Пери вспомнила все свои свидания с Питером — с каждым разом все опаснее и опаснее. Как он уложил ее на самый край крыши — так высоко она еще никогда не бывала, — и навалился сверху, и не давал пошевелиться. Правда, она пришла туда по доброй воле — да, пожалуй, хотя она помнила, как крепко держал ее Питер за плечо, пока они поднимались в лифте, и как она не знала, что он с ней сделает, и не решалась спросить, и сама не представляла себе, на что надеется, чего боится, чего сама от него хочет.

Той ночью она чуть с ума не сошла: Питер провел ее по балкам своего недостроенного небоскреба, а потом уложил так, что голова свешивалась в бездну, и внизу, далеко-далеко, мелькали и двигались огоньки, и сверкающие городские небоскребы высились вокруг, перевернутые, словно подвешенные к небу, и ветер хлестал по лицу и шее, и Питер проговорил — «Не бойся, я не дам тебе упасть», — и голос у него, обычно такой мягкий, был сиплым от страсти, но Пери, конечно, боялась, в этом-то все и дело, и страх не унялся, даже когда Питер обнял ее и окутал крыльями, теплыми, гладкими, обдал ее сандаловым запахом кожи и пряным ароматом перьев, и вошел в нее, и еще раз, и еще, словно ему все было мало и близости, и глубины.

Пери плакала от страха и наслаждения, не могла отличить одно от другого, потому что еще не знала такого сильного чувства — все ее тело звенело, будто под током. Мало-помалу Пери поверила в силу Питера, чуть-чуть расслабилась — и только тогда ощутила, как это прекрасно, когда их с Питером обдувает теплый воздух, а снизу пузырьками поднимаются приглушенные звуки и огни Города.

— Я люблю тебя… — выдохнула она ему в плечо, тихо-тихо, чтобы он не слышал.

Они никогда не говорили о том, что произошло между ними той первой ночью. Однако у них появилась общая тайна.

Раз-другой в месяц Питер без предупреждения брал ее куда-нибудь в незнакомое место — то на какую-нибудь свою стройку, то на утес над морем, то на мост. И каждый раз Пери все ему позволяла, доверяла ему свою жизнь. После каждого свидания она несколько дней не чуяла под собой ног от счастья. Тем страшнее было Пери, когда он овладевал ей прямо дома, в собственной постели — и с каждым свиданием рисковал все больше.

— Лапочка, какая же это любовь? — протянула Луиза, когда Пери выдала ей свою тайну: надо же было кому-то рассказать. — Это адреналин.

Пери было все равно. Она опьянела от собственного могущества. Пери даже мечтать не смела, чтобы такой опытный, влиятельный, сдержанный человек, летатель-аристократ, на которого пол-Города смотрели снизу вверх, потерял от нее голову, показал ей, что чувствует, как есть, без оглядки, без брони. Она, Пери Альмонд, видела такого Питера Чешира, какого не знал никто.

Пери впервые в жизни ощутила страсть — и понимала, что не в силах ей сопротивляться и отдаст за Питера жизнь. Оставалось надеяться, что до этого не дойдет.

Дыши в ритме полета. Надо нащупать ритм, который донесет ее до самого города и заодно очистит голову от лишних мыслей. Ничего не выйдет: как всегда во время полета, Пери жадно впитывала образы моря и неба, ощущение ветра и солнца на крыльях, и на нее наваливались воспоминания, страхи и надежды. Больше ей негде и некогда было думать — только здесь, в вышине, в полете.

Воздух над океаном раскололся на хлесткие холодные потоки, небо твердело на глазах. Вода внизу тоже стала иной, прозрачная утренняя зелень и глубокая полуденная синева прилива подернулись растекавшимися в воде ржавыми тучами. Это был не песок. Это были обломанные ветки и острова плавучего мусора. Должно быть, все это нанесло из дельты. Пери взмыла выше, но реку по-прежнему не было видно — только расползалось темное пятно там, где она извергала в море накопившуюся грязь. Вот и все, Пери перелетит за дельту. Пути назад не будет. Пери покрутила колечко на пальце — еще и еще. Она сдержит слово и вернет Хьюго.

С юго-запада налетел сильный ветер, ударил Пери в лицо и в правый бок. Он толкал ее от земли, далеко в море. Если он еще усилится, Пери не сможет лететь против него.

Она оглядела облако, простиравшееся над головой и правее, — что еще готовит погода им с Хьюго? Странное оно было, это облако. Несколько сотен метров в высоту и быстро темнеет, застилая косые лучи послеполуденного солнца. Слишком оно высокое. Вот в чем дело. Кучевые облака при хорошей погоде не бывают такие высокие. Хуже того — оно не одно. Облако впереди входило в длинную череду башен, которые на юго-западе смыкались вдоль горизонта в сплошную стену. Прекрасные кучевые облака обернулись густыми грозовыми тучами и слились в черную гряду. В грозовой фронт.

Как же Пери не заметила, что происходит с облаками? Забыла главное правило полета! «Будь настороже». Хаос говорил ей — не летай, когда голова забита посторонними мыслями. Будь настороже. А она — она, наоборот, увлеклась воспоминаниями, восторгами, тревогами и планами. Конечно, тревожиться было о чем.

Небо вскипело, превратилось в огромный котел бурлящего свинца. Темного, с трескучими огнями.

Пери посмотрела на землю. Надо спускаться, спасаться от ветра, найти, где переждать грозу... но тут она увидела — его.

Крылья затрепетали от ужаса, Пери с усилием вернулась в ровный ритм полета. Далеко позади, немного справа, со стороны земли прямо к Пери, к морю, мчалась черная точка. Ворон. Да-да, конечно, ворон. Кто же еще. Только зачем ворону гнаться за ней над морем в грозу?

Пери снова оглядела облака, темнеющий грозовой фронт впереди — он заметно придвинулся. Лететь туда нельзя ни в коем случае. Пери вся похолодела от страха. «Взлет — дело добровольное. Посадка — принудительное».

Грозовой фронт — самое опасное, что только может быть в воздухе. Ветер возле него достигает немыслимой силы. В лучшем случае грозовой фронт сулил скверную погоду, но тучи впереди громоздились и расширялись кверху в виде наковальни — характерный признак так называемой сверхъячейки, опаснейшего шторма с вращающимися циклоническими восходящими течениями.

Когда Пери снова обернулась, черная точка стала больше и нацелилась прямо на нее. Таких крупных птиц не бывает. Это мог быть только он. Тот самый Хищник, о котором предупреждал Зак, тот самый Хищник, которого она высматривала весь день. Вот он, Хищник Питера, — ему так важно выследить ее, что он летит за ней прямо в грозу. Господи. Как же объяснить ему, что она и в самом деле собирается вернуть Хьюго?! А может быть, им это вообще неважно, может быть, они просто хотят от нее избавиться — раз и навсегда. Хищник отнимет Хьюго и убьет ее — над морем, вдали от любопытных глаз обитателей суши.

Раньше Пери старалась побольше парить в экономном режиме, чтобы сберечь силы. Теперь ветер толкал ее назад, дышать стало трудно, приходилось работать крыльями изо всех сил, иначе можно было сбиться с курса на юг. Мышцы крыльев и спины заболели. Пери и так уже пробыла в воздухе несколько часов, крылья уже не выдерживали дополнительного напряжения, которого требовала от них Пери. Скоро они совсем откажут. Если бы дело было только в грозе, можно было бы свернуть на сушу и либо обогнать грозовой фронт, либо найти укрытие и пересидеть бурю. Но сейчас ее преследует Хищник — и поступать так опасно, даже если бы это было физически возможно.

Пери сосредоточилась, заставила себя разогнаться до предельной скорости и мчаться вперед.

Что же мне делать? Покориться Хищнику, отдать ему Хьюго по доброй воле? Это лучше, чем погибнуть вместе с малышом в грозу. Только Хищник не станет ждать, когда я отдам ему Хьюго. Если он меня догонит, то убьет, утопит в море. Меня никогда не найдут. Проще простого — гораздо проще, чем оставить меня в живых. От меня живой им одни неприятности, за последние несколько дней я это доказала, так ведь? Труп Луизы перекатывается в волнах прибоя. Отличный план. Только вот тучи некстати нагромоздились. Такого никто не предусмотрел.

Видимость падала с каждой секундой, небо темнело, ветер швырял Пери в лицо капли воды. Пери не понимала, что это — дождь или брызги, сорванные ветром с поверхности бушующего внизу моря. Она помотала головой, убрала с лица мокрые волосы. Кругом ревел буйный ветер, грохотали волны — как тут сосредоточиться?!