О чем говорили все эти решения? С одной стороны, они свидетельствовали о том, что к изобретению Врасского было проявлено известное внимание. Занятые люди собирались на заседания, выступали, обсуждали, оценивали оригинальную техническую новинку. Многие из них были истинно заинтересованы в том, чтобы это изобретение получило широкое применение в рыбопромышленности. Нельзя усомниться, например, в добрых намерениях академика Н. И. Железнова. С другой стороны, обсуждая вопрос о выдаче привилегии, высшая государственная бюрократия едва ли выходила за рамки формального выполнения служебного долга.
О безразличии правительственных кругов к интересам изобретателя свидетельствовал и такой факт. Привилегия была выдана на десятилетний срок, причем в тексте ее было оговорено, что она может быть ликвидирована в случае, если изобретение не будет введено в практическое употребление в течение 2!/г лет. Случилось так, что в дальнейшем Министерство государственных имуществ не оказало Врасскому достаточной поддержки. Его изобретение в сущности не было признано и оценено в рыбоводстве и в рыбной промышленности. Поэтому оно не получило широкого применения, о котором мечтал его создатель и которого оно было достойно. К сожалению, оригинальным садком для пере-
возки живой рыбы пользовался только сам владелец Никольского завода. И поэтому тот же князь Орлов вскоре подписал новое распоряжение, извещавшее о царском повелении аннулировать десятилетнюю привилегию. «После смерти Врасского, — читаем мы у Ф. Судакевича, — барка осталась без употребления» (Судакевич, 1869).
РЫБОВОДНОЕ ТОВАРИЩЕСТВО
Время бежало быстро. События — и радостные, и грустные — сменяли друг друга. 23 мая 1859 г. в Никольском скончался старый помещик Павел Николаевич, а через год с небольшим, 18 июня 1860 г., умерла Александра Николаевна. Похоронив родителей, В. П. Врасский лишился старших советчиков и помощников в хозяйстве. На его плечи теперь легли дополнительные заботы и обязанности. А рыбоводство, которое он с каждым годом развивал все шире, требовало от него всех сил и способностей.
В 1860 г. он предпринял поездку на своей барке в Астрахань, в устье Волги, за стерлядью, волжскими лососями и другими ценными породами рыб. К сожалению, об этой поздке мы знаем очень немного. Известно лишь, что речное путешествие было длительным. В своем садке Врасский увозил волжскую рыбу в Москву, Петербург и к себе на завод. Его помощником на барке, его верным спутником был Матвей Рулев. Вот, пожалуй, и все сведения, сохранившиеся об этой поездке в разрозненных архивных бумагах и печатных изданиях.
Кстати сказать, М. В. Рулев, этот неграмотный крепостной, был замечательным работником. В дни плавания на барке, буксируемой пароходом, он проявил такую заботу о рыбе, о ее сохранности, что Владимир Павлович решил доверить ему все перевозки этого ценного живого груза. По возвращении в Никольское он назначил Рулева постоянным работником завода, освободив его от крепостной зависимости.48
83
В 1860 г. число работающих на рыбоводном заводе увеличилось вдвое, если не больше. Григорий Ефимов был назначен старшим надсмотрщиком завода, его помощниками — Рулев и Лебедев. Из Финляндии был приглашен 22-летний Карл-Август Гельстрем, уроженец Гельсингфорса, познакомившийся с рыбоводством еще на своей озерной родине. Ему был поручен присмотр за внутренним оборудованием и внутренним содержанием завода.49
Несколько позднее на должность надсмотрщика, а затем рыбовода Врасский принял А. В. Ирашина, добросовестнейшего молодого гидробиолога. Александр Васильевич оставил очень заметный след в истории Никольского рыбоводного завода, в изучении озер Валдайской возвышенности.
Вообще говоря, к началу 60-х годов прошлого столетия Никольский завод превратился в основной научный центр рыбоводства и озероведения в России. Как свидетельствует А. А. Лебединцев, увеличить на заводе число сотрудников и практикантов, научить их любить рыбоводство было сокровенной мечтой Владимира Павловича Врасского.
Развертывать научную работу, однако, мешал трудно преодолимый барьер — частное дворянско-феодальное владение озерами. Когда-то император Петр I, ограждая морские промыслы от монопольных притязаний, повелел: «... воды морские, даже при местах, действительно заселенных, частному владению подлежать не могут, но должны оставаться в общем и свободном для всех пользовании».50
К несчастью, такого указа не было в отношении пользования богатствами озер. И Врасскому пришлось арендовать водоемы у местных землевладельцев, дополнительно затрачивая на это средства, в которых у него и без того была крайняя нужда.
Сначала он у своей тетушки, помещицы П. Н. Жеребцовой, заарендовал озеро Пестовское, не очень большое, но с хорошей свежей водой, богатое планктоном, вполне пригодное для целей искусственного рыбоводства, — заарендовал на сравнительно сносных условиях. Труднее досталась аренда озер Велье и Валдайское. Большие размеры этих водоемов не могли не ударить чувствительно по карману арендатора. Особенно это относилось к Валдайскому озеру, очень обширному и к тому же лежащему рядом с уездным городом. Это последнее обстоятельство неизбежно увеличивало арендную плату.
И все-таки все эти озера были арендованы и составили водные угодия Никольского завода. Врасский получил возможность в широких масштабах заселять рыбой эти превосходные водоемы, изучать гидробиологические условия выращивания рыбы. Наука получила богатейшую материальную базу. Озера Валдая становились обширной лабораторией под открытым небом. Но аренда озер и заселение их ценными породами рыб еще в большей степени преследовали практические цели: давали возможность увеличивать производство ценных пищевых продуктов, столь необходимых в продовольственном балансе России. Теперь уже не в мечтах, а на деле Владимир Павлович осуществлял свои же слова: «Из озер мы будем черпать золото ковшами» (Гримм, 1921). Врасский заселял рыбьей молодью озера Валдайской возвышенности, зная, что через некоторое время это может принести огромные богатства.
Аренда озер, правда, в первое время осложнила взаимоотношения Врасского с крестьянами, жившими на берегах этих водоемов. Запрет ловить рыбу вызвал у них серьезное недовольство. А рыбачить они все равно продолжали, хотя бы украдкой, ночью, подальше от заводских надсмотрщиков.
Основатель рыбоводного завода, конечно, хорошо понимал, насколько важно для крестьян пополнять рыбой свои скудные продовольственные запасы. Поэтому он, руководствуясь чисто гуманными соображениями, в ущерб своему делу пошел навстречу нуждающимся. Заводским работникам было дано указание, чтобы они не препятствовали жителям прибрежных сел и деревень ловить рыбу удочками и другими легкими, непромысловыми орудиями лова.
Слов нет, это была всего лишь полумера. Она не могла устранить противоречий между крестьянами и владельцем завода. Мужиков все равно ограничивали в уловах. Более ценные породы рыб добывать запрещалось, а явное браконьерство преследовалось. Но тем не менее упомянутая уступка нового арендатора не могла не смягчить отношения к нему со стороны крестьян. Судя по некоторым литературным источникам, при жизни Врасский пользовался их расположением.
Владение большими и богатыми озерами, пусть на правах временной аренды, открывало перед Владимиром Павловичем новые возможности и перспективы, и он стремился быстрей завершить перестройку системы прудов и всего завода. К сожалению, у него не хватало на это средств.
Ирония судьбы: русский метод искусственного разведения рыбы, открытый Владимиром Врасским, получил мировую известность, его стали применять во всех рыборазводных заведениях земного шара, из него извлекали пользу рыбопромышленники всех стран, наживая на этом огромные капиталы, — но не было денег у самого изобретателя этого метода. Он вложил в дело уже 60 000 рублей — все, что имели его родители и что сам он смог выручить от своего хозяйства. А перестройка завода требовала новых и новых затрат.
