— стремление государства в ряде случаев учитывать много-конфессиональность страны. Был создан Совет по взаимодействию с религиозными объединениями, куда входят основные российские конфессии; подобные советы существуют во многих субъектах Федерации. Что касается российских органов местного самоуправления, то в большинстве субъектов РФ они поддерживают РПЦ как первую конфессию, однако редко соглашаются на исключительно «проправославную» политику.47 Там, где мусульман, буддистов и язычников традиционно больше, чем православных, местная власть оказывает первостепенную поддержку именно этим религиям;

— доверие верующих к ряду государственных институтов. Мусульмане и (в меньшей степени) православные поддерживают Президента РФ значительно больше, чем неверующие,48 что говорит о притягательности фигуры «сильного лидера» для верующих.

Отметим, что последний фактор «работает в плюс» в том случае, если государственная власть намерена проводить созидательную для страны политику: в данном случае она может опираться, в том числе, на большой кредит доверия со стороны верующих. Однако если власть будет проводить иную политику, то поддержка ее со стороны религиозных общностей только усилит общее недовольство и подорвет авторитет религии как института в целом.

К самым существенным факторам относятся — раздробленность самих верующих, их этнонационализм и неоднозначное отношение к российскому проекту нациестроительства, а также несбалансированность государственной политики по отношению к религиозным объединениям.

Раздробленность самих верующих

Одна из главных проблем — уход верующих из сообществ. «Расцерковление» коснулось даже такой активной и сплоченной общности, как протестанты. 76% ушедших из протестантских церквей несли в них какое-то служение, т. е. оттуда уходят активные прихожане. В качестве основных причин верующими были названы личные, внутрицерковные и межконфессиональные отношения.49 Таким образом, главная проблема — не столько кризис личной веры, сколько неудовлетворенность сложившейся системой взаимоотношений в религиозном сообществе, которое далеко не всегда способно предложить, а главное — воплотить такую систему связей между людьми, которая существенно отличалась бы от той, что сложилась в постсоветском обществе в целом.

Другая проблема — конфликты, порой непримиримые, маленьких сообществ внутри крупного. Один из ярких примеров — упомянутые выше «ашрамы» в русском православии, между которыми очень часто происходит жесткая конкуренция и обмен проклятиями. Присутствуют и конфликты этнических сообществ — в частности, у мусульман — чувашских и казанских татар (Хакасия), татар и северокавказских мусульман (Астрахань), карачаевцев и ногайцев с азербайджанцами, ногайцев с даргинцами (Ставропольский край), аварцев, занимающих привилегированное положение в Духовном управлении мусульман, и других дагестанских народов (Дагестан).50

Сложно складываются отношения разных структур одной вероисповедной принадлежности, особенно у мусульман, для которых характерно противостояние двух крупнейших организаций, а также конкуренция между тарикатами на Северном Кавказе.

Подобные трения могут стать серьезной проблемой: этническое способно поглотить религиозное, что может привести к утрате религиозным институтом статуса межэтнического интегратора.

Этнонационализм

Слабость общегражданской идентичности. Идея о предоставлении русским больше прав как государствообразующему народу тоже разделяется в основном православными (около трети), однако частично ее поддерживают католики, протестанты и иудаисты. Россию считают общим домом для всех народов представители всех конфессиональных групп, однако если мусульман, разделяющих такую позицию, свыше 90%, то православных — чуть больше половины.51 Таким образом, следует констатировать слабость общегражданской идентичности у ведущей конфессии страны, что может серьезно осложнить будущее нациестроительство.

Этническая неприязнь у большинства религиозных общностей. Социологи отмечают, что в сфере влияния национального фактора на межличностные отношения наиболее толерантны протестанты — даже в случае собственного брака показатель толерантности в их группе самый высокий. На втором месте — иудаисты, они наиболее толерантны при выборе места жительства. На третьем — буддисты, которые наиболее толерантны при выборе круга друзей и личном знакомстве, хотя в других ситуациях они демонстрируют гораздо меньшую степень терпимости. На четвертом месте — мусульмане, проявляющие наиболее низкий уровень толерантности в семейно-брачной сфере, особенно в случае собственного брака. На пятом месте — православные, наименее толерантные при выборе места жительства, что резко выделяет их среди других конфессиональных групп. Последнее место занимает группа католиков, которые в ситуациях личных знакомств и выбора круга друзей указывают на существенно большее влияние национального фактора в сравнении со всеми остальными группами.

Неверующие в ситуации личного знакомства по уровню толерантности опережают католиков, иудеев и православных; при выборе круга друзей они отстают лишь от буддистов и протестантов; а при выборе места жительства опережают православных, буддистов и католиков. При вступлении в брак родственников и в случае собственного брака они отстают только от протестантов, а по общему уровню межнациональной толерантности на личностном уровне находятся между протестантами и буддистами.

Православные (23%) и протестанты (21%) чуть в большей степени настороженно относятся к трудовым мигрантам, чем россияне в целом.52 Помощь мигрантам в редких случаях оказывают католики (через «Каритас»), лютеране и пятидесятники.

Таким образом, принадлежность к религии в российских условиях зачастую обостряет неприязнь к иным этническим группам, поскольку религиозный фактор усиливает этническую (а не общегражданскую) самоидентификацию, потребность в которой в постсоветском обществе, практически лишенном крепких связей, очень велика.

Сепаратизм. Ислам довольно часто становится знаменем сепаратистов: так, во время первой чеченской войны их идеологией был тарикат кадирийя, во время второй — салафизм.53

Религиозный потенциал язычества используется сепаратистскими группировками в Мордовии, Удмуртии, Чувашии и Якутии. Однако отождествлять этнический сепаратизм и локальные верования неверно. В тех случаях, когда власти удается наладить позитивный диалог с представителями языческих верований и включить их в легальную систему взаимодействия, язычники ограничиваются сохранением собственной этнической самобытности, не посягая на сложившиеся федеральные отношения — как, например, в Республике Алтай, Бурятии, Марий Эл, Тыве и Хакасии.54

Неоднозначное отношение верующих к российскому проекту нациестроительства

Для православных этническая и гражданская идентичность менее существенны, чем идентичность «духовная» — связанность с людьми, близкими по духу. Разительно от неверующих и православных отличаются приоритеты идентичности мусульман. Для них определяющие идентичность основания составили согражданство, национальная, языковая и профессиональная общности. Очевидно, что для опрошенных мусульман этническая идентичность имеет значительно больший «вес», чем для православных и неверующих.55