Мы живем в такое время, когда затянувшийся момент анонимного соприкосновения взглядов нередко побуждает отвернуться - не из-за стеснения слишком большого удовольствия видеть и быть видимым, а из страха установления отношений, поскольку теперь целомудренные моменты анонимной связи поглощаются подозрением и чувством небезопасности.

Если встречаются полные неопределенной тайны взгляды двух незнакомых людей, больше уже нет множества возможностей, нюансов, и обменов. В наши беспокойные освобожденные времена, чем дольше затягивается эта встреча взглядов, тем больше кажется, что существуют только одна возможность, одно побуждение, и одна опасность. Сколько раз в день с вами случается нечто вроде опыта Тима?

Я вижу кого-то в автобусе, и мы перехватываем взгляды друг друга и полуулыбаемся друг другу, как будто этого почти не было. В течение следующих пяти минут я опасаюсь смотреть в ее сторону, из за страха показаться заигрывающим с ней. Как в мою жизнь вошло так много нервозного страха?

Из-за наших переопределенных эротических допущений, мы, подобно Тиму начали считать, что значение этих взглядов известно каждому и всякому. Так что в мгновение ока, в самом второстепенным из контактов, все уже ясно. Нам нужно только пройти по улице, чтобы все это увидеть: подготовку к опасности или возбуждению в море искателей секса. Все намечено заранее: особые надежды, приключение, циничные или наскучившие определенности.

Быть может, в некоем странно усиливающемся процессе, ускоряемом средствами массовой информации (начиная с Гуттенберга и кончая бульварным телевидением), всевозможные страхи -- иметь «греховные мысли» или, возможно, сексуально подавлять себя; быть «несоответствующим» или стать обеспокоенным; быть гомосексуалом или быть гомофобом; страхи сексуальных зависимостей и венерических болезней и, самое ужасное, СПИДа -- сплелись воедино в зарождающуюся ограниченность, вызывающую растерянность вследствие путаницы понятий. Таким образом, мы все в большей степени оказываемся идущими по натянутому канату на краях эротического смысла.

В то же время, в культуре, где роль фундаментального эротического языка в большей степени играют нюансы тайны, нежели желание, затянувшаяся встреча взглядов двух незнакомых людей становится мимолетным почитанием чего-то удивительного, притягательного, и неопределенного - не «принадлежащего» никому. Единственное волнение, которое при этом возникает - это застенчивость, ощущаемая человеком вблизи прекрасного. Подумайте о том, как вы реагирует, когда на улице кто-то смотрит на вас тепло и глубоко.

Что если бы такой контакт, «основанный на тайне», был нормой? Стали бы испорченными, смущенными, подавленными, или со временем утратили бы те голодные надежды и осторожные взгляды? Пережили бы мы еще одну волну эротического освобождения, в котором тайна питает все, а секс - это лишь одна специализированная возможность? Несомненно, что именно это имел в виду Герберт Маркузе, когда в 1955 г. представлял себе другой вид сексуального освобождения, основанный на «одухотворении инстинктов», а не на «сверх-репрессивной десублимации» наших страстных стремлений и побуждений в каналы желания.

И, безусловно, это то, на что и 1966 г. надеялся Норманн О. Браун, говоря об «эротическом чувстве реальности», чувственном сознании, пробуждающемся к символическим, многослойным тонкостям значений. Когда идеализм лозунга «Занимайся любовью, а не войной» в шестидесятые годы встретился с индийской йогой, он мог бы пойти немного глубже: «Занимайся возвышенной любовью, а не войной» -- это была бы настоящая революция!

В обществе, где эрос оберегается как тайна, анонимный контакт был бы безопаснее, чем безопасность, которую могли бы лишь надеяться обеспечить любая мораль или закон против сексуального насилия. В некоторых культурах третьего мира это целомудрие еще живо и видимо, и взгляды, которые получает человек, невероятно его наполняют. Однако, часто, тайна или чрезмерно защищается и тщательно скрывается, либо борется против современных образов. Когда я исследовал пещеры аскетов в Индии, мой юный местный проводник погрузился в последний индийский журнал сплетен о фильмах и актерах, стараясь «быть в курсе этого», подобно придуманному им образу американца, которого он сопровождал.

Как бы наивно это не звучало, в течение нескольких лет своего тантрического целибата я забывал, что секс столь популярен. Я думал, что это все проделки Голливуда. Я переживал так много возвышающих чувств, что больше не понимал, почему наша культура интерпретирует эротическую тайну исключительно как сексуальное желание. В то время идти по улице было все равно, что оказаться в другом мире; мне вдруг вспомнился мудрый афоризм: «Причина, по которой мы не находим Бога, состоит в том, что мы недостаточно смотрим вниз».

Именно в малых, тонких деталях жизни - многочисленных видах печали, в бесконечном унылом безмолвии, когда не возникает ни одной мысли - без желаний парит эрос, подобно летней жаре в кронах деревьев. Возможно, такое целомудрие поведет вас путями любви, лишенной желания, в которую пока не могут поверить те, что живут в великой анонимности. Но, быть может, однажды они тоже поверят.

Тайна разделяемого пола

Среди многих провоцирующих переоценок сексологических понятий, возникающих из понимания эроса как тайны, пожалуй, ни одна не является такой многообещающей, как представление о том, что пол (род) существует только как разделяемая гибкая взаимозависимость. Таким образом, мы будем обсуждать пол как фундаментальное состояние эротического воплощения, в котором оказываются мужчины и женщины, а не как способ отличать одних от других и даже не как то, чем различаются их схемы поведения по отношению друг к другу. Мы будем подходить к полу как к разделяемой тайне.

В языке род обозначает тот класс человеческих феноменов, к которому относятся друг, партнер, соперник, и враг. Подобно дружбе или соперничеству, род существует между людьми, а не в них. Род всегда подразумевает (с бесконечно большей убедительностью, чем менее притягательное понятие индивидуальности) тайну все более тонких отношений с другим и с миром.

Кроме того, род (пол) - это название категории, к в термине «вопросы пола». Только одна другая категория предполагает столь же полную интеграцию всех составляющих элементов, и это - экология. Например, в то время как лес представляет собой одномерное название для «природного пространства», термин экология леса - это многомерное название, обозначающее крайне динамичное взаимодействие и все более тонкую взаимосвязанность, даже синхронное единство. Измените одну ветвь, и это вызовет волны изменений во все экологии леса.

Точно так же, у людей может быть много общего (история, язык, религия, культура), но как только мы называем их людьми, имеющими пол, число их измерений сразу же экспоненциально растет. Внезапно среди них появляется чувство неуловимой общей тайны (как в экологии лесного сообщества). Чтобы понимать пол и род, наблюдайте более неоднозначные, тонкие, и таинственные общности между людьми (или любыми другими формами жизни).

Пол подобен воде, в которой плавают две рыбки, делающей видимой и возможной из игру друг с другом. Это игра или общее взаимодействие двух или более людей в том, что касается эротической тайны. Даже наша физиология заметно и, порой, драматически меняется, когда мы живем с возлюбленным или отдельно от него. Определение пола, которое отличает комбинированные характеристики людей с мужскими телами от комбинированных характеристик людей с женскими телами (то есть, пол как определяющий половые различия), очень убедительно, но недостаточно для того, чтобы иметь дело с согласованной реальностью пола.

Мужчина и женщина как исходные пункты

Термины женщина и мужчина - это лишь исходные пункты в жизни пола, и подразумевают родство между мужчиной и женщиной или между двумя женщинами или двумя мужчинами, которое отличается от родства между двадцатипятилетним человеком и тридцатипятилетним человеком. Чтение истории о человеке, а не о мужчине или женщине, возбуждает в читателе недостаточную эротическую тайну (кроме как тем, что сам термин человек служит притягательной маской).