Император Александр вверил начальство над своими войсками фельдмаршалу Каменскому, восьмидесятилетнему старцу, который показал в веденных им войнах в царствование Екатерины Великой и силу духа, и мужество. Тотчас по соединении сил он ознаменовал свое прибытие к армии наступательным движением. Он перевел свою главную квартиру в Насельск и расположил четыре дивизии своей первой армии между Укрою, Бугом и Наревом. Вторая армия расположилась между Голыминым и Маковом, оставив одну дивизию на левом берегу Нарева. Прусский корпус под начальством генерала Лестока(7) стоял на берегах Древенцы, по Торнской дороге; он примыкал к левому крылу русских, которые его подкрепили частью войск.
Избегая, чтобы неприятель не стеснил нас на берегах Вислы, и видя необходимость дать нашим действиям более обширный круг перед Варшавой и Торном, я решился начать действовать наступательно. Ней, Бернадотт и часть кавалерии, которая в Торне переправилась через реку, двинулись на Зольдау и Биезунь, маневрируя правым крылом, чтоб отделить прусский корпус и отрезать его от русской армии. Лесток, узнав, что в Биезуне находилась только кавалерия Бессьера, пытался туда проникнуть, но наши храбрые эскадроны ударили на его пехоту, опрокинули одну часть её в болото, а другую заставили отступить с потерею нескольких сот пленных.
23-го декабря в 2 часа утра я отправился к мосту на Буге; Даву перешел его, устроил другой мост на Укре и стал действовать своим левым крылом, стараясь соединиться с Ожеро, который наступал к Новумясту, и с Сультом. Наше концентрическое движение счастливо исполнилось; Ожеро овладел переправою через Укру в Курсумбе, где 14-й линейным полк поддержал славу, приобретенную им при Риволи: оттуда он направился на Новомясто. Я двинулся с войсками Даву в Насельск, откуда мы вытеснили, после сильного сопротивления, дивизию Остермана(8). Беннингсен сосредоточивался у Стржекочина. Неприятельские войска начали отступать на всех пунктах. Я решился обойти их правое крыло с тем, чтобы предупредить их на линии их отступлении в Рожани. Для этого я направил Сульта из Шиканова к Макову; Ней, подкрепляя его правое крыло, следовал во второй линии. Ожеро и главные силы корпуса Даву также должны были, пройдя через Голымин, двинуться к Макову. Одна из дивизий Даву, шедшая из Насельска к Пултуску и корпус Ланна, направлявшийся от Сиероцка вверх по Нареву к этому же городу, должны были атаковать с фронта неприятеля, принявшего это направление.
Старик Каменский, постигая всю важность угрожавшей ему опасности, приказал произвести общее отступление через Остроленку к Ломзе. Зима еще не стала, шли беспрестанные дожди; низменная местность, по которой протекает Нарев, превратилась в огромное болото: движения сделались затруднительными. Приказание подобного пожертвования, которое не было необходимо для спасения армии, вооружило против него начальствовавших под ним генералов. Не веря, что опасность так велика, они колебались повиноваться. Беннингсен, командовавший 1-й армией, собрал ее у Пултуска; Буксгевден, начальствовавший 2-й армией, соединил ее у Макова; довольно значительный корпус, составленный из отдельных частей обеих армий, расположился у Голымина.
Корпус Ланна, подкрепляемый дивизией Гюдена, атаковал 26-го в Пултуске армию Бениингсена. Сражение было весьма жаркое; мы приобрели частный успех над авангардом неприятеля; но когда дошли до его главной позиции, то встретили гораздо упорнейшее сопротивление и русские, воспользовавшись превосходством артиллерии, опрокинули мои войска. Я не считал, однако, этот бой важным: решительный удар должно было направить левее. Ланн думал иначе: полагая, что отступление обесчестит его, он возобновил атаку и потерял множество людей без пользы. В этот же самый день я атаковал Голымин войсками Даву и Ожеро, которых подкреплял Мюрат своей кавалерией. Русские оказали сильное сопротивление: их первая линия, которую Ожеро атаковал с фланга, отступила с своей позиции; но русские удержались в Голымине до ночи: это обстоятельство было мне неприятнее, нежели неудача атаки на Пултуск, несмотря на то, что отступление Буксгевдена было совершено ночью не совсем в порядке и что он оставил нам часть своей артиллерии, завязшей в грязи.
Я еще не отчаивался в успехе предположенного мною плана, надеясь на Сульта, который должен был достигнуть Макова и взять в тыл русские корпуса, сражавшиеся в Голымине и Пултуске. Ней и Бессьер подкрепили бы его, направившись к Шиканову и составив его вторую линию. Я ошибся в своем ожидании. Погода была ужасная; дороги почти непроходимы; одним словом, вся страна превратилась в обширное болото, в котором мы вязли по шею. Это обстоятельство, замедлив движение моего левого крыла, спасло русскую армию. Сульт не мог достигнуть Макова, и дорога на Рожань осталась во власти неприятеля: он воспользовался ею и отступил к Остроленке.
Утверждают, что это отступление было исполнено против мнения Беннингсена: этот генерал, слишком занятый тем, что происходило в глазах его, совершенно забывал общий план действий. Опрокинув атаку нашего корпуса, меньшего числом, он полагал, что победил нас и требовал разрешения перейти в наступательное положение, чтобы воспользоваться мнимою своею победою. К несчастию нашему, они не согласились с его мнением: это бы ускорило Тильзитский мир целым полугодом. Ней, со своей стороны, не получив еще приказания подаваться к Шиканову, устремился на Зольдау и вытеснил Лестока из этого города. Прусский генерал, заметив, что он имел дело только с авангардом, возвратился назад в сумерки и проник в город; завязался ужасный бой; наконец мужественный 49-й полк восторжествовал над усилиями неприятеля, который был опрокинут с потерею до 1 000 человек. В этой стычке пруссаки показали такую храбрость, какой мы не привыкли в них видеть, а мои египетские сподвижники покрылись бессмертной славою.
Русские ускользнули от меня; я не мог за ними гнаться, и начать новую кампанию в столь неблагоприятное для больших операций время года. Грязь делала невозможным доставление транспортов; мои батальоны уменьшались и 10 000 человек раненых во второстепенных делах заставили меня подумать о последствиях моего предприятия. Я полагал, что воспоминание об Аустерлице поколебало твердость моих противников; но их стойкость меня изумила. Сверх того они употребили такое множество орудий, что я почел необходимым восстановить равновесие, увеличив свою артиллерию. Итак, мне во всех отношениях было важно дать войскам необходимый отдых. Я расположил их на кантонирквартирах между Омулевом, Наревом и Укрою: моя главная квартира и гвардия возвратились в Варшаву.
Чтобы дать твердое основание этому новому театру войны, я приказал исправить укрепления Торна и лагерь при Праге, столь славный в действиях 1794 года. Мостовые укрепления были устроены в Модлине на Висле и в Сиероцке на Буге. Наконец мне необходимо было уничтожить выгоды, получаемые неприятелем от положения Данцига. Первая польская милиция, набранная Домбровским и присоединённая к вспомогательным баденским войскам и одной французской дивизии составили 10-й корпус силой около 15 000, с которым маршал Лефевр должен был наблюдать за Данцигом и Кольбергом; гессенские вспомогательные войска под начальством генерала Руйера(9) блокировали Грауденц. Обширные магазины на 100 000 человек были устроены в Торне и Сиероцке; значительные приготовления были сделаны для устройства госпиталей, сначала в Познани и Варшаве, а потом и во всех малых городах, представлявших к тому хоть какие-нибудь способы. 30 000 палаток, взятых в прусских арсеналах, употреблены были на первые надобности этих заведений.
Только что я возвратился в Варшаву, мне доставлено было известие (30-го декабря) из Константинополя о том, что Порта объявила России войну; я получил в то же время через Галицию весть об успехах русских в Молдавии. Георгий Черный(10) овладел со своими сербами Белградом, значительной крепостью; а Михельсон приближался к Бухаресту, чтобы с ним соединиться. Известие о бедствиях пруссаков побудило правительство взять из этой армии 36 батальонов и 40 эскадронов, которые были отправлены со всевозможною поспешностью на Буг. Для меня было важно извлечь выгоды из этой диверсии, тем более, что она имела влияние на Венский кабинет, увеличивая его нерешительность и не позволяя ему принять сторону русских. Согласно с этими обстоятельствами, я послал наставления Себастиани; а Мармон, остававшийся в Далмации, получил следующие приказания.
