С момента своего приезда в Австрию в 1904 году Гитлер включается в пангерманское движение. Он преклоняется перед Георгом фон Шонерером и доктором Карлом Люгером, которые трудятся во имя спасения немецкого народа и разрушения австрийского государства. Движение потерпело полный крах. Согласно Гитлеру, это произошло в силу следующих причин: 1) социальные проблемы носили неясный характер; 2) попытка получить поддержку парламента провалилась; 3) у народа не было стремления к революции. Каждый из этих элементов затормозил движение. Как бы то ни было, эти составляющие не были упущены Гитлером в дальнейшем, когда он рассматривал возможности объединения немецкого народа для благоденствия в Европе и во всем мире. Все эти причины он считал прямыми угрозами свершению своих планов.

Гитлер вернулся в Мюнхен незадолго перед началом Первой мировой войны. Он называл это время счастливейшим в своей жизни. Он немедленно решил отправиться добровольцем в армию и получил разрешение от короля Людвига III надеть мундир баварского полка, в котором прослужил шесть лет. Этот опыт привел Гитлера к другому ключевому моменту в его личной философии. На войне Гитлер заметил, что пропаганда — инструмент, активно используемый врагом: немцев изображали свирепыми, жаждущими крови боевыми машинами. То, что его правительство не использовало этот прием, он считал одной из причин поражения Германии. Он понял, что пропаганда, если ее правильно использовать, — один из наиболее эффективных инструментов войны, средство, которое убеждает массы: простое, созвучное моменту и испытанное в методах и способах подачи. Он учится на чужих ошибках, чтобы не повторять их в будущем.

Быстро падение Рейха и поражение было признано и немедленно позабыто, что, согласно Гитлеру, дало время реабилитировать национальное сознание, вложить в умы людей нужные идеи и взрастить их. Опираясь на ранние цели провалившегося пангерманского движения в Австрии, Гитлер сосредоточился на развитии национал-социализма: сплочении потерянной нации вокруг концепции сильной единой Германии. Внутренней основой этой цели было то, что достойными гражданами могли стать только чистокровные немцы; остальные считались лишь материалом, служащим благу нации.

«В результате скрещения двух существ, стоящих на различных ступенях развития, неизбежно получается потомство, ступень развития которого находится где-то посередине между ступенями развития каждого из родителей. Это значит, что потомство будет стоять несколько выше, нежели отсталый из родителей, но в то же время ниже, нежели более развитый из родителей. […] Такое спаривание находится в полном противоречии со стремлениями природы к постоянному совершенствованию жизни. Основной предпосылкой совершенствования является, конечно, не спаривание вышестоящего существа с нижестоящим, а только победа первого над вторым. Более сильный должен властвовать над более слабым, а вовсе не спариваться с более слабым и жертвовать таким образом собственной силой. Только слабые могут находить в этом нечто ужасное. На то они именно и слабые и ограниченные люди. Если бы в нашей жизни господствовал именно этот закон, то это означало бы, что более высокое развитие органических существ становится вообще невозможным. […] Таким образом, можно сказать, что результатом каждого скрещивания рас является: а) снижение уровня более высокой расы; б) физический и умственный регресс, а тем самым и начало хотя и медленного, но систематического вырождения. Содействовать этакому развитию означает грешить против воли Всевышнего вечного — нашего творца».

Наблюдения молодого Гитлера заложили основы нацистской Германии. «Арийцы», по Гитлеру, господствующая раса, были сильными, могущественными созидателями, прототипами идеального человеческого существа, строительным материалом, отвечающим философии национал-социалистической партии. Существование разных рас — необходимость; но лишь одна из них должна возвыситься над всеми и получить абсолютную власть. Его мечта будет осуществлена, когда немцы станут единственными правителями мира. А до тех пор Гитлер будет использовать любую стратегию и тактику для достижения этой цели.

Перед Второй мировой войной «Mein Kampf» вызывает наиболее пристальный интерес. К этому времени большая часть планеты была уверена, что текст являет собой гитлеровский план завоевания мира. Отто Д. Толишус писал в «Нью-Йорк Таймс Мэгэзин»: «По содержанию «Mein Kampf» на десять процентов автобиография, на девяносто процентов — догма и на сто процентов — пропаганда. Каждое слово в ней… было написано… с целью пропаганды. Если судить по ее успешности, то это пропагандистский шедевр века». «Шедевр» также содержал картину гитлеровских ценностей: Гитлер признает неэффективность правительства, которое слишком велико, чтобы поддерживать стабильность и эффективно решать проблемы; он считает, что одно лишь образование никогда не будет полезным, поэтому пропагандирует греческий идеал — баланс между умственным и физическим развитием; и он признает ценность и силу нации, объединенной патриотизмом и волей к победе.

«Mein Kampf» вызвала множество претензий с момента появления и до Второй мировой войны. Джонатан Грин в «Энциклопедии цензуры» называет «Mein Kampf» одной из «особенно часто» запрещаемых книг. Но, возможно, наиболее подробно задокументированная история содержится в исследовании Джеймса и Пейшенс Барнс «Mein Kampf» Гитлера в Британии и Америке», которое освещает не только издательские войны в Соединенных Штатах, но также рассматривает все ключевые процессы, напрямую или косвенно связанные с «Mein Kampf».

Первая публикация в США была осуществлена Хоктоном Миффлином в 1933 году в Бостоне, в том же году эта же версия была опубликована в Лондоне «Херст & Блэкетт». Переводчиком был И. Т. С. Дагдейл.

В 1928 году «Кертис Браун Лимитед» получила права на перевод от «Эхер Ферлаг», немецкого издателя. Однако Черри Киртон, бывший сотрудник «Кертис Браун Лимитед», передал текст конкурирующей фирме «Херст & Блэкетт», когда поменял место работы, решив, что вряд ли какие-нибудь возражения последуют со стороны Гитлера. Когда гитлеровская канцелярия была проинформирована, Киртон попытался добыть копию текста в надежде отомстить бывшей компании публикацией. Однако Кертис Браун потребовал круглую сумму только за оригинал — так, что купить его стало трудно. Такова была ситуация, когда Дагсдейл вмешался в дело и предложил свой перевод Киртону и «Херст & Блэкетт» бесплатно. Они согласились и опубликовали текст первыми.

В августе того же года «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн» разразились бранью в адрес Хоктона Миффлина по поводу готовящейся публикации: «Мы обвиняем этих издателей в попытке нажиться на страданиях и катастрофе большой части человеческой семьи». Статья от 18 августа 1933 года в «Нью-Йорк Таймс» приводит цитату из передовицы «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн»: «…если компания Хоктона Мифлина намерена опубликовать книгу Гитлера, «им лучше напечатать этот текст красным, как символом крови, пролитой нацистами Третьего рейха…»» Дэвид Браун, издатель еврейской газеты, заявил: «Мы категорически возражаем против публикации, продажи и распространения английского перевода «Mein Kampf» Гитлера в Соединенных Штатах».

Реакция, подобная отклику «Америкэн Хебрю энд Джуиш Трибьюн», стала обычной, и направлена она была не только против самого текста, но и против издателя. Группа озабоченных жителей Нью-Йорка обратилась с петицией в Нью-йоркский совет по образованию, заявив свое стремление прекратить использование в школах учебников, изданных Хоктоном Миффлином. Они обвинили Миффлина в «пропаганде самого настоящего бандита». В качестве опровержения Эдвард Мендел, заместитель директора Совета по образованию, заявил, что текст должен быть опубликован, чтобы все «могли увидеть, есть ли в книге какие-то достоинства или это демонстрация невежества, глупости и скудоумия». На ежегодном докладе Американского еврейского комитета за 1934 год было также издано заявление о противодействии публикации текста. Отдельные граждане писали президенту Рузвельту и издателям газет. В одном из писем в «Чикаго Израэлайт» заявляется: «Это злобная ядовитая клевета на большой законопослушный народ, и я хотел бы знать, есть ли возможность остановить публикацию этой книги». В ответ на шумные протесты общественности Роджер Л. Скейф, сотрудник Хоктона Миффлина, заявил: