана остановились на лежавшем человеке. Секач наклонил голову, визгливо хрюкнул и бросился на него. Робад закрыл глаза, ожидая смертельного удара, но вдруг что-то просвистело у него над головой. Кабан, который был совсем близко, споткнулся, завертелся на месте и упал замертво. В глазу у него торчала стрела.

К Робаду подбежали и освободили ему ногу. Он встал и, прихрамывая, пошел туда, откуда прилетела стрела.

— Кто стрелял последний? Кто застрелил кабана? — спрашивал он всех, кто попадался навстречу.

— Кинар, вот кто стрелял! — крикнул один из всадников и указал пальцем на чернобородого человека, который торопливо закидывал лук за спину.

Робад подошел к нему и протянул руку. Тот спрыгнул с коня и нехотя подал свою, отводя взгляд.

— Отличный выстрел! — Робад пожал ему руку. — Как тебя зовут?

Чернобородый знаком показал, что не может говорить. Кинар понял его жест и улыбнулся:

— Спасибо, друг, ты спас мне жизнь!

Кинар Робад, проведя во дворце несколько дней, почувствовал себя в нем, как в тюрьме. Его угнетала необходимость следовать раз и навсегда установленным правилам поведения и распорядку дня, расписанному по делениям на солнечных и водяных часах, претили оказываемые ему почести, когда утром и вечером его спальню заполняли самые знатные вельможи, которые считали честью поднести ему штаны или рубашку. Он уставал от постоянного пребывания на людях и невозможности побыть в одиночестве, тяготился долгими трапезами, когда ему подавалось множество блюд, из которых он съедал только одно или два. Ему надоело, что за ним всегда следовали пажи, а при его приближении стража, грохоча доспехами и оружием, отдавала честь. О том, чтобы запросто пройтись по городу, не вызывая столпотворения народа, не могло быть и речи. Но больше всего Робада раздражали споры с советником Маргом, который постоянно подчеркивал, что он лучше знает, как обстоят дела в Илурате, и поэтому его правление единственно правильное и справедливое.

Юноша задумал как-нибудь, переодевшись, ускользнуть из дворца, пробраться в Нижний город и, затерявшись в толпе, побродить по городу, посидеть в тавернах, поговорить с людьми. Он хотел выяснить, верны ли слова Марга о том, что только суровые законы и железный порядок могут удержать народ в повиновении? Действительно ли против верховной власти плетутся заговоры, которые можно пресечь, лишь наводнив город соглядатаями и доносчиками, хватая всех недовольных и бросая их в тюрьму без суда и следствия? А кроме всего прочего, ему просто хотелось хоть ненадолго вырваться на свободу, уйти от бесконечного надзора, запросто общаться с людьми без всяких ужимок, предписанных этикетом, легко поболтать с каждым, кто захочет с ним поговорить, и смеяться тогда, когда смешно, а не тогда, когда прилично изобразить веселость.

После случая на охоте он понял, что Зейнад может помочь ему. Юноше нравился этот молчаливый сдержанный человек, в гордой повадке которого сквозила независимость и чувство собственного достоинства. И хотя он был немым, по выразительному взгляду его черных глаз можно было многое прочесть. Во всяком случае, Робад ясно увидел в них презрение к дворцовым порядкам и порадовался, что кто-то разделяет его чувства. Он предложил Зейнаду сопровождать его в город, и тот, не проявив ни малейшего удивления, сразу же согласился, невозмутимо кивнув.

Труднее всего было остаться одному и сменить одежду, а потом незаметно выскользнуть из спальни. Все остальное было просто. Каждый день начальник дворцовой стражи докладывал кинару пароль, и Робад со своим спутником, произнося заветное слово на каждый требовательный окрик стражи, благополучно выскользнули из потайных ворот дворца.

Сбросив шлемы, оружие и доспехи стражников в первую же канаву, которая попалась у них на пути, они быстро пошли вниз по склону горы. Зейнад, с радостью согласившийся сопровождать кинара, думал, что теперь легко и безнаказанно сумеет его убить. Он шел немного позади и мог быстрым ударом в спину отправить глупого юнца в Страну Теней. Но не тут-то было. Горец почувствовал, что у него не поднимается рука предательски убить человека, который так наивно доверился ему. Его душа разрывалась от противоречивых чувств: ненависти, которую он испытывал ко всем илурам, и гордостью, не позволявшей ему совершить столь подлое убийство. Устав от этой борьбы, он решил, что ночь длинна и, может быть, у него еще будет случай прикончить кинара в честном бою.

Миновав каменные постройки Верхнего города, они вскоре нырнули в темный переулок, который вывел их в восточный квартал Нижнего города. Несмотря на поздний час, там было довольно оживленно, потому что именно в этом квартале находилась базарная площадь. Вокруг нее располагалось множество харчевен и таверн, где кормился и отдыхал торговый люд после целого дня, проведенного в трудах. Сюда стекалась молодежь со всего Нижнего города, и даже богатые сынки из Верхнего, переодевшись в одежду попроще, частенько заглядывали в таверны у базара, где всегда было весело, где можно было купить ночь утех с красавицей или дать выход своей буйной натуре, подравшись с кем-нибудь. И там, конечно, ошивались всякие подозрительные личности, которые не прочь были поживиться за чужой счет, облегчив карман незадачливого пьяницы, а то и проломить ему голову, если он уж слишком держался за свой кошель.

В общем, жизнь в Нижнем городе била ключом, и Робад явственно это ощутил, когда они зашли в один из кабаков. Там дым стоял коромыслом, и они с трудом разыскали свободное место.