Немцы вернулись через сорок минут, во главе колонны танков. Первое, что они сделали — выкосили танковыми пулемётами и пушками ту маленькую рощицу, из которой расстреляли мотоциклистов. Головная машина попыталась столкнуть кучу мотоциклов вперёд и сбросить с полотна дороги. Настроенная на подрыв граната, вставленная между двух бензобаков, сначала не сработала. Она сработала метров через пять, как только танк начал сдвигать эту кучу расстрелянных мотоциклов в сторону. Раздался взрыв и выплеснулся фонтан огня, накрывший языком горящего бензина немецкий танк. Вся куча мотоциклов мгновенно вспыхнула, как вспыхнуло и шоссе, обильно политое бензином. Танкисты сразу сдали назад, но было уже поздно. Танк горел. Наблюдающий в бинокль Черемисин, глядя, как танкисты выскакивают из машины, пожалел, что для снайперов далековато, — шестьсот метров. Танк горел пять минут, затем внутри начали рваться боеприпасы. Поскольку они были маленького калибра, танк только вздрагивал, от подрыва очередных снарядов. Танкисты, видно, получив команду, начали объезжать горящую машину справа и слева, держась от дороги метрах в пяти, не желая наезжать на тела убитых немцев. Именно там сапёры установили десять противотанковых мин, две на шоссе, замаскировав в засыпанных мелких воронках, и по четыре с каждой стороны дороги. Старлей надеялся, что сработает хоть одна. Сработало две. Два танка остановились. Один с сорванной гусеницей развернуло бортом, второй просто стоял. Не горел, но и не двигался. Тогда колонна встала окончательно, минут на тридцать. Побежали сапёры и начали проверять коридор движения. Найденные мины просто обозначали флажками, не разминируя. Пока сапёры занимались делом, сгоревший танк зацепили тросом и стянули с полотна дороги. В подошедший грузовик сгрузили тела убитых немецких разведчиков, и отправили в тыл. Скинули с дороги сгоревшие мотоциклы, извлекли две найденные мины из полотна шоссе и двинулись вперёд. Два своих орудия лейтенант Сенин поставил на левой окраине деревушки, поближе к спрятанным машинам. Одно — на правой стороне, у дороги на Гатковку. Сначала должно было начать одиночное орудие, а вот когда танки развернутся в его сторону, подставив борта, вот тогда и ударит основная сила батареи. Хотя всем артиллеристам довели, что максимальная толщина брони немцев тридцать миллиметров, а на бортах у многих танков всего пятнадцать, что для их пушек вполне приемлемо, что в лоб, что в борт, но хотелось бить наверняка. Орудие сержанта Дёмина ударило, и первый танк встал на шоссе. Следом ударило ещё раз, и загорелся танк с сорванной гусеницей. Немцы несколько секунд выждали, видно совещаясь по связи, откуда ударила пушка, затем два взвода танков сползло с дороги и на полном ходу погнало в сторону орудия. Пехота ссыпалась с машин и развернулась в направлении Бояничей. Дёмин не стрелял. Лейтенант приказал ему после трёх выстрелов менять позицию. Иначе накроют.
Два орудия Сенина стреляли по мчащимся танкам очень быстро. И что, самое главное — попадали. Шесть выстрелов и четыре немецких танка встали, один, куда, влепили сразу два снаряда, взорвался. Последний танк подбил сам Демин, с пятидесяти метров, выставив ствол орудия из-за угла хаты. Немец же ударил по старой позиции, где стояла обманка. Это их научили гаубичники из шестой армии, прикрывавшие с тыла. Фанерный зелёный щит с оглоблей вместо ствола, выставили на старой позиции всего за полминуты, а со стороны врага никак не отличишь. Простая вещь, но жизнь спасла. Дёмин вогнал ещё два снаряда в колонну, благо расстояние позволяло, расчёт добил выскочивших из танка танкистов и начал быстро цеплять орудие с передком к машине, с тревогой наблюдая за приближавшейся к Бояничам немецкой пехотой. Две роты немцев Черемисин подпустил на двести метров. Местность была совершенно открытая, ровная, как стол. После трехминутной стрельбы, у немцев стало на две роты меньше. Может кто-то и отполз, или спрятался за трупы, но таких сообразительных было единицы. Пулемёты стригли чисто.
— Обманку не забудьте закинуть, — приказал расчёту сержант и два бойца быстро притащили посечённый осколками щит и "ствол" маскировочного орудия. Машина направилась к точке сбора. Сенин тоже успел убрать с позиции свои орудия, до того как окраину Бояничей немцы накрыли огнём танковых пушек. На расстоянии километра колонна начала развёртываться вправо и влево в боевой порядок. Появились убитые и раненые. Командир роты приказал обстрелять колонну из всех пулемётов и дал красную ракету на отход. Рота, вместе с противотанкистами, отступала через Опильское на Сокаль и смещалась к северо-востоку на Перетоки. Всё три пушки удалось сохранить, что было большой удачей. Рота уничтожила восемь мотоциклов, один танк и две роты немцев, да артиллеристы ещё девять танков в счёт добавили. Победа была достойной, не смотря на потери. Колонну удалось задержать на два с половиной часа. Сейчас бойцы быстро грузились по машинам. Сенин ехал на первом грузовике, с прицепленной пушкой, командир стрелковой роты Черемисин на замыкающем.
Сзади, в расположении немцев начали рваться тяжёлые снаряды. Тяжёлая артиллерия шестой армии сменила позиции и начала препятствовать немецкому прорыву. Снаряды рвались очень точно, укладываясь вдоль дороги и сметая машины и танки. Собравшаяся было колонна, опять начала быстро рассредоточиваться, уходя из-под обстрела. Но достаточно было скопиться нескольким машинам в одном месте, как туда падал снаряд.
На командном пункте 11-й танковой дивизии вермахта, после того как доложили о взятии Бояничей и потерях, генерал Людвиг Крувелл сказал своему начальнику штаба, что-то измерив на карте:
— Генрих, эти потери меня просто ужасают. Мы продвинулись всего на десять километров и у нас выбили тридцать танков. Через шестьдесят километров, если так пойдёт дальше, нам придётся воевать в пехоте, у дивизии танков просто не останется!
Генерал несколько ошибался. Две эскадрильи "чаек" майора Акуленко разбомбили тылы пятнадцатого танкового полка захватившего Бояничи. Немцы, подтягивая тылы, как раз выстроили транспортную колонну и тронулись в направлении на Сокаль. Летчики не стали бомбить танки. Они прошли дальше по дороге и разнесли автомобильный хвост. Двадцать самолётов, сделав три захода, сбросили по двести килограмм бомб, добавили реактивными снарядами и пулемётами. Тылов не стало. А без тыла немецкие танки не воюют. Дорогу на Сокаль надо было чистить, прежде чем по ней наступать дальше. Два километра было забито сгоревшими и искореженными автомобилями.
— Товарищ генерал, разрешите доложить, — обратился командир разведывательного батальона к комдиву.
— Слушаю вас, товарищ майор, — повернулся к нему генерал-майор Сущий.
— На местности между первой и второй линий обороны собрано тридцать два сбитых пилота. Двое погибших, шестеро раненых, остальные готовы встать в строй. Взято в плен четыре немецких лётчика.
— Как же вы так быстро управились, всего за два часа?
— Об этом только вам лично, товарищ генерал, — повёл глазами майор вокруг, намекая на окружающих командиров.
— Ну, пойдём, отойдем, Найдёнов, — сказал Филипп Григорьевич, сообразив, что имеются сведения, не предназначенные для чужих ушей. Он обнял за плечи командира разведбата и отвёл в сторону метров на десять. — Говори, не стесняйся.
— Нам Хранитель Глеб помог. Мы только троих нашли. А он, видно поняв, чем мы занимаемся, потребовал у меня карту и нанес все точки, где белые парашюты сверху видны.
— А как же он наносил, он же дух?
— Попросил у меня карандаш, положил на капот машины карту и начал красные точки ставить. За две минуты тридцать три точки нанёс. В одном месте пилота не нашли, только наш парашют.
— Так ушел, наверное. Кто ж ждать будет, чтоб немцы захватили.
— Мы хорошо искали, товарищ генерал. В радиусе четырех километров. Но не нашли. Разбили всю местность по квадратам и несколькими группами всех собрали в течение часа.
— Покажите это место на карте.
