– Но правила-то есть? – Я поднял глаза и посмотрел вверх, как будто Он разговаривал со мной оттуда, хотя на самом деле Голос звучал не то отовсюду, не то сразу у меня в голове.
– Правила я тебе уже сообщил. Теперь пойдут подробности, то, чего ты не помнишь или вовсе не знаешь. Убили не только тебя. Одновременно убито несколько человек. Ты не помнишь, кем из них был, но иначе игра потеряла бы смысл. Каждый из убитых тоже, наверное, хотел бы иметь выбор и уж точно был бы рад, если бы я и в самом деле закрыл свою «приемную» на выходные и дал им еще два дня…
Ну и дела! Тут уж не до шуток. Убийство, да еще нескольких человек сразу – какой-то голливудский триллер. А я, значит, попал под раздачу? И тогда, и, что еще важнее, сейчас.
– Не ломай голову, почему именно ты. Ну, к примеру, потому, что ты очень уж громко вопил «спаси меня». Объяснение, кстати, ничуть не хуже любого другого. И не надо изображать оскорбленную невинность, мои слова не означают, что я избегаю объяснений из-за того, что считаю тебя глупцом. По вашим – человеческим – меркам ты весьма даже не глуп, но есть вещи, недоступные тебе в принципе. Бессмысленно описывать слепому от рождения радугу. Да что я перед тобой распинаюсь! Предложение честное, – Голос опять хмыкнул, словно подавляя смешок, – настолько, насколько здесь вообще имеет смысл понятие «честность». А объяснять тебе я уж точно ничего не обязан. Или ты считаешь?..
Я помотал головой.
– Вот и ладушки. Будешь еще перебивать – передумаю. Я даю тебе шанс. Тот самый второй шанс, о котором вы все так страстно молите. Ты проживешь за каждого из троих убитых по девять дней. Постараешься их понять, попытаешься полюбить. Ну, или возненавидеть, как получится. Потом вернешься сюда и сделаешь выбор – скажешь, кем из них ты хочешь остаться.
Я задумался. Впрочем, это только так говорится – задумался. Я в общем-то понимал, что особого выбора у меня нет: если меня спрашивают, это еще не означает, что я могу отказаться. Ох, вряд ли. Голос, однако, терпеливо ждал. Ну да еще бы не «терпеливо»! У него тут вечность, почему бы не потратить пару мгновений на ожидание. Да и мысли мои при этом почитать – дополнительное развлечение.
– Не обольщайся, – фыркнул Голос. – Ничего такого особенно интересного в твоих мыслях нет. А выбор, кстати, есть. Можешь и отказаться, без проблем. Не одного тебя убили, предложу ту же игру кому-то из остальных.
– Да согласен я, согласен. Но хоть в общих чертах вы мне расскажете, кем я был, чем занимался, какие люди меня окружали. Я же ничегошеньки не помню!
– Если бы помнил, и игры бы никакой не было. – Голос уже откровенно веселился. – Само собой, я тебе не скажу, кем ты был. Сам догадывайся.
– Как?! – Отчаяние и гнев схлестнулись где-то у меня в горле, вот он какой, пресловутый комок! – Я ведь даже имени своего не помню! Даже не уверен: мужчина или женщина? Может, я вообще не человек, а собака какая-нибудь! Или крыса!
– Хм. Собака или крыса? Это интересно, в следующий раз непременно попробую. Спасибо за идею. А ты – человек, не сомневайся. В остальном обратись к собственным ощущениям. Как вы это там называете? Дежавю? Настройся, вдруг почувствуешь что-то знакомое.
– Сплошные загадки, короче.
– Ох, как вы мне надоели с этими вашими «загадками»! – Голос, кажется, начинал сердиться. – То вам «загадки Вселенной» подавай, то «загадки жизни», а сами-то два и два сложить не умеете. Уж не совались бы! И что самое смешное, каждая «загадка» непременно сведется к тому, что кто-то выше, а кто-то ниже. На днях подслушал двух чудиков: дескать, человеческая жизнь – это компьютер, у некоторых настроена связь с Космосом, а у кого-то – отрезанный от внешней сети дохленький ноутбук с тремя папочками – «карьера», «семья», ну и, может, «любовь», а в папочках огрызки текстов, причем все сплошь ворованные друг у друга. Цирк!
– Не вижу ничего смешного. – Я понимал, что эта якобы прочувствованная речь должна была продемонстрировать мне, что я ни уха ни рыла не смыслю в устройстве Вселенной, но, вместо того чтобы униженно помолчать в тряпочку, зачем-то снова начал возражать: – Не может же быть, чтоб человек состоял только из животных инстинктов, только из желания поесть и… – я замялся, – поспать. Люди стремятся найти свое предназначение, без него не может быть счастья.
Раздавшийся грохот испугал меня больше неожиданностью, чем громкостью. Я даже заозирался: что это такое упало с таким громом? И только через несколько мгновений до меня дошло, что это был Его хохот.
– Голубчик, что за бред? Ты не поверишь, но большинство не слишком-то хочет даже поесть и, – Он хмыкнул, – как ты выражаешься, поспать. Про стремление найти пресловутый смысл жизни и вовсе говорить не приходится. Да если бы не те самые животные инстинкты, вы давно бы уже вымерли. Счастье! Не смеши меня. Сидеть на мешках с золотом и воровать у соседей медяки – вот оно, ваше счастье. Вместе с предназначением.
– Но зачем же тогда человек живет? Он ведь обогащает на земле свою душу, разве нет? Приобретает баллы, ну или как это у вас тут называется, за хорошие поступки и теряет их за плохие. – Не знаю, что заставляло меня спорить (вот уж глупость несусветная, попер муравей против бульдозера), но мне казалось, что я вот-вот что-то пойму.
– Забавный ты. Задаешь вопрос и сам же отвечаешь. Умный, дескать? Какие баллы? Тела – они вроде сосудов, в них плещется душа. В одном сосуде, в другом, в третьем. Никаких баллов. Хотя что-то вроде вкуса накапливается. Ну вот как ваш коньяк, настаиваясь в дубовых бочках, собственно, и становится коньяком. Только дело-то вовсе не в том, чем он в итоге станет, а в процессе. Счастье, говоришь? Какой может быть разговор о счастье, если вы все – ну большинство – предаетесь либо воспоминаниям, либо мечтам. А того, что сию минуту, не то что не цените, вообще не замечаете. Разве что изредка. В моменты либо восторга – ах, она сказала «да», либо ужаса – саблезубый тигр из-за угла выскочил. Кого ни возьми, за всю жизнь таких моментов минут на пять наберется. А все остальное время? Ты, кстати, такой же. Ох, сколько ж ты раз говорил себе: «Завтра начну новую жизнь». Даже тетрадку завел, эдакий «Дневник гения»: начнешь – и опять листы вырываешь, чтоб начисто. А всего-то и надо было поглядеть в «здесь и сейчас», стать своим собственным наблюдателем. Открыть глаза, перестать быть слепцом вроде тех, на которых я устал уже любоваться. Затягивает, конечно, но ведь одно и то же: страхи без повода, ссоры на пустом месте, амбиции никому не нужные. А слепцы все ходят в этих джунглях и ни шагу наружу. Какое уж там счастье!
– Но ведь без этих контрастов и счастья не почувствуешь! – Я понимал, что произношу ужасающую банальность, но и промолчать почему-то не мог. И потом, банальность – потому и банальность, что отражает реальное положение дел, разве не так?
На этот раз хохот был не грохочущим, а мелодичным, как журчание весеннего ручья:
– Примитивный вы все-таки народ, люди. Основная масса, по крайней мере. Больше одной мысли в голове не помещается, да и одна-то редко заходит. Я тебе только что рассказал кое-что о твоей прошлой жизни, даже кое-какие секреты судьбы приоткрыл, а тебя все на глубокомысленные сентенции сносит.
Э-эх! Дурак я, дурак. И ведь не запомнил ничего, мысленно обругал я сам себя.
– Не повторю, и не мечтай, – фыркнул Голос. – Будет тебе урок. Кстати, ты и при жизни не очень-то слушал, что тебе говорят, вылавливал отовсюду лишь то, что считал касающимся тебя лично – частенько ошибаясь, кстати, а прочее пропускал мимо ушей.
Не знаю, на кого я больше злился: на себя или на Него. При этом понимал, что на себя злиться бессмысленно, что сделано, то сделано, не воротишь, а на Него – бесполезно, даже опасно. Но я окончательно запутался, а злость – это хоть что-то понятное!
– Кстати, о контрастах, – продолжал Голос как ни в чем не бывало. – У меня и в мыслях не было убеждать тебя в том, что все эти ваши игры – обиды, страхи, амбиции – не должны существовать. Отнюдь. В них нет ничего дурного. Как, впрочем, и хорошего. И дурное, и хорошее – довольно бессмысленные категории. Бессмысленные применительно к жизни. Просто вы придаете этим фантикам до смешного много значения. Хотя на деле любая проблема, из-за которой вы готовы весь мир обрушить, – не более чем снежинка, летящая в огонь. Любая смертельная обида существует только в голове обиженного. Тоже мне, самураи! А уж как вы друг другу подножки ставите – это вообще нечто запредельное. Главное – зачем? Даже я понять не могу.
