— К станции? — спросил Цуриков.
— Нет, что вы!
— Тогда, выходит, к шоссе?
— Нет, нет. На Речную.
— И все, больше их не видели?
— Все,— вздохнула Нина и лукаво стрельнула глазками в Цурикова.— Может, еще о чем поговорим?
— В другой раз,— усмехнулся тот.
— Эх, не получились отношения.— Нина весело вскочила со стула.— Невезучая я. Ну, бывайте, раз так.
Когда вышли с фабрики, Цуриков озабоченно покачал головой.
— Это плохо, что они на Речную свернули.
— К реке, выходит?
— Река бывшая. Теперь там длиннейший глубокий овраг. Черт знает чем завален. Вроде свалки. Самое глухое место. Знает, видать, куда вести.
— Давай на этой самой Речной поспрашиваем, может, кто видел их,— предложил Виктор.
— Это можно. Всех там знаю. Мой участок.
Цуриков солидно расправил шинель под широким, с сияющей пряжкой ремнем, и они торопливо зашагали по улице.
У первого же домика на Речной около них собралось несколько женщин. Цурикова все тут знали.
— Приезжал паренек из Москвы к Семке,— сказала одна из женщин.— Но, считай, уж дня три как уехал.
— У Андреевых еще живет один.
— То брат их, с Донбасса.
— Так и у Федьки брат живет. Намедни говорил. Из Наро-Фоминска он.
— Надо проверить,— решительно объявил Цуриков.— Без прописки небось живут.
Виктор пожал плечами.
Настроение его было вконец испорчено. Генка Фирсов опять исчез.
Вслед за Цуриковым вошел он в один из домов и безучастно наблюдал, как тот проверял документы у долговязого усатого шахтера из Донбасса и строгим баском выговаривал хозяевам за отсутствие временной прописки: как-никак на месяц приехал человек.
Потом они таким же порядком проследовали через улицу в другой дом.
Тут Виктора ждала неприятная встреча.
В открывшем дверь парне он узнал того самого Федьку, которого неделю назад встретил в электричке, когда искал хозяина кепки.
Федор тоже узнал его. Сначала он опешил от неожиданности, потом глаза его враждебно прищурились.
— В милицию, выходит, записался? — спросил он.
— Всегда там был, Федя,— спокойно ответил Виктор.
— Понятно.
В это время Цуриков уже прошел в комнату, и они последовали за ним.
Около стола сидел какой-то парень и пил чай, но тут же стояла и начатая бутылка водки.
«Так,— подумал Виктор, спиной ощущая злобный Федькин взгляд.— Еще небось один корешок уцелел. И у Федьки, конечно, прячется». Но тут внезапно ему в голову пришла новая мысль, и он решил проявить инициативу.
Подойдя к парню, Виктор сухо сказал:
— Документы попрошу.
— Дома я их забыл,— не поднимая головы, хмуро ответил парень, потом сунул руку во внутренний карман пиджака и достал сложенный листок бумаги.— Вот, справка одна завалялась.
Виктор развернул листок. То была действительно справка, выданная Борису Павлюкову в том, что он работает шофером на автобазе. Справка была давнишняя, края ее даже обтрепались от времени.
— Откуда приехали? — снова спросил Виктор.
— Из... Наро-Фоминска.
— Точно. Из Наро-Фоминска,— задиристо произнес Федор, выступая вперед.— Приехать, что ли, нельзя? Тетки Веры моей сын. Вот,— кинулся он к стоявшему у стены комоду.— Она еще письмо прислала. Пишет, что Борька приедет. Нельзя, что ли?
Он достал из ящика письмо и сунул его Виктору.
Тот проглядел письмо и спокойно сказал:
— Так. А теперь все-таки придется пройти с нами в отделение.
— Не пойду! — рванулся со стула парень.
— Но, но,— вмешался, наконец, Цуриков.— Потише, прошу. Одевайся.
— А мне что, тоже идти? — враждебно спросил Федор.
— А тебе остаться,— ответил Виктор.
И тут уже Цуриков вмешиваться не решился.
По улице шли молча. Сумерки сгустились, в окнах зажглись огни.
Наконец пришли в отделение, и Виктор попросил оставить его с парнем наедине.
Когда за последним из сотрудников закрылась дверь, он просто сказал:
— Ну, здравствуй, Гена.
Парень в страхе отпрянул от него.
Виктор улыбнулся.
— Долго же я тебя искал, брат.
Спустя час машина уже в полной темноте мчалась в Москву.
На заднем сиденье, между Пашкой и Галей, сидел Гена Фирсов, уже пришедший в себя и даже повеселевший.
Устинов остался в поселке, надо было присутствовать при обыске у Прохоровой и поговорить с Федором.
По дороге Гена рассказывал, как привез его Гусиная Лапа к той старухе.
— ...Он ведь мне что сказал? «Раз,—говорит,— ты от дела откололся, то продать можешь. Потому, если хочешь жить, сиди тут, пока мы это дело провернем». Но я же знал, он все равно со мной посчитается, так и так не жить мне.
— Убежал бы, и все,— заметил Пашка.
— Я уж думал. Но куда убежишь? Ёсли бы кто знакомый тут был. А потом пришел Федька... Нет, но как вы меня узнали, товарищ Панов? Мы же с вами не встречались ни разу.
Виктор усмехнулся.
— Ну, не томи, Виктор,— взмолился Пашка.
— Ладно, братцы, скажу.
Виктор повернулся к ним и, положив локоть на спинку сиденья, неторопливо закурил.
— Главное в том, что мы с тобой, Гена, заочно были уже знакомы. Видел я твою фотографию у матери, над кроватью. Ну, а к тому же еще такие соображения. Федор — племянник старухи, к ней заходит, значит, вполне мог с тобой встретиться. Это раз. Потом. Он парень простой, отзывчивый, к той компании не принадлежит. Встретив тебя, вполне мог помочь. Пришел он в воскресенье, старуха была в церкви, грехи свои замаливала небось,, так что у вас было время поговорить. Это два. Ну, а с Наро-Фоминском у вас чистая липа была. Тетка в письме писала, что Борис приедет через неделю, а дата под письмом трехмесячной давности. Выходит, был уже Борис и уехал. Вот так, милые мои.— Он вдруг поморщился и переменил позу.— Теперь, Гена, все позади. Теперь дело, считайте, закончено. Конец пришел Гусиной Лапе и его стае тоже. Осталось только последние точки поставить.