— Я еще вчера отдала распоряжение, и служанка из прачечной отгладила все ваши платья — она, между прочим, в полном восторге от вашей амазонки! Говорит, что она получше даже будет, чем та, что носила принцесса Шарлотта, когда приезжала сюда! Я смерть как хотела поглядеть, однако… — Круглое лицо Энни показалось из-за дверцы гардероба. — Вы точно поедете, в эдакую-то непогоду?

— Уж не знаю, как остальные, а я поеду, даже если пойдет дождь. Обожаю скакать во весь опор, когда над головой тучи — а под дождиком никто еще не размок. Это даже прибавляет очарования…

— Так-то оно так, мисс, но что если зарядит ливень?

— Тогда я где-нибудь укроюсь, пока не распогодится. Мы же поедем по лесной дороге.

— Ох, и на всё-то у вас готов ответ! — Энни хихикнула, вновь скрылась за дверцей гардероба, извлекла на свет амазонку и положила ее на постель. — Какая красота…

— Благодарю.

Горничная со знанием дела провела ладошкой по мягкой ткани широкой юбки:

— Вот удача, что наряд из шерсти! Денек-то выдался пасмурный и прохладный, и шерсть — в точности то, что нужно!

Роуз тем временем доела тост и вытерла пальчики крахмальной салфеткой. Прихлебывая чай, она наблюдала за тем, как Энни встряхивает широкую юбку амазонки. Накануне вечером, увидев девиц Стюарт, наряженных по последней парижской моде, Роуз с горечью поняла, что все ее наряды — большей частью позаимствованные у Лили — ужасающе невзрачны и старомодны. Не то чтобы это ее печалило само по себе — для нее платье было просто платьем, а вовсе не предметом похвальбы. Однако амазонка — это совсем другое дело.

Амазонка — это не платье. Это доспех.

— Пойду-ка я умоюсь. — Роуз удалилась в крошечную ванную, примыкающую к спальне, и возвратилась оттуда розовая и посвежевшая, в одной сорочке. — Подумать только, водопровод в каждой ванной замка! Эдак я, чего доброго, разбалуюсь!

— О, герцог приказал перестроить весь замок, когда намеревался жениться на ее светлости. «У моей герцогини будет всё самое лучшее», — приговаривал он. — Энни помогла девушке надеть широкую нижнюю юбку и затянула ее на тонкой талии Роуз. — Ну вот. А теперь присядьте-ка за туалетный столик — я заколю ваши волосы.

— Сразу предупреждаю, они будут отчаянно сопротивляться, — честно созналась Роуз.

— Ну да, волосы у вас чудо какие густые, однако мягкие и шелковистые, вот шпильки и норовят все время выскользнуть… — Энни принялась расчесывать длинные кудри щеткой. — Но они совсем не путаются, а это редкостная удача, мисс!

— Что есть, то есть. — Глядя в зеркало на то, как расторопная Энни закалывает черные локоны, Роуз задумчиво произнесла: — Должно быть, герцог без ума от супруги, раз расщедрился ради нее на все эти роскошества.

— О, он просто ее боготворит! Впрочем, как и мы все. Она на редкость добрая госпожа. Мы все почитали герцога закоренелым холостяком, потеряли уже всякую надежду видеть его женатым — и вот нате вам! Однажды утром он объявил, что вскоре привезет в замок герцогиню! Мы все языка лишились — даже камердинер его светлости. Ведь герцог и словом не обмолвился о своих намерениях… — Энни склонилась к самому ушку Роуз и доверительно шепнула: — Макдугал говорит, что герцог был знаком с миледи к тому времени уже много лет, однако она была замужем. А когда миледи овдовела, то герцог, выждав положенное время траура, сделал ей предложение. Уж такой он, наш герцог — настоящий человек чести.

— Так герцогиня прежде была замужем?

— Ну, я же и говорю! Это ее пятый брак. Она пережила четырех мужей.

— Пресвятая Богородица!

— И ничего необычайного в этом нет. Моя матушка скончалась восьмидесяти семи лет от роду, будучи к тому моменту пять раз вдовой. Женщины живут дольше мужчин, мисс. Так уж устроено Господом. — Энни тем временем покончила с прической Роуз и взялась за амазонку. — Думаю даже, что это герцогиня свела в могилу всех своих супругов — очень уж она сильная женщина, тягаться с нею нелегко! Однако наш герцог ей под стать. Вот уж кто полон жизненных сил, вот уж кому на месте не сидится! Он всегда был завзятым путешественником, но стоит замаячить государственным переменам, тотчас отбывает в Лондон. До женитьбы мы его тут, в замке почти и не видели…

— Ну а теперь?

— Теперь — другое дело: он не любит надолго отлучаться из дому. Говорит, что, стоит герцогине заскучать, она тотчас же попадает в какую-нибудь передрягу. Считает, что должен быть рядом, дабы защитить госпожу от нее самой — ведь от скуки она начинает плести интриги…

Роуз хихикнула, а Энни тем временем уже надевала на нее амазонку.

— А ее светлость часто нуждается в защите?

— Не то чтобы часто, однако она заправская интриганка! Макдугал — а он состоит при госпоже с тех самых пор, как та впервые вышла замуж семнадцати лет, — говорит, что госпожа всю жизнь была непоседой.

— И это замечательно, жизнь не должна быть скучна! — Роуз искренне сожалела уже, что прежде так мало знала герцогиню.

— Вот и я того же мнения.

Энни оправляла широкие юбки амазонки, затем занялась двойным рядом пуговок на спине наряда. Потом помогла Роуз обуться, принесла жакет из той же ткани, что и амазонка, и тщательно его застегнула.

— Экая пропасть пуговок, мисс! Но как их все застегнешь, платье сидит — ну прям загляденье!

Сегодня эти пуговицы послужат еще одной цели: они надежно защитят обладательницу. Никому не удастся соблазнить женщину, едущую верхом, да еще и застегнутую на все эти бесчисленные пуговки… Однако Роуз вдруг подумала, что погорячилась — никакие пуговки на свете не способны погасить того огня, который вчера она заметила в глазах Сина. Сердечко ее затрепетало. А Энни невозмутимо разглаживала ладонью юбки.

— Вот вы и готовы, мисс.

— Спасибо.

Роуз оглядела себя в зеркале и удовлетворенно кивнула. Энни причесала ее необычайно просто, убрав локоны с лица посредством бесчисленных шпилек. Роуз вздохнула — разумеется, долго прическа не продержится, но сейчас выглядит просто замечательно!

Однако более всего прочего девушке нравилась амазонка. Строгий покрой наряда сотворил сущее чудо с ее мальчишеской фигуркой — откуда ни возьмись, возникли даже бедра, подчеркнутые тонкостью талии. Жаль, конечно, что это лишь видимость, а без платья всё обстоит иначе, ну да что тут поделаешь…

Но, возможно, главным достоинством наряда был его цвет. Темно-синий, с голубой отделкой, он делал кожу Роуз еще более золотистой, а синие глаза — еще ярче.

— Энни, не могли бы вы принести мне белый шейный платок? Утро и вправду нежаркое.

— Сию минуту, мисс. — Горничная тотчас принесла белый платок и пару перчаток для верховой езды и положила их на постель подле шляпки с высокой тульей. Восторженно оглядела Роуз: — Это прекрасно, мисс. Никогда не видела ничего красивей!

— Я увидела эту модель в журнале La Belle Assemblée, а моя сестрица Лили сшила амазонку по моей мерке.

— Никогда и никому про это не говорите, мисс! Наряд выглядит так, словно заказан в самом Париже!

— Я с радостью передам Лили твои слова — она будет счастлива! Она с ума сходит по всему модному… Это она придумала оживить строгий наряд голубым, — Роуз коснулась оторочки манжет и указала на тонкую кайму, украшающую подол. Эти изысканные штрихи, словно по мановению волшебной палочки, сделали строгий наряд необычайно женственным.

Энни была совершенно очарована:

— О-о-о, мисс, наряд просто восхитителен — он как раз для такой стройняшки, как вы!

А Роуз гадала, как оценит ее наряд Син. Ведь теперь она вовсе не выглядит худышкой в мешковатом платьице. Она многое отдала бы за крутые бедра и пышную грудь, которые сделали бы ее фигурку похожей на песочные часики…

Энни же закалывала непокорный локон, выбившийся из прически.

— О, нет! Уже своевольничает! Что ж дальше-то будет? Нет уж, извольте присесть к зеркалу, мисс — уж я заколю вам волосы так, что ни прядки не выбьется, даже если вы будете брать барьер!

— Думаешь, у тебя получится? Предупреждаю: волосы у меня на редкость непослушные. Скажи, а долго ты работаешь в замке, Энни?