1 ОП - огневая позиция.
Пока рота копала окопы за деревней, в роту прибыли два расчета ПТР, из леса были перенесены все оставленные там перед атакой ящики с боеприпасами, с КП батальона дали связь, ротный сходил к соседям, чтобы договориться о прикрытии стыков, сварилась свинина, они поели.
Над ними то и дело пролетали самолеты, и немецкие и наши, и с Днепра все время долетал гул от взрывов. Но их не бомбили, видимо, немцы были заняты переправляющимися.
Вчетвером, работая быстро, они - Андрей, Веня, Ванятка и Васильев - вырыли хороший окоп для пулемета и помельче отводы от него к стрелкам и на запасную позицию. Земля здесь, хоть и тяжелая от песка, была мягкой, сыроватой и копалась легко.
Поев свинины с сухарями - а Барышев принес им здоровенный ее кусок,- они сонно лежали и сидели на бруствере вокруг пулемета и курили. Ванятка, завидуя Вене, изводил его:
- Небось дырку для ордена прокалывать примерялся?
- Нет, - тихо и все-таки радостно ответил Веня. - И не думал. Да ведь еще дадут или не дадут? Вот в чем вопрос.
- Дадут, - заверил Ванятка, как если бы все зависело в конечном итоге от него. - Куда денутся? Командир бригады - это тебе не кто-то!
Веня, принимая такой довод, покачивал головой, смеялся, смотрел им всем в лица, как бы убеждая, что он, хотя, конечно, очень рад получить орден, в то же время искреннейшим образом сожалеет, что другие получат лишь медали.
- А как пулемет тащить, так кишка тонка! - продолжал Ванятка. - Понимаете ли, «Не могу! Ребята, не могу!». Ишь барин какой. И таким - ордена! Успевай прикручивать… Тут воюешь какой месяц, ан лишь медальку, а тут…
Ванятка, наверное, представил себе, что это он прыгнул с Андреем в воду, что его видел командир бригады, когда он вытаскивал пулемет, и орден полагается ему. Все это могло быть вполне: сядь он еще на той стороне Днепра на место Вени, и он бы, может, и был на месте Вени при высадке. Случайность ситуации, столь легкая случайность, в результате которой выпадал орден Красной Звезды, не давала ему покоя.
- А тут тебе как до дела, так, видишь ли, «не могу». Заелся в санбате до одышки, копает в пол-лопатки да наградку ждет. Как Папе Карло…
- Уймись! - оборвал его Барышев. - Зануда!
Не следовало бы Ванятке, конечно, не следовало бы поминать Папу Карло. О нем никто не вспоминал вслух, но его никто и не забыл.
Он был в них. Казалось, сейчас он подойдет, появится откуда-то, посмотрит на них выцветшими глазами с красными сеточками по белкам, повертит лысой головой на длинной морщинистой шее, на которой кожа уже была дряблой, покашляет прокуренным горлом, вздохнет и присядет среди них.
Когда Барышев принес свинину, Папу Карло помянули впервые, да и то не по имени.
- На шестерых,- сказал Барышев. Но их-то с Васильевым было теперь пятеро.
- На?.. - переспросил Веня, но тут же замолчал, и они разделили мясо на пятерых, и съели его, и почти ничего не говорили, и никто не осмелился заговорить о Папе Карло, хотя, конечно, представляли, как он лежит под отвесным днепровским берегом, как лопухом закрыто от мух его лицо, как, наверное, уже неподвижно вытянулись его длинные ноги в старых зеленых обмотках и расшлепанных солдатских ботинках, как по его сухой, неподвижной руке, лежащей на песке, ползают букашки и муравьи. Они, наверное, ползали и по его лицу, но под лопухом этого не было видно.
Их атаковали за полдень.
Солнце спустилось к западу, слепило глаза.
Еще до атаки, примериваясь, как он будет вести огонь, отрываясь от прицела, Андрей видел, что в этом солнце летали нитки и пучки паутины, поблескивая, переливаясь, нежно качаясь на невидимых воздушных волнах. На некоторых паутинах висели полупрозрачные паучки, они куда-то путешествовали. Тонко жужжа, тоже куда-то стремились громадные темно-рыжие стрекозы, то и дело от земли взлетали желтые бабочки, они, как огоньки, вспыхивали, и ветер сносил их вбок. Пела, как стучала по наковаленке ювелира, синица: «Тинь! Тинь! Тинь! Тинь!» Какой-то шатоломный дрозд, или забыв про грохот разрывов, или совершенно очумев от них, забравшись на дерево повыше, дул в свои серебряные трубочки. Казалось, что какой-то мальчишка дорвался до этих трубочек и вот и дует, и вот и дует в них, как будто дразнится.
Чуть шуршали под ветерком травы, качались, шумя листьями, деревья, от опушки леса тянуло прелой хвоей, прохладой, в небе плыли облачка, и темными черточками на огромной высоте тянулась стая каких-то перелетных птиц.
Что ж, жизнь шла, жизнь на земле шла.
Андрей подумал, что, может быть, это и есть те птицы, которые, взлетев высоко-высоко, мчатся до самой Африки, не садясь на землю. Он представил себе, как это целые сутки они машут крыльями, как это бьется у каждой из них сердце, крохотное, величиной, наверное, всего с автоматный патрон - крохотное сильное сердце.
«Они, наверное, отдыхают там, прямо на высоте, - подумал он о птицах. - Летят, летят, машут крыльями, а потом раз - и немного парят. А крылья и сердце отдыхают. Потом опять машут. Потом опять парят. Конечно, так! Иначе до Африки не выдержишь…»
Их атаковали за полдень. По той же дороге, по которой удрали немцы из деревни, подъехали другие немцы. Дорога просматривалась километра на полтора, и было видно, как подходят машины и низкие приземистые бронетранспортеры, как примерно в километре немцы разгружаются, разворачиваются по обе стороны дороги, как устанавливают пушки и минометы.
Ротный и Степанчик побежали вдоль окопов. Оба они были без оружия, без пилоток и гимнастерок: ротный помогал Степанчику копать ход сообщения. Коротконогий, короткошеий, со вздувшимися на плечах и руках мускулами, ротный сейчас походил на боксера. Он и руки по-спортивному располагал: кулаки у груди, локти вниз.
- Держаться! Держаться! - говорил ротный на бегу. - Если сбросят в Днепр, потопят, как котят! Держаться, товарищи! Без паники! Главное, без паники. Да разве они выковыряют нас? Черта с два! Держаться! Пэтээровцам он приказал: - Одно ружье - ко мне! Живо!
За немцами, как будто эти немцы привели их на длинных поводках, вылетело десятка полтора «юнкерсов». Сначала показалось, что и эти «юнкерсы» пройдут к Днепру. Но «юнкерсы» стали в круг. Андрей скомандовал:
- Пулемет на дно!
Барышев и Ванятка сдернули пулемет с площадки и опустили его в окоп, все легли на дно, и тут «юнкерсы», вываливаясь из круга, начали пикировать почему-то главным образом на деревеньку.
“Идиоты,- подумал Андрей, - что мы, там в погребах прячемся? Лишь бы цель покрупней, сфотографировать да доложить!»
Но тут он вспомнил о раненых - несколько тяжелых как раз и лежали в погребе, ожидая, когда за ними придут санитары. Ротный не имел права выделить на каждого тяжелого по нескольку человек, чтобы снести тяжелых на ПМП1. На это потребовался бы весь взвод, например, Лисичука, то есть оборона ослабла бы на одну треть. Атакуй немцы в этот момент, сбей роту, значит, выйди в тылы батальона, значит, угрожай всему батальону. Останься после этого ротный жив, узнай начальство, что во время такого боя треть роты занималась эвакуацией раненых, и командир корпуса мог бы своей властью отправить ротного месяца на три в офицерский штрафной батальон. Нет, ротный не имел права рисковать ротой, это раз, и рисковать позицией батальона - это два. Так что раненых, кто не мог идти, пришлось лишь оттащить в деревню да для безопасности спрятать в глубокий погреб. А что можно было еще сделать для них? Что? Оставить в неглубоких окопах роты? Под те же бомбы да под мины и снаряды? Нет, лучшего места, чем погреб, здесь для раненых не нашлось. От прямого попадания погреб, конечно, не спасал, но там было безопасно и от пуль, и от осколков, и от ручных гранат, если бы немцы пробились к траншее на бросок гранаты.
1 ПМП - пункт медицинской помощи.
Только лейтенант Рязанцев, когда к нему подошли, чтобы отнести в погреб, слегка покачал кистью руки, не поднимая ее высоко. Под кистью у него лежал «ТТ».
