Барт Эрман тоже пытается «реабилитировать» Иуду. Уже заявив, что Иуда в этом новом «евангелии» показан как «посвященный, человек, которому Иисус поверяет свое тайное откровение», Эрман предполагает, что это должно изменить взгляды христиан на иудаизм:
Если Иуда не предавал Иисуса, значит, это изменит понимание христианами своего отношения не только к предателю, но и к народу, который в глазах многих предатель олицетворяет — главным образом [«именно»?] к евреям. На протяжении всей истории христианства христиане обвиняли евреев в убийстве Иисуса, и Иуда прочно укоренился в их сознании как еврей, предавший Иисуса. Если же на самом деле Иисус и Иуда договорились друг с другом о миссии Иуды, то это изменит понимание отношений между иудеями и христианами.[100]
Разумеется, на данное утверждение нам необходимо ответить, что если эта предполагаемая «договоренность» о миссии Иуды была договоренностью о мировоззрении и богословской теории, представлявших собой диаметральную противоположность взглядам большинства иудеев I века (исключая разве что некоторые гипотетические сообщества, уже отказавшиеся от веры в благость творения, но не оставившие заметных следов своей деятельности), то это в самом деле может изменить понимание отношений иудеев и христиан — показывая, что истинный иудаизм и истинное христианство имеют между собой гораздо больше общего, чем любое из них — с мировоззрением, представленным в Евангелии Иуды! Но Эрман копает еще глубже:
Если оказывается, что Иуда не предавал Иисуса, а просто сделал то, чего хотел от него Иисус, то это показывает, что Иисус был последователем иудаизма, а не человека, олицетворившего разрыв с иудаизмом. И если бы исторически Иисус не олицетворял собой разрыв с иудаизмом, то это оказало бы существенное влияние на сегодняшние отношения между иудеями и христианами, поскольку тогда две религии исторически представали бы не разными, а одной и той же религией.[101]
Пожалуй, это вновь лишь желаемое, выдаваемое за действительное, но кроме того, приведенный текст подтверждает распространенное заблуждение. Никто в I веке, — конечно, это относится и к авторам канонических евангелий или их информаторам — не рассматривал предательство Иуды как какое–то свидетельство «разрыва» между Иисусом и иудаизмом. Как и Мейер, Эрман просто усматривает средневековые идеи в текстах, в которых эти идеи полностью отсутствуют. Вопрос об отношениях между движением Иисуса и иудаизмом I века в самом деле сложен и в наши дни приобрел множество новых разнообразных граней. Но любое предположение, что пересмотр истории Иуды и его предательства приведет к замене концепции «Иисус против иудаизма» концепцией «Иисус за иудаизм», — пустые разговоры. Вновь отмечу, все, что мы знаем об Иисусе и первых христианах, и все, что мы знаем об основных течениях иудаизма I века — о фарисеях, ессеях, авторе Книги Премудрости Соломона, Иосифе Флавии, даже о платонике Филоне, — указывает на то, что они имели гораздо больше общего друг с другом, нежели с гностицизмом, тем более с гностицизмом того рода, который описан в Евангелии Иуды.
Нам нельзя забывать (хотя Мейер и Эрман, похоже, благополучно забывают об этом, представляя «реабилитацию» Иуды как важный прорыв в иудейско–христианских отношениях), что в Евангелии Иуды Бог Творец, Бог иудаизма, описывается как божество неполноценное, да и, вообще, злобное. Как всюду указывает Эрман (и как легко можно понять, прочтя другие документы, скажем, Евангелие от Фомы), по мнению гностиков, этот иудейский бог не заслуживал поклонения, а напротив, его следовало избегать[102]. Для набожного иудея с тех времен и по сей день фундаментальный символ веры звучит так: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый…»[103]. Любой, кто произносил эту фразу три раза в день, прекрасно понимал, что принятие мировоззрения, предлагаемого Евангелием Иуды, означало бы не просто разрыв, а настоящее, радикальное вероломство, попрание самого главного убеждения иудаизма. Нам нелишне познакомиться с комментарием ведущего иудейского богослова нашего времени Гая Струмсы:
Отношение гностиков к Богу Израиля как к второсортному божеству, а к пророкам Израиля как к его приспешникам — это явный пример того, что можно назвать метафизическим антисемитизмом.[104]
Выступая в аналогичном ключе, ведущая еврейская исследовательница происхождения христианства профессор Эми–Джилл Левин с факультета богословия Университета имени Вандербилта пишет:
Эта новая пересмотренная версия Иисуса не только никак не повлияет на отношения между иудаизмом и христианством, но и в целом Евангелие Иуды содержит богословскую теорию, из которой ничего хорошего не почерпнут ни иудеи, ни христиане […] Я предпочла бы сохранить в качестве героя Бога Израиля вместо того, чтобы делать героем Иуду, Я предпочла бы сохранить закон и пророков вместо того, чтобы узнавать что–то о просветленных зонах, и предпочла бы уважать человеческое тело вместо того, чтобы отвергать его.[105]
Все это, пожалуй, подрывает трогательную убежденность Фриды Чакос Нуссбергер (перекупившей манускрипт и передавшей его на обработку) в том, что ей было «предопределено самим Иудой реабилитировать его»[106]. И повторение устами Кросни предположения Мейера и Эрмана, что это новое «евангелие» устранит средневековую идею коллективной виновности (Евангелие Иуды не содержит зловещей клеветы, которая могла бы на протяжении истории вызывать поношение евреев, погромы и даже холокост»), ясно дает понять, что к чему[107]. Как часто происходит в постмодернистском обществе, ссылки на холокост используются как уже довольно заезженный способ заявить о своих высоких моральных устоях. Но только лишь потому, что «Иуда» в этом документе «исполняет пожелания своего возлюбленного учителя», как выражается Кросни, нет причин предполагать, что это вразумит остающихся в мире антисемитов. Ведь в документе ничего не говорится о принадлежности Иуды к евреям; и все, что в нем говорится о еврейском народе, — это то, что эти люди поклоняются не тому, что нужно, божеству. Над ними уместно насмехаться, а их мировоззрение следует отвергнуть.
* * *
Однако редакторы заявляют, что этот текст содержит не только информацию, реабилитирующую Иуду. Это еще и новый, вдохновляющий взгляд на самого Иисуса. Мне, кажется, ясно, что имел в виду Мейер, говоря о посыле текста как о «благой вести»:
Посыл Евангелия Иуды в том, что как и Иисус, представляющий собой духовное существо, пришедшее из высших сфер и возвращающееся к неземному блаженству, так и истинные последователи Иисуса есть духовные существа, которым суждено существование в божественной сфере […] по окончании земной жизни, это люди, принадлежащие к великому поколению Сифа. Они оставят все, из чего состоит этот бренный мир, чтобы дать свободу своей внутренней сущности и высвободить душу. […] Из уст Иисуса звучит мистическое послание надежды и свободы.[108]
Послание надежды и свободы, может быть, но отнюдь не в том смысле, который был бы понятен первым христианам.
