Наконец Миро сказал:

— Винить некого и незачем. В конце концов, лететь к Голубой земле предложил Квач. Но дело не в этом. Дело в том, что мы потеряли много времени и контролирующие приборы справедливо послали сигналы. Так что нам все равно достанется за нарушение программы полета.

— Это ясно, — вмешался Тэн. — Взлетать или не взлетать — вот в чем вопрос.

— Считаю, что нужно взлетать. И немедленно. Иначе роботы будут дополнительно загружены расчетами траекторий и начнут снижать скорости.

— А это значит, что мы опять потеряем время, — сказал Квач, — которое мы выгадали, когда взяли управление в свои руки.

— Правильно! А ты как думаешь, Зет?

Зет все так же мягко и несмело улыбнулся.

— Я думаю, что все правильно. Но мне так нравится эта Голубая земля. На ней так славно дышится… И потом… Потом, как быть с Юрием?

— То есть как быть с Юрием? — удивился Квач. — Мы очень рады знакомству… Но… не можем же мы взять его с собой. У него дом здесь. На этой Голубой земле. Так что…

— Это все правильно, — мягко произнес Зет. — Но знаете, ребята, когда я подключал Юрию обучающий аппарат, я нечаянно дал обратную связь. И мне показалось, что у него какие-то очень большие неприятности. Очень большие… Может быть, он расскажет нам все. И уж тогда мы решим.

— Выходит, ты подслушивал чужие мысли? — сурово спросил Миро.

— Но я же нечаянно, — заморгал Зет. — Случайно.

— Не будем спорить. Расскажи, Юра, что у тебя стряслось и чем мы можем помочь?

Юрий покраснел и потупился. Ему очень не хотелось рассказывать о своих неприятностях. Но еще больше не хотелось отступать — ведь он только что прикоснулся к самой большой тайне, которая когда-либо бывала на его Земле, той самой, которую космонавты называли Голубой. И, вероятно, называли справедливо. Он сам читал, что из космоса его родная Земля кажется голубой и зеленой. Об этом писали космонавты. И это же самое увидели…

Нет, теперь сомнений не было — перед ним за столом сидели именно незнакомые космонавты. Они прилетели с какой-то другой планеты и теперь спешили еще дальше. А раз так — можно им рассказать все по-честному: все равно на Земле никто ничего не узнает.

Но, с другой стороны, единственным представителем Голубой земли на корабле является Юрий. Шарика можно не считать. Значит, по поведению Юрия люди другой планеты будут судить о всех жителях Земли — белых и черных, желтых и краснокожих, коммунистах, капиталистах и неприсоединившихся. В эти критические минуты Юрий отвечал за всю Землю! Один за всех!

И первое, что он хотел сказать, было: «Ничего особенного со мной не произошло. Никаких неприятностей».

Но если он скажет так, то хоть и спасет одну сторону чести землян, но зато уронит другую. Ведь при этом он должен будет соврать. А что может быть противней лжи? Нет, настоящий мужчина никогда не унизится до лжи. В крайнем случае, он промолчит, но не соврет. Правда — вот девиз настоящего мужчины. А для того чтобы принять решение, настоящий мужчина должен знать как можно больше. И поэтому Юрий спросил:

— Слушай, Зет, а почему вам важно знать, какие у меня неприятности?

— Потому, что, может быть, мы поможем тебе.

— Вряд ли… — сомневаясь, покачал головой Юрий. — У меня ведь они… личные. Их можно просто не понять.

— Ну знаешь ли!… — рассердился Миро. — Можно подумать, что ты какой-то особенный. Неповторимый.

— И потом, откуда ты знаешь, может быть, и у нас такие же или, вернее, похожие неприятности? — мягко сказал Зет, и все переглянулись.

Юрий задумался. В самом деле, что он знал о голубых людях? Ровным счетом ничего. Так почему он должен думать, что они плохие и поймут его неправильно? Может быть, потому, что сам он чувствовал, что поступил неправильно, и теперь стыдится собственных поступков? Но голубые-то люди тут ни при чем.

— В общем, так, товарищи. Мы поругались с отцом. И я ушел из дому. Вот…

— Та-ак… Почти понятно, — усмехнулся Квач, и все опять переглянулись.

— Теперь давай уточним. Почему ты поругался с отцом?

— Понимаете, отец все время меня ругал, что я ни о чем не думаю, что я… бездельник. Что он в мои годы уже работал и учился, а я даже учиться как следует не умею… или не хочу. И еще он говорил, что я безвольный, бесхарактерный и настоящего мужчины из меня никогда не получится. Ну вот… Сколько же можно терпеть оскорблений? Я разозлился и ушел.

— Что же ты собирался делать после ухода из дому? — допытывался Миро.

— Не знаю… Вернее, знаю… Но… — Юрий опять вздохнул и покраснел так, что сам понял: в сущности, он был очень смешным и глупым человеком, когда принимал такое решение. — Ноя собирался пожить немного в лесу, пока меня не перестанут искать… А потом пойти работать. А вечером — учиться.

— А у вас учатся вечером? — удивился молчаливый Тэн. — Странно…

— Нет, учатся и утром и днем. Словом, кто как хочет.

— А ты хотел вечером?

— Да.

— А отец хотел, чтобы ты учился утром?

— Нет, дело не только в этом. Мне просто надоело быть маленьким. Понимаете? Все время маленьким! И то нельзя, и это невозможно! И я всегда виноват. Как будто взрослые во всем везде раз и навсегда правые, а я, потому что еще не успел вырасти, обязательно виноват. Мне это надоело. И я решил быть взрослым! Пусть… маленьким, но — взрослым! А что? — сразу став сильным и решительным, спросил Юрий у молчавших и почему-то радостно переглядывающихся космонавтов. — А что, в конце концов? Буду работать и учиться, как это делают взрослые! Буду поступать так, как я считаю нужным. И не буду вечно просить разрешения. Раз отец в мои годы мог работать и учиться — так я не хуже его! Если он никого и ничего не боится, так и я не хуже. Вот потому я и ушел из дому. И никаких неприятностей у меня нет.

Космонавты стали словно родней и ближе. Они сгрудились вокруг Юрия и, кажется, даже полиловели — наверное, у них так проявляется румянец, — и глаза были добрыми и суматошными.

— Тао![1] — воскликнул Миро. — Тао! И здесь Квач прав, и нечего на него сердиться. Каждому надоедает вечно быть маленьким. Особенно если есть голова на плечах, а руки крепкие.

— В конце концов, все совершенно правильно, — миролюбиво согласился мудрый Тэн. — У Юрия точно такая же история, как и у нас. Но, конечно, с поправками на уровень цивилизации.

Юрий с удивлением посмотрел на Тэна, но спросить, почему у них такая же история, не успел, хотя, честно говоря, у него мелькнула странная мысль: «А может быть, эти космонавты на самом деле вовсе не космонавты, а просто сбежавшие из дому мальчишки?… Украли космический корабль — и сбежали. Ведь и в самом деле нужно делать поправку на уровень цивилизации».

— Как вы думаете, — вмешался Зет, и кончики его больших ушей полиловели, — может быть Юрий нашим настоящим товарищем или не может?

Все примолкли, присматриваясь друг к другу и к Юрию, словно заново оценивая и себя, и его.

У Юрия почему-то забилось сердце и мысли словно исчезли. Но он чувствовал, догадывался, что именно сейчас, в эти секунды решается его судьба. Пришло время принимать настоящие мужские решения. А у него билось сердце и сразу пересохло во рту.

«Спокойней… — твердил он себе. — Спокойней!»

Густой, с металлическим оттенком голос заполнил весь корабль:

— Внимание, внимание! Летательный аппарат местных жителей снова приближается к кораблю. Напоминаю, что нейтринный режим вызывает усиленный распад внешней оболочки. Принимайте решение. Принимайте решение.

И Юрий и голубые люди обернулись к экрану.

Вертолет, теперь уже совсем иной конструкции — тяжелый и мощный, быстро и неумолимо приближался к земляничной поляне. Над ним радужным кругом вращался винт. Казалось, что он перемешивает пронизанный солнцем воздух и каждая струйка этого густого, пропахшего летом и земляникой воздуха отражает полуденное жаркое солнце. А под вертолетом трепетали и изгибались от воздушных потоков остроконечные, как пики, верхушки елей, курчавились листвой нежные вершинки берез. Все было необыкновенно красиво и в то же время сурово и мужественно.