Незадолго до полуночи во дворе его бывшего дома появилось четверо крепких парней; они расположились так, чтобы блокировать черный ход. У парадного подъезда со стороны улицы остановились две машины с такими же типами; дверь распахнулась под сильным ударом, и агенты устремились наверх. Они пробыли там часа три и чуть не прикончили хозяина — прежде чем убедились в его полной невиновности.
Моури об этом ничего не знал. Его деятельность вызвала наконец ответную реакцию, но, к счастью, он сумел проворонить столь явное доказательство успеха своих операций.
Он выбрал новое убежище в полутора милях от старого — длинную узкую комнату на верхнем этаже полуразвалившегося здания в самом опасном квартале Пертейна, в районе, где тротуары очищали единственным способом — спихивая мусор на мостовую. Документы здесь никого не интересовали; одна из самых похвальных привычек обитателей этого квартала заключалась в том, что они не лезли в чужие дела. Чтобы снять комнату, оказалось достаточным предъявить купюру в пятьдесят гильдеров. Взамен он получил старый ключ.
Моури пользовался им недолго — он сразу же приобрел надежный замок и врезал его в дверь. А также поставил новые шпингалеты на окно, хотя оно находилось в сорока футах над землей и к нему было трудно пробраться. И наконец, он сделал небольшой люк на крышу, которым предполагал воспользоваться, если лестница будет заблокирована агентами Кайтемпи.
В таком районе стоило опасаться только мелких воришек — крупные не станут размениваться на комнаты в трущобах. Моури решил, что новый замок и шпингалеты на окне окажутся для них серьезным препятствием. Он доверял своим беспокойным соседям не больше, чем сами соседи доверяли друг другу.
Пришлось затратить немало времени на уборку, чтобы привести комнату в жилой вид. Если он когда-нибудь попадет в застенки Кайтемпи, то там будет не до соблюдения правил гигиены; но на свободе ему хотелось жить в чистоте. Когда он закончил свой труд, комната стала такой опрятной, какой, видимо, не была с тех пор, как из нее ушли строители.
Депрессия и чувство нависшей опасности наконец покинули Моури. В хорошем настроении он вышел из дома и бодро зашагал по улице, которая упиралась в заваленный мусором пустырь. Поблизости никого не было; оглянувшись, он положил конфискованный у Свиного Рыла пистолет на краю тротуара — так, что его не заметил бы только слепой. Затем, сунув руки в карманы, чуть искривив ноги, он двинулся обратно. Ярдах в семидесяти ему попался подходящий подъезд; Моури встал там в небрежной позе, с видом человека, не столь глупого, чтобы утруждать себя честным трудом. Такая манера считалась весьма модной в квартале, избранном им для проживания.
Джеймс бездумно созерцал противоположную сторону улицы, но время от времени бросал цепкий взгляд на пистолет, валявшийся на тротуаре.
Дальнейший ход событий еще раз подтвердил, что люди редко смотрят себе под нога. За четверть часа тридцать человек прошли мимо пистолета, ничего не заметив; один даже наступил на него. Наконец оружие увидел парень со впалой грудью, ногами, кривыми, как колесо, и темно-сизыми пятнами на лице. Он застыл на месте, глядя на пистолет; потом наклонился, чтобы разглядеть его получше, и уже протянул было руку к оружию, но в последний момент передумал и поспешил убраться. Кривоногий парень перешел улицу перед носом Моури; на лице его застыло выражение неудовлетворенного желания и страха.
«Не прочь стащить, но боится», — решил Моури.
Прошли еще двадцать прохожих. Из них двое заметили пистолет, но притворились, что ничего не видят. Не решились они и вернуться, чтобы завладеть оружием, когда поблизости никого не будет. Вероятно, они догадались, что пистолет был опасной уликой, от которой кто-то счел нужным избавиться, и не горели желанием таскать такую штуку в своем кармане.
Человек, в конце концов поднявший пистолет, похоже, не боялся ничего. Крепко сбитый, с квадратной челюстью и раскачивающейся походкой, он даже не замедлил шагов, хотя сразу же заметил оружие. Остановившись на углу ярдах в пятидесяти, он оглянулся с видом человека, заблудившегося в незнакомом районе, затем вытащил из кармана записную книжку и притворился, что ищет в ней адрес. Тем временем его острые маленькие глазки обшаривали улицу; однако Моури, укрывшегося в тени подъезда, он не заметил.
Через несколько минут он пошел обратно, ловко уронил записную книжку на пистолет, сгреб и то и другое одним движением и спокойно двинулся дальше. В руке его осталась только записная книжка; пистолет исчез куда-то с непостижимой скоростью, свидетельствовавшей о долгой практике в такого рода делах.
Позволив незнакомцу удалиться на достаточное расстояние, Моури выскользнул из подъезда и последовал за ним. Он надеялся, что идти недалеко. Этот тип с квадратной челюстью был серьезным клиентом; в случае длительной слежки он обнаружит преследователя и попытается отделаться от него любым способом. Моури очень не хотелось упускать свою с таким трудом выслеженную добычу.
Квадратная Челюсть бодро ковылял по тротуару, потом юркнул направо в узкий грязный переулок, а на следующем перекрестке повернул налево. Он шел уверенно и спокойно и, казалось, не подозревал, что за ним следят. В конце улицы Квадратная Челюсть вошел в дешевый ресторан с пыльными окнами и вывеской, настолько облупившейся, что ее невозможно было прочесть. Чуть позже Моури решительно распахнул дверь и вошел.
Воняло потом, прогорклой пищей и зисом. Бармен с жёлтовато-сизой физиономией встретил Моури неприветливым взглядом, видимо, специально приготовленным для незнакомцев. Дюжина посетителей, сидевших в полумраке у заляпанной некрашеной стены, смотрела не ласковей. Вид у них, был довольно-таки кровожадный.
Моури небрежно оперся о стойку и обратился к Железной Роже, стараясь говорить внушительно:
— Неплохо бы выпить чашечку кофе, а, приятель?
— Кофе? — Бармен дернулся, словно его кольнуло шилом. — Клянусь кровью Джеймы, это же спакумское пойло!
— Ага, — согласился Моури. — И я собираюсь облевать им весь пол. — Он хрипло рассмеялся. — Проснись, парень, и налей мне зиса!
Бармен оскалился, оценив шутку, достал с полки стеклянную кружку, которую, несомненно, мыли не чаще раза в неделю, налил до краев низкосортным зисом и протянул Моури:
— С тебя шесть десятых.
Расплатившись, Моури понес кружку к маленькому столику в самом темном углу; двенадцать пар глаз внимательно следили за ним. Усевшись, он внимательно осмотрел зал, не обращая внимания на повисшую мрачную тишину. Он вел себя так, словно был завсегдатаем в подобных трущобах. Взгляд его уткнулся в Квадратную Челюсть — как раз в тот момент, когда сия достойная личность, встав с кружкой, в руке, прошествовала через зал и уселась за его столик.
Этот акт признания сразу же разрядил обстановку. Напряжение спало, головорезы у стены потеряли всякий интерес к Моури, бармен облегченно переступил с ноги на ногу, снова раздался тихий шелест голосов. Очевидно, Квадратная Челюсть был одним из почетных клиентов этого заведения и его знакомые пользовались неограниченным доверием.
Сидевший напротив Моури головорез представился.
— Меня зовут Архава, Бутин Архава. — Он подождал ответа, которого так и не последовало, затем продолжал: — Ты не отсюда. С Диракты. И конечно, из Машамы, судя по акценту.
— Ловко подмечено, — отозвался Моури.
— Приходится ловчить, дураки обычно кончают в петле. — Он хлебнул из кружки. — Будь ты местным, ты не зашел бы сюда. А может, ты — из Кайтемпи?
— Да ну?
— Нет, не похоже… Они не рискнули бы послать сюда тебя одного. Они бы отправили шестерых, а может, и больше. Им известно, что в баре «Сузун» всякое случается.
— Меня, — сказал Моури, — это вполне устраивает.
— А меня — еще больше.
Бутин Архава шевельнулся, и над краем стола показалось дуло пистолета Свинорылого; оно было направлено прямо на собеседника:
— Я не люблю, парень, когда за мной следят. Учти, если эта пушка случайно бабахнет, никто здесь даже не пошевельнется… ну, а ты надолго избавишься от волнений. Так что лучше рассказывай. Зачем ты за мной шел, а?
