– Войдите!

В дверь, пригибая голову с лимонной шевелюрой, ввалился второй штурман Вадим Жуков.

– Добрый вечер, док! Не занят?

– Да вот о Бермудах почитать решил…

– Ну и как, мистика?

– Да как сказать? Не совсем. Хотя автор и старается страху нагнать. "Исчез бесследно". "Не вернулся на базу". "Обломков на месте предполагаемой трагедии не обнаружено"…

– Вот-вот! – подхватил Вадим. – "Никто из экипажа не спасся". "Черная дыра в океане". "Похищение из времени и пространства"… Враки это все!

Я сейчас в клуб нос сунул, – продолжал Жуков, – репетиция там идет. Комедию готовят на местном материале. Ванька Донцов привязал две подушки, спереди и сзади, простыней обернулся и Дим Димыча представляет: подушками трясет и верещит во все горло:

Я кукарача, я кукарача,

А это значит – таракан!

А Сашка Лесков в белом халате, трубку в зубы вставил – под Василия Федотыча, рупор к уху приложил и Дим Димычу пузо выслушивает!…

Шевцов осуждающе покачал головой.

– А культурник Петя Обезжиренный – и того хуже…

– Какой Петя?!

– Ну, затейник! Обезжиренный – кличка у него такая – он же тощий, долговязый. Так он… – Жуков затянул паузу, – под главврача работает! Бороду прилепил козлиную, очки нацепил. Бегает по палубе и вопит: "Где кукарача? Где кукарача?…"

Шевцов вскочил с дивана.

– Ну это уж слишком! – возмутился он.

Вадим захохотал:

– Ха-ха-ха! Ведь это надо придумать!

– Ничего смешного, – пробормотал доктор и спросил, чтобы переменить тему:

– А что это ты один сегодня, без Игоря?

Вадим помрачнел и махнул рукой:

– С Игорем все. Как друг он погиб… Встал на мертвый якорь.

– Оля? – догадался доктор.

Вадим только покачал головой.

– А ты сам-то как? – поинтересовался Виктор.

– Ты же знаешь мое кредо. Если уж падать – так с хорошего коня, если любить – так красавицу!

– Да мало ли у нас красивых? Далеко ходить не надо. Оля Конькова, Ниночка-портниха, Наташа-библиотекарь, Лида из ресторана, Аня Андреева – всех и не перечесть.

– Не-ет! -протянул Вадим. – Конькова отпадает. Игорь – он хоть и тихий, а отчаянный. При нем на Олю и посмотреть нельзя. А если, не дай бог, еще что – на месте уложит! Он такой… – убежденно сказал Жуков. – А другие… Красивые не любят рыжих. Да еще и конопатых… Я тут попробовал, попытал судьбу. На Мадейре одной нашей красавице цветы купил, огромный букет! Вручаю – культурно так. А она носик в букет уткнула, глаза потупила и говорит… Что бы ты думал? "Передайте ему спасибо!…" Ему!!! Понимаешь?

– Пока ничего не понимаю. Кто – "она"? Кому – "ему"? Или секрет?

– Да какой там секрет, когда такое фиаско! Ларису мне, идиоту, вздумалось охмурить! Ну, ничего, зато сразу излечился…

– И ты, Брут? – громко захохотал Шевцов. – Ну и ну…

– Вот именно, зачем ей рыжий-конопатый?

– Да дело, брат, не в этом. Лариса девица серьезная.

– Конечно… – смешно надулся Вадим. – У него и нашивок побольше и каюта пошире. Он, может, на трех языках ей в любви изъясняется… Вроде бы холостяк убежденный, а на крючок попался. Так ему и надо!

– Ты это про кого? – заволновался доктор.

– Да про пассажирского помощника! Про кого же еще?

– Ну-у, Вадик, – протянул Виктор, – ты это зря. Это в тебе оскорбленное самолюбие говорит. Евгений Васильевич умница и человек прекрасный.

– Да я разве против? Это так, к слову. Пусть хоть поженятся, я добрый.

Шевцов вспомнил, как вечером прогуливались по палубе Лариса Антонова и пассажирский помощник с обезьянкой Кристи на поводке, и задумался – как бы не напророчил Вадим. Да пусть! Ей все ж замуж надо. А он надежный.

– Поживем – увидим, – вздохнул доктор. – Пошли-ка в клуб. Надо же поглядеть, что они там надумали. Может, и верно смешно.

Вертится земля, плывет навстречу "Садко" океан. И вот уже на западе поднимаются из воды зеленые острова. Вест-Индия! Тринидад… Мартиника… Гренада… Старинной музыкой звучат их названия за столом в кают-компании.

Первый заход – на Тринидад. Кажется, кроме Шевцова, все уже не один раз побывали там.

– Тринидад? – переспрашивает Виктора рефмеханик Миша. – У-у, базар там потрясающий! Каких только фруктов нет – и почти что даром.

– А как насчет мучного, Миша? – язвит Вадим Жуков.

– Тринидад? Красота: пляжи, пальмы, прибой… – мечтательно вспоминает старпом и потягивается.

– За десять тысяч лет до новой эры во время геологической катастрофы Тринидад откололся от материка и стал островом. По времени это точно совпадает с гибелью Атлантиды, всемирным потопом и концом оледенения, – вступает в разговор Игорь Круглов.

– | При чем тут всемирный потоп и оледенение? – усмехается скептик Миша. – Ты еще Библию прилепи.

– Плохо ты, Миша, историю знаешь. Когда погибла Атлантида, гигантская волна-цунами обошла весь мир. Это и был всемирный потоп. А Гольфстрим повернул на север, там потеплело и растаяли ледники. Это уж по твоей части, холодильник!

– Далась тебе эта Атлантида!

– Каждому свое, реф. Но, кстати, там и кулинария была потрясающая, – улыбается Игорь.

Наконец шапкой зеленых гор из океана поднялся остров – трехглавая вершина.

– Что это? – спрашивает Шевцов.

Рядом с ним на крыле мостика главный помощник 'рассматривает остров в морской бинокль.

– Это – "Холм Троицы", или "Три сестры", – поясняет Грудинко. – Колумб открыл Тринидад в 1498 году. Это было его третье плаванье к Вест-Индам. Колумб пообещал, что первую же землю, которая будет открыта, он назовет в честь святой троицы. Когда показался неизвестный остров, то первое, что увидели моряки, были три вершины, похожие, как сестры. Поэтому остров и назвали – Тринидад.

– Ну, и что было дальше?

– А дальше Колумб основал здесь поселенье и построил церковь. Теперь это Порт-оф-Спейн – столица острова.

Грудинко протягивает бинокль Шевцову.

– А вон, доктор, посмотри правее. Видишь островок? Это Тобаго. Он считался островом Робинзона Крузо. Там и сейчас в основном африканцы живут. Их сюда еще работорговцы завезли.

Навстречу теплоходу уже шел катер с белыми буквами на борту – "Пайлот". Лоцман, седой худощавый негр, ловко взобрался по штормтрапу, крикнул на мостик "о'кей" и поднял руку с двумя растопыренными пальцами, знаком виктории – победы, успеха.

Из прибрежных зарослей к острову наперегонки мчались утлые лодки, которые, видимо, мало чем отличались от тех, что встречали Колумба. Лодки были набиты чернокожими торговцами и ныряльщиками так, что их низкие борта едва выступали из воды. На банках лежали груды перламутровых раковин, ожерелья из акульих зубов, морские звезды, куски кораллов.

С каждой лодки, рискуя перевернуться, махали руками, рубашками, шляпами из пальмовых листьев. Мальчишки-ныряльщики в рваных шортах прыгали в воду и плыли к борту. "Монеты! Бросайте монеты!" – кричали они, барахтаясь под самым бортом "Садко".

С берега летел горячий ветер, густо и пряно пахло травами, смолой, цветами джунглей. Гремел прибой на коралловых рифах. Слепило глаза солнце. Низкий берег за рифами был скрыт под буйной зеленью мангровых зарослей.

Могучий тифон "Садко" разорвал прибрежную тишину. И сразу над манграми розовым клином взлетела вспугнутая стая необыкновенных птиц. Это были розовые ибисы. Ровным строем они прочертили небо, сделали круг и снова опустились на скрытые в зарослях лагуны…

Пассажиры толпятся вдоль бортов. Летят вниз серебряные монеты. Сверкнув на солнце, они ребром падают в воду и опускаются в глубину, оставляя за собой серебристый фосфоресцирующий след.

Мальчишки стаями прыгают с лодок, сверкают черные спины, быстро двигаются худые лопатки. В прозрачной воде видно, как вслед за монетой гибкие черные тела уходят в глубину, отталкивая темно-синюю воду голенастыми ногами с белыми пятками. Они выныривают, вынимают из-за щеки монету и радостно размахивают серебряным кружочком…