От всех этих «взбалтываю», «перемешиваю», «поджарю», «поперчу», «а вот у Кожевниковых» у меня стоит непрерывный звон в ушах, и я с тоской вспоминаю тихую милую Нину, которая недавно жила у нас и, может быть, еще вернется… А эта — ходячая поваренная книга и говорливая до ужаса, до отчаяния, до безумия, до того, что темнеет в глазах.

29 февраля.

Сегодня папе Абе 62 года.

Саша:

— Мама, как мне быть: мой столик стоит в папиной комнате, а когда папа со мной в ссоре, то он не разрешает входить. Как же быть?

— Как быть? Не ссориться с папой.

Молчание. А потом:

— А знаешь, как трудно быть хорошей?

2 марта 48.

Саша:

— Мама, почему на свете так много рук? Моя рука — видишь? Потом ручка от двери, от корзины, от чашки и ручка, которой пишут.

Когда Саша рисует, и у нее получается что-нибудь очень уж страшное, она говорит: «Это Бармалей. Или жена Бармалея».

Я кончу тем, что убью нашу новую няню.

5 марта 48.

Я купила Саше старофранцузские сказки. («Хотел бы я видеть того сумасшедшего, который купит эту книгу!» — воскликнул Шура, когда в книжной лавке писателей ему предложили ее.)[36] Там есть сказка «Красавица и Чудовище» (вариант аксаковского «Аленького цветочка»). В этой сказке волшебница говорит Красавице: «Не верь тому, что говорят тебе твои глаза, спроси свое сердце, оно скажет правду».

Саша заездила меня своими вопросами и рассуждениями по этому поводу.

— Что глаза говорят, я понимаю, а вот что сердце говорит — не понимаю. Я его спрашиваю-спрашиваю, а оно молчит. Объясни мне, как оно разговаривает.

— Вырастешь большая, поймешь, — прибегаю я к спасительной формуле.

— Нет, ты мне сейчас объясни. Может быть, оно покалывает?

— Да, покалывает.

— И что же это значит, если покалывает?

11 марта 48.

Саша:

— Мама, смотри: целоваться очень просто — надо прикоснуться губами к лицу и чмокнуть.

Галя произнесла по этому поводу длинную речь:

— Если просто прикоснуться губами и чмокнуть, это будет поцелуй не настоящий. А чтоб был настоящий, надо любить. Тогда будет поцелуй искренний. Вот нас мама целует редко, зато от души. А ты вот действительно просто чмокаешь — часто и без толку.

11 марта 48.

Саша:

— Мама, если я совершу какой-нибудь хороший поступок, меня наградят?

!!!

Саша:

— Мама, я прочла в «Чуке и Геке», как надо поступать, если мне будет сниться плохой сон. Вот послушай: сон, конечно, не пружина и его нельзя просто выбросить, но его можно погасить. Ты возьми, переверни меня на другой бок, проведи рукой по лбу. Тогда я засоплю и улыбнусь. Это будет означать, что плохой сон погас.

12 марта 48.

Саша, на ухо, доверительно:

— Мама, почему у папы такой большой нос?

В самом деле!

15 марта 48.

Галя:

— Саша, если бы Гитлер предложил тебе съесть за миллион рублей лягушку, ты бы съела?

Саша, после очень долгого раздумья:

— Ну что ж, съела бы, ведь французы едят лягушек?

Галя, презрительно:

— Съела бы гитлеровскую лягушку?!

Саша, испуганно:

— Ой, я забыла, что это Гитлер предложил бы. Нет, от Гитлера, конечно, ничего не съела бы.

16 марта 48.

Сегодня маме Фриде исполнилось очень много лет [примечание Ф. А.: 33 года].

19 марта 48.

Саша:

— Галя уехала на Сретенку, а я тем временем научилась целоваться от души.

Минуту спустя:

— Мама, мне что, чмокнуть тебя или поцеловать от души?

20 марта 48.

У Сашки сложные и интересные ассоциации:

— Мама, видишь эту нитку? Я завязываю на ней узелки, но она не становится от этого короче. Совсем как с сундуком в сказке «Красавица и чудовище», помнишь? Там купец накладывал в сундук золотые монеты, а места в сундуке становилась все больше. Вот и нитка: я завязываю на ней узелки, а она становится длинней. Наверное, волшебная нитка.

В ответах своих Саша очень нагла.

— Саша, зачем ты бежишь на мостовую?

— Хочу, чтобы машина меня раздавила.

— Саша, зачем ты играешь вилкой?

— Хочу выколоть себе глаза.

Шура:

— Я тебя не буду любить.

Саша, спокойно:

— А я еще больше не буду слушаться.

У Саши выпадают зубы, она по-старушечьи шепелявит. («Я шепевеляю», — говорит она.)

21 марта 48.

На днях Саша спрашивала меня, что такое лесть. Я объясняла долго и запутанно и, в конце концов, свела понятие лести к лицемерию. (Впрочем, если вдуматься, это ведь одно и то же.) Тогда я не знала, поняла ли Саша что-нибудь из моего объяснения. Но вот сегодня она говорит:

— Мама, во мне есть лесть.

— ?

— Когда тетя Шура дома, я говорю: «Какая вы хорошая». А когда ее нет, я говорю: «Тетя Шура сумасшедшая».

— Зачем же ты так делаешь?

— Потому что она мне не нравится.

— Зачем же ты говоришь, что она хорошая?

— Так я ведь еще не знала, что лесть — это нехорошо.

Саша:

— Мама, как ты думаешь, я тебя люблю?

— Не знаю.

— Ну подумай. Сообрази.

2 апреля 48.

Шура берет Сашу на руки и переносит ее через лужу. Саша, с сочувствием:

— Тяжеленько?

Запись Елены Евгеньевны [Приятельница Ф. А., уделявшая много внимания девочкам. — А. Р.]

В день рождения Гали мы с ней беседовали.

Галя сообщила мне, что у нее нет еще силы воли, но потом будет. Насчет Саши: я объясняю Гале, что к Саше надо относиться со вниманием, так как она чрезмерно умна.

Галя:

— Тетя Лена, я этого совсем не нахожу.

(Е. Е.)

Шура, входя в комнату и не сразу заметив Сашу:

— А где Саша?

Саша:

— У тебя под носом.

Шура, возмущенно:

— Кто тебя научил так грубо отвечать?

Саша:

— Никто не научил, я сама научилась по книжке. Там Лиса Алиса говорит: «Буратино у вас под носом в кувшине сидит».

4 апреля 48.

Вышла книжка «12 отважных» [Книга Ф. А. в соавторстве с Т. А. Печерниковой. — А. Р.]. Саша сидит, читает и то и дело приговаривает подхалимским тоном:

— Как интересно! Знаешь, как интересно!

Шура:

— Не трогай эту стеклянную елочную игрушку — она у тебя мигом развалится.

Саша, с полным знанием дела:

— Как старый гнилой пень?

(Что делает художественная литература с этим ребенком — уму непостижимо).

6 апреля 48.

Саша уже начинает интересоваться дневником, и это плохо, потому что при ее врожденном честолюбии и тщеславии она начнет работать специально на меня.

Сегодня она спросила:

— Мама, ты записала, как я грубо ответила папе?

— Записала.

Саша, со слезами:

— Зачем, зачем записывать про плохие поступки?

Чуть погодя:

— Я теперь совсем не стану совершать никаких поступков, ни плохих, ни хороших — просто буду сидеть и молчать.

Потом, подумав, мстительно:

— Нет, я буду очень непослушная и все буду делать плохо. Ты станешь записывать, какая я нехорошая, кто-нибудь прочтет и скажет: «Почему вы так плохо воспитываете свою дочку?» Приятно тебе будет?