— Изобретательный план, Нефрит. Я последую за ним тогда в Медный Город.

Только скажите мне, где он квартирует этой ночью, и я буду его поджидать.

— В восточном квартале. Таверна «Убежище», где жулики его рода имеют привычку тратить свою добычу. И не думай, что ты можешь обмануть меня, Тодж.

Если Конан потерпит неудачу, я ничего не теряю. Ты, с другой стороны, можешь потерять все. Поскольку, если ты уедешь и не вернешься со статуей из жемчуга, лежащей погребённой в Медном Городе, ты умрешь! Холодный волны страха пробежали по венам Тоджа. Усилием воли он выровнял свой голос, так, чтобы его язык не выдавал его внутренних чувств.

— Что это означает, Нефрит? Яд? Смех прозвучал снова, резкий и жестокий.

— Простой вор отравляет Повелителя Убийц? Неплохая шутка, будь это так.

Но также и бесполезная. Твой Золотой нектар Лотоса победил бы любой яд, который даже я мог найти. Нет, жало, которое ты чувствовал, прибыло из крошечных челюстей kalb жука королевы. Она — один из Вашего вида, своего рода убийца, хотя не столь быстра, как печально известный Тодж. И она является крошечной, не больше чем остриё швейной иглы. Она уже проникла через твою плоть и ползает вдоль костей, ища сердце. Пища внутри твоего тела откормит ее, поскольку она питается твоими внутренностями. Знай, kalb Королева строит свое гнездо в сердце ее хозяина. Там она отложит много яиц, и множество ее потомство выведется. Это потомство сначала будет крошечным. Но они появятся… голодные.

Когда ты принесешь статую мне, я скажу тебе, как помешать kalb королеве построить ее гнездо. Только у меня есть знание, которое может спасти тебя от этой медленной, агонизирующей гибели.

Самообладание покинуло Тоджа, вытесненное липким страхом.

— Как я узнаю, что Вы сдержите свое слово, Нефрит? Почему должен я приносить статую, если являюсь мертвецом независимо от того, что сделаю? — Ах, Тодж, ты неправильно понимаешь. Я не дал тебе свое слово, мы оба знаем, обещания вора незначительнее, чем дым на ветру. Ты думаешь, что мое предложение не лучше чем определенная смерть? Следующей полной луной kalb королева достигнет твоего сердца и прорвёт его. Ты вынесешь страдание, которое продлится в течение многих недель перед созреванием яиц. Когда kalb жуки будут расти, ты будешь корчиться от мучений, настолько страшных, что станешь просить о смерти. Только я могу спасти тебя от этой судьбы. Нет, Тодж, я знаю тебя слишком хорошо. Ты сделаешь, как я говорю — не для меня, но для себя непосредственно.

Тодж что-то пробормотал, его лицо покраснело.

— Это будет трудно, — продолжил Нефрит. — Другие могут попытаться остановить Конана… другие с силами, которые могут обойти даже твои бесполезные искусства, если они, достигнут жемчужной статуи первыми. Мы не единственные, кто знает, что Медный Город был найден. Мои шпионы принесли новости, которые беспокоят меня. Если эти другие будут угрожать Конану, уничтожь их! И убедись, что киммериец преуспевает, чтобы те другие не закончили то, что начал kalb жук.

Голос Тоджа лихорадочно дрожал.

— Что другие, Нефрит? Я должен знать все. И скажите мне тайну kalb жука теперь! Я клянусь, что никогда снова не попытаюсь обмануть Вас! Что это? Скажите мне сейчас, или я отказываюсь пойти! Единственным ответом на просьбу Тоджа была тишина. Несколько мгновений спустя, первый луч рассвета полз вниз по лестнице и осветил маленькую, круглую палату. Голос Тоджа отозвался эхом от не имеющих окон стен из серого кирпича. Комната была пуста, кроме убийцы и экзотического кинжала, лежащего у его ног. Исчезнувшие ступени лестницы поднялись назад. Рука Тоджа дрожала, когда он поднимал пылающий алым кинжал. Он взял его осторожно, почти с почтением, и обернул его во временные ножны из ткани. Пока он убрал его рядом с флакончиком нектара Золотого Лотоса, который он держал под своими одеждами, ниже кожаного ремня, пересекающего его грудь. Тодж осмотрел себя. С хмурым взглядом он ощупал маленькую, покалывающую рану на ноге. Глотая вкус желчи, которая появилась непрошеная в горле, он побежал вверх по лестнице на поиск Конана-киммерийца… человека, которого он приговорил к смерти.

Пот стекал по шее Конана, продвигающегося вперед по обычным торговым путям на скачущей лошади. Его длинные темные волосы развивались за плечами, похожие на вымпел в порывах смертоносного ветра, невидимыми цепями хлеставшими в лицо. Киммериец вытер слезящиеся глаза и обернулся назад через плечо, сердито проклиная увиденное. Он думал, что его конь опередит своих преследователей, но бандиты были настойчивы.

Конан не мог добиться более быстрой скорости от кобылы; он и так выжимал из неё всё до предела. Преследование началось в полдень, в день после того, как он оставил Мессантии. Он поехал на юго-восток, к лугам северо- западного Шема, избегая известных торговых маршрутов.

Он двигался вдоль предместий густонаселенных городов-государств Шема, по заброшенным, заросшим сорняком тропам. Во многих местностях поблизости, была назначена цена на его голову. Если его поймают, за прошлое неблагоразумие и полное безразличие к шемитским законам его могут бросить в темницу или привести его к более страшной судьбе на плаху палача. Но он быстро пожалел о своем решении поехать по бездорожью, когда большая группа наездников стремительно спустились с покрытого деревьями пригорка, преследуя его с постоянством пиктов, идущих по окровавленному следу. Почему они гнались за одиноким путником? Если это полдюжины простых бандитов, преследующих его, он ворвется в их ряды с беспощадностью. Однако он хорошая мишень и несомненно, украсится стрелами прежде, чем его меч прольёт любую кровь.

Шемиты считались прекрасными стрелками. Конан знал, что шемитские разбойники умело применяли короткие скорострельные луки, хотя они проигрывали по дальности арбалетам или прекрасным гирканским лукам. Но человека со стрелой в животе не заботит, из какого оружия она выпущена.

Конан проклинал свое решение поехать без защиты доспехов. Его простая одежда состояла из кожаного жилета, несколько испачканного и окровавленного в недавней ссоре в «Убежище» и широких шелковых брюк, сужающиеся к сандалиям. Его меч висел на широком поясе, подпрыгивая в такт лошади, рукоятка кинжала выступала из тонкого жилета, протертого от неё.

Киммериец тщательно разглядывал луга впереди, отчаянно нуждаясь в любом ландшафте, который мог обеспечить укрытие. Когда он достиг гребня травянистого пригорка, он увидел пару наездников. Они мчались вперед в отдалении, едва различаемые даже острыми глазами Конана. Ха! Так эти важные персоны позади него, возможно, преследовали иную добычу кроме него.

Осматривая траву, он заметил глубокий, широкий чёткий след копыт, по которому продвигалась пара, скакавшая вдали. Если бы он не был столь отвлечен преследованием, он заметил бы эти признаки раньше. Угроза собственной жизни притупила его острые навыки выслеживания. Если пропустить вперед этих двоих, он мог легко избежать бандитов.

Конан свернул с дороги на восток и направился на юг. Утром, по его расчету, он должен достигнуть большой реки Асгалун, проходящей в восточном направлении через Кирос и Газу, два известные города-государства, прославившихся своими винами. Он усмехался. Несколько кубков газанского вина утолили бы его жажду лучше, чем пойло «Убежища», которое теперь хлюпало в его бурдюке. Лошадь Конана внезапно вздыбилась, поднимаясь, и улыбка сошла с его губ, поскольку он вылетел из седла и приземлился головой вперед на участок тернистых сорняков. Через высокую траву, огромная змея, потревоженная падением, начала скользить к нему. Её темно-красная чешуя и черный капюшон указывали на смертоносную шемитскую гадюку.

— Кром и Бадб! — проревел киммериец и окатился в сторону, поскольку его испуганный конь почти растаптывал его. На расстоянии ладони от Конана разгневанная пасть змеи открылась широко, её разветвленное жало, мерцало между подобными ятагану клыками.