— Кром! — пробормотал он, расстраиваясь, что не увидит и не услышит этого заключенного, и не сможет его поддержать.

— Холодный бог ледяной Киммерии и ты, киммериец, в Шеме? — в хриплом голосе женщины проступали нотки удивления, неуместные в подобной обстановке. Хотя она говорила на шемитском, акцент был иностранным, наиболее вероятно, заморийским.

— Да, я — Конан. Где ты родились и как твое имя? — Я — Кайланна… из Заморы, — добавила она со вздохом.

Брови Конана удивленно поднялись. Кайланна — член королевской династии Заморы, насколько он знал это по своим путешествиям в том королевстве. Она была прекрасной добычей для этих чернобородых шакалов! Но они были безумны, бросив ее в эту гнилую яму. Он непроизвольно ухмыльнулся: «Более редкий узник, чем киммериец, в Шеме заморийская принцесса, попавший в ассирийскую темницу!» — Мой отец — Тиридатес — направил меня в Шем с эскортом из ста мужчин, — объяснила она. — Слухи о союзе между Шемом и Kофом достигли его ушей; он боится, что эти королевства объединят и нападут на него. Я должна была выйти замуж за принца в Шушане и укрепить союз между Заморой и Шемом. Но эти шемитские бандиты подстерегали нас у подножия Огненных Гор.

— Простая сотня охранников? — уточнил Конан недоверчиво. — Тиридатес когда-либо был пьяным глупцом…, и старость оставила его с остроумием деревенского идиота! Кайланна не ответила.

— Кром, девочка, — варвар ворчал застенчиво. — Я не хотел оскорбить. Так или иначе, моя сотня воинов выстояла бы против простых бандитов. Захватившие Вас, ассири, — элитные войска. Без сомнения некоторая местная знать в этих землях стремится предотвратить союз Заморы с Шемом. Мелкие дворяне наводняют эту землю, как мухи навоз. Целая группа их должна была одержать победу в сражении, как мужчины, и уладить вопрос раз и навсегда. Только трусливая свинья похитит девочку и передаст ее в этот слизистый лабиринт.

— Он не мог выделить много солдат, — ответила она с негодованием. — Отец уже переместил большую часть нашей семьи из дворца в Шадизаре в Аренжун, боясь, что убийцы могли напасть на его дочерей. Дворяне Kофа сделают что- нибудь, чтобы предотвратить королевский брак между семьями Шема и Заморы.

Многих мужчин он послал как гарнизон, чтобы защитить семью. И от угрозы из Kофа непосредственно.

— Неважно, — прервал Конан, политика утомила его быстрее, чем самое трудное физическое действие. В Киммерии лучшим политическим деятелем было остро обрамленное лезвие. — Человек, которого они замучили здесь был из Вашего эскорта? — Капитан Тусалос, — ее голос казался напряженным, как будто она подавляла слезы. — Когда шемиты напали, он разделил натрое эскорт и рассеял нас в различных направлениях. Другие… — дрожащий голос умолк, — Другие… — Убиты, без сомнения, — быстро догадался он. — До сих пор, я никогда не слышал о взятии ассири заключенных. Но мы не их первые гости здесь, тем не менее. Они мучили Вас все же? Его прямой вопрос, казалось, застал ее врасплох; подавленный шепот донесся после долгой тишины.

— Все же? Они замучают меня — принцессу? — Возможно, нет, если они потребовали выкуп от Тиридатеса.

— Зачем беспокоить меня, обременяя дополнительными заботами! — Ее голос повысился до октавы. — Верно, что все говорят о твоей расе. Вы — жестокие дикари, варвары с сердцами столь же холодными как холмы, на которых вы живете! Ты унижаешь моего отца и говоришь со мной, как будто я — обычный деревенский бродяга. Это тебя они должны замучить. Убивать мужланов как ты достойных гнить в темницах! Конан опешил, озадаченный ее ядовитой вспышкой. Он был прям с нею, но не в его натуре было склоняться и оправдываться перед каждым мужчиной и женщиной, имевших титул. Уважения добивались, оно не давалось. Однако он посчитал, что его манера была слишком черства. Месяцы пиратства в компании матерых морских волков отразились на нем. Несмотря на королевское происхождение, Кайланна была всего лишь напуганной девочкой, пойманной в ловушку насилием и обманом. Кроме того, воспитание Конана привило ему грубый кодекс чести, который не терпел плохого обращения с невинными, особенно женщинами. Не раздумывая более, Конан торжественно произнёс.

— Я клянусь Кромом, богом моего народа, вытащу Вас из этого места. Ад ждет меня, если я потерплю неудачу.

— Благородные слова одиночки, не основанные ни на чём, — усмехнулась Кайланна. — Я думаю, что ты произносил их сто раз и не соблюдал никогда.

Конан воздерживался от язвительного опровержения. Это только усилило и подтвердило бы ее низкое мнение относительно него. Только дела изменили бы это. Он проводил бы ее в Аренжун в случае необходимости, потратив время по пути назад. Рулвио и парни ждали бы в течение нескольких недель. Кром, они прождали бы в течение многих месяцев, если бы задержка в пути затянулась бы надолго! Конан опустился на пол, чтобы дать отдых здоровой ноге и восстановить силы поврежденной. Расслабившись, он оценил сложившуюся ситуацию. Карта! Что, если эти трижды проклятые ассири забрали её? Они не взяли его жилет, по крайней мере. Его цепи ограничили его движения, но он мог управлять своими пальцами, добравшись до одежды… туда! Шов не был нарушен. Во всей вероятности карта все еще отдыхала между внешними и внутренними кожами.

Конан немного успокоился, всё-таки он молодец, что запечатал свернутый пергамент в жилете, не в кармане.

Из зала внизу донёсся скрежет, потом стук шагов по камню. Отвратительный мучитель вернулся. Он топал к концу коридора и установил свой факел в крепление на стену, непосредственно между камерами Конана и Кайланны.

Киммериец смотрел с тоской на пару ключей, которые висели на кольце широкого пояса тюремщика.

Дурно пахнущий злодей проигнорировал Конана и отпер дверь камеры Кайланны. Когда он приблизился к ней, пульс Конана бешено застучал. Даже в колеблющемся свете факела он понял, почему принц Шушана будет желать дочери Тиридатеса. Ее белокурые локоны обвивали безупречное белое лицо с розовыми губами. Наполненные нефритовым огнем ее глаза могли очаровать сердце человека. Тонкая, прозрачная туника подчеркивала ее изумительное тело, закрепляясь за ее полные груди. Ее длинные, красивые ноги, голые от середины бедра вниз, немного дрожали из-за подходящего шемита. Ассири не сковали ее, в отличие от Конана.

Волосатый дьявол сорвал с нее тунику и стал глазеть на обнаженную фигуру. Конан кипел в беспомощной ярости, поскольку намерение свиньи стало ясным.

— Грязный пёс! — кричал он голосом ревущего в ярости льва. — Коснись её, и я оторву твои члены своими руками и скормлю это крысам! Отвратительная голова повернулась на приземистой, мясистой шее, уставившись на Конана.

— Хe! — тюремщик хихикал. — Пустые угрозы от человека который почти мертвец! Петля ждет тебя в Киросе этой ночью, собака. Ho! Мы получили награду, заманив тебя в ловушку! Я буду пировать как господин завтра, в то время как ты повиснешь на веревке. Теперь будь спокоен и наблюдай, как реально удовлетворит мужчину женщина прежде, чем мы обменяем ее на золото Тиридатеса.

Кайланна закричала и метнулась назад. Тюремщик прикрепил факел к стене напротив, неуклюже возясь со своим поясом.

Конан напрягался в своих цепях с яростью более горячей, чем лава текущая по его венам. Стальные цепи сопротивлялись железным мускулам; кровь текла из- под наручников киммерийца, поскольку он напрягал и сгибал свои руки в усилии, которому, возможно, не соответствовали даже троим нормальным мужчинам. Но соревнование было безнадежно. Цепи, были сделаны настолько крепко, что только молот и долото могли сломать их.

— Конан! — донёсся просительный крик из камеры Кайланны, сопровождаемой звоном металла на камне.

Киммериец смотрел ошеломленно на кольцо ключей, которые оказались на расстоянии нескольких дюймов от его ног. Он не стал тратить впустую время, обдумывая, как Кайланна схватила их, пока тюремщик бросил ее на пол, развернувшись и ворча бессвязно. Конан возился со своими наручниками, выбрав сначала неправильный ключ, затем освобождая себя от стальных оков в ловком безумном движения. Шемит бросился в коридор, поскольку Конан просунул свою руку через решетку своей двери камеры и поворачивал ключ в замке. Он вынудил свое больное колено согнуться, хромая как калека-нищий и проклиная боль, которая вспыхивала от его икры. Обеими руками он толкнул открытую дверь, отбрасывая её на лицо тюремщика. Угрюмый шемит без промедления оттолкнул решетку назад, закрывая Конана в камеру. Конан ударил своим плечом, открывая дверь снова. В его руке болтались цепи, утяжеленные толстыми железными наручниками. Он проскальзывал в дверь, когда кулак тюремщика ударил его в живот. Удар сбил бы более слабого человека с ног, но живот Конана был из стальных мускул. Он отчаянно вскрикнул и пробил череп мучителя сильным ударом тяжелых цепей. Кровь и мозги разлетелись по коридору. Конан захватил факел от стены и окликнул Кайланну прежде, чем дергающийся труп упал на пол. Она предпринимала поспешное усилие прикрыть себя ее раскромсавшими предметами одежды, когда гримасы и судороги сотрясали мертвого шемита.