Галя:

— Мама, встань на цыпочки и поцелуй меня в лоб!

Саша, рыдая:

— Не думай, не думай, пожалуйста, что ты красивая и симпатичная, когда сердишься.

Саша:

— Папа, в словах «беллетристика» и «белиберда» — корень один?

Папа:

— Как когда.

Я обращаюсь к Шуре с разными вопросами. Он читает, и ему отвечать неохота. Он говорит: «Фридочка, пойди, займись чем-нибудь общественно полезным…»

Саша, строго:

— Хоть и «Фридочка», а все равно обидно.

4–9 марта 53.

В эти дни Сашу ранило каждое веселое слово, каждая улыбка. Ее поражало, что люди ходят в магазины, варят обед, едят и пьют.

Она спрашивала:

— Как же сейчас будет? Что же мы будем делать?[47]

Саша:

— Папа, мне надо у тебя кой о чем спросить, только, пожалуйста, не отвечай, что тебе некогда, что у тебя болит голова и что ты уходишь.

24 марта 53.

Саша:

— Ох, и ругала нас учительница! Самыми последними словами: и аристократами и всяко…

25 марта 53.

— Мама, у тебя очень много друзей. Человек 200, наверное. Можешь ты сказать, кто у тебя на первом месте, кто на втором, на третьем?

— Я не могу своих друзей расставлять, как солдат, по росту.

— Ах, а мне так бы хотелось знать, кто сразу после тети Норы идет? И кто самый последний? Ему, наверное, обидно — последнему-то?

Саша:

— Не хочу, чтоб у нас родился еще один ребенок. Когда я родилась, тебе пришлось делить любовь между мной и Галей, а раньше она вся была Галина. А теперь придется делить между тремя детьми, и всем очень мало достанется.

— Любовь делить не надо, потому что она растет. А потом — с каждым новым ребенком рождается новая любовь.

— Ну, не знаю, — говорит Саша с сомнением. И добавляет: — Не уверена я в этом.

26-го марта праздновали день Галиного 16-летия.

Среди подарков были две обложки к паспорту.

[13 января 1953 года в «Правде» была опубликована статья «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Большинство обвиняемых врачей были евреями, и они обвинялись, в частности, в связях с «международной еврейской буржуазно-националистической организацией “Джойнт”.» В стране началась чудовищная антисемитская кампания. Шли слухи, что евреев будут выселять из больших городов в Сибирь, и под Москвой уже стоят для этого поезда. В отличие от маленькой Саши, Галя всё это знала и понимала.

В тетради номер 9, где Ф. А. иногда записывала пост-фактум что-то, чего она не могла доверить бумаге в сталинские времена, есть запись про разговор с Галей, которую мы ниже приводим. — А. Р.]

16 января 53 года у нас с Галкой был такой разговор:

— Мама, — сказала она вечером, уже лежа в постели, — присядь ко мне.

Я присела, она помолчала ещё с минуту, а потом сказала:

— Мне скоро 16 лет, и мне получать паспорт. И вот, я хочу тебе сказать, что я хочу быть той же национальности, что вы с Сашкой.

Я сказала, что это она верно решила. Но какая же у нас с Сашкой национальность? Родились мы в России. Родной наш язык русский. Мы думаем по-русски, я учила русскому языку русских ребятишек, пишу русские книжки. Мы с Сашкой тоже русские, но у нас нет формального права так называться. А у Гали оно есть — папа был русский, поэтому надо будет в паспорте написать «русская».

Галя всё это терпеливо слушала, а потом сказала:

— Я знаю, зачем ты всё это говоришь. Но если я запишусь русской, я буду чувствовать себя так, как будто я во время газовой атаки схватила единственный противогаз.

— Знаешь, — сказала я, обомлев от такого сравнения, — утро вечера мудренее. До 26-го марта больше двух месяцев, ещё успеем подумать.

26 марта 53 года Галке исполнилось 16 лет. 4-го апреля оправдали врачей.

— Ну, Галя, — сказала я, — какую национальность ты себе выбрала?

— Теперь вроде бы не стыдно и русской, — ответила Галя вполне равнодушно.

Потом оказалось, что размышлять нечего: ей выдали паспорт, в котором было уже проставлено: русская.

28 марта 53.

Саша:

— Мама, я хочу стать старше Гали.

— Зачем это тебе?

— Я хочу, чтоб она походила в моей шкуре. Я ее буду несправедливо ругать, а она пускай страдает.

29 марта 53.

Саша:

— Мама, ты знакома с Пантелеевым?

— Нет, незнакома. А что?

— Мне очень надо про него узнать, все ли правда, что он пишет про свою жизнь. Мне он очень нравится, и я хочу, чтоб все счастливое было правда, а несчастливое — неправда.

1 апреля 53.

Саша:

— Мама, папа рассказывал кому-то, что ты оставляешь тете Моте такие записки: «Дорогая Мотя, если можно, то, пожалуйста, сделайте что-нибудь, а если нельзя, то почините Саше рейтузы». Это правда, ты так пишешь?

— Я пишу вежливо, но все же не так бессмысленно. Папа просто шутит.

— И почему это папа не может, чтоб не шутить!

— Саша, ты пригласишь Галю Людмирскую на день своего рождения?

— Нет.

— Почему?

Саша, очень серьезно:

— Не вольется.

10 апреля 1953.

Шура, вернувшись с родительского собрания:

— Сначала было общешкольное собрание с докладом о том, как надо воспитывать детей, и я понял, что я очень плохой отец. Потом было классное родительское собрание, на котором Валентина Николаевна говорила обо всех детях подряд, и я понял, что у меня очень хорошая дочка. Таким образом, я ушел в полном смятении…

Я:

— Подумай сам: если ты плохой отец, а дочка у тебя хорошая, то кто же еще хороший в нашей семье?

Шура, не задумываясь:

— Няня и соседи!..

Галя:

— Подлецов надо делить на ярковыраженных, на неярковыраженных и на скрытых. Подлецов ярковыраженных и скрытых перевоспитать нельзя, а неярковыраженных — можно. Если им, конечно, не за 40.

Я:

— Галя, ты будешь еще носить это платье?

Галя, лукаво:

— А кому ты хочешь его отдать?

27 апреля 53.

Саша, осторожно:

— Мама, я не могу найти своего альбома. Ты его подарила кому-нибудь?

Мы с Сашкой были в Троицко-Сергиевской лавре. Мы любовались веселыми голубыми куполами, видели усыпальницу Годуновых, видели женщину в черной одежде — она шла из Лавры на коленях. Саша была в соборе во время службы, потом мы ходили в музей, где Сашу до глубины души поразили богатые женские одежды — красивый бархат, расшитый жемчугом — и очень красивая старинная посуда.

Потом мы побывали в музее кустарной игрушки («Нет ли у вас еще какой-нибудь такой игрушки, чтобы дернуть за веревочку и что-нибудь выскочило?»)

Перед самым отъездом мы забежали в столовую, где и закусили консервированной скумбрией.