— У тебя что, проблемы с сексом, чертово ты семя? — тетка рявкнула так громко, что Ирина вздрогнула. — Что ты мне тут наплела? Ведь это же вранье. Никто тебя не насиловал. Ты похожа на изнасилованную, как я на балерину. Ты сама изнасилуешь любого, и этого несчастного, как его там, Женьку, ты тоже уже изнасиловала. Точит тебя червь какой-то изнутри. И ты совершаешь все эти глупости, используя при этом окружающих. Ребенка твоего мне жаль, но думаю, что все к лучшему. Ты бы ему все равно ничего не дала. Привыкла брать. Знакомая ситуация. Откуда эта гниль взялась в нашем роду?

— При чем тут род?! И что это за чертово семя? Сказали «а», говорите и «б», — в свою очередь взорвалась Ирина.

— Просишь — расскажу. Не жалей потом только. Ты хотела знать сама, ходила ко мне и вынюхивала. Разве не так? Взрослая ты девочка, может, поймешь свою мать. Может, ее пример научит тебя чему-нибудь в этой жизни. И ты будешь смотреть на это другими глазами, не то что я, ископаемое. — Тетка дышала тяжело, потом долго молчала и, наконец, начала:

— Мы с Анютой жили тогда вдвоем в коммуналке. Было у нас две комнаты — шикарно по тогдашним временам. Повезло. Поселились, когда она уже родить должна была. Отец Елены к тому времени погиб. Жаль, не видела я его и не знала. Может, с него все и началось… Родила Анюта девочку. Для нас это была большая радость. Сестра была, я уже тебе рассказывала, мягким и нежным существом, не очень приспособленным к жизни. И оказалась такой же матерью. Елену очень любила. Заботилась. Когда ребенок болел, она сама заболевала. Ночи напролет над кроваткой просиживала, боялась потерять. Я, как более жизнеустойчивая, была добытчиком. Плохим, конечно, но как-то жили. Отдали потом Елену в детский сад, Аня на работу вышла. У Ленки сразу две матери было. Я ее воспитывала, а Анюта просто любила. Ленка была хорошеньким ребенком, умницей. Читать, писать научилась рано, без проблем. Память у нее хорошая была. Ласковая, милая девочка. Надышаться на нее не могли… Аня была красивая. И, конечно, поклонники у нее были. Но она двенадцать лет ни с кем не встречалась. Помню, приезжал майор на машине, стоял под окнами с букетом, как мальчишка. Да и не только он. А она все бежала с работы к ребенку. Один ухаживал, другой. Много раз она имела возможность устроиться в жизни, но всегда говорила: «А как же Леночка? Не нужно мне ничего. Будем жить по-прежнему». На меня, — тетка усмехнулась, — охотников не находилось.

Елене уже двенадцать было, красивая рослая девочка, когда Анюта наконец влюбилась. Стеснялась, как девчонка, пряталась по углам, скрывала. Но я заметила по ее глазам, какая она счастливая стала. Глаза светились. Он был одинок. Просил ее выйти замуж. Ей тогда было тридцать лет. Она не хотела ничего менять в нашей жизни, боялась за Лену. Но я же и уговорила. Неужели не имела она права на счастье? Он ее очень любил. На руках носил, ухаживал красиво. Глаз не сводил с Анюты. Симпатичный был человек. Долго не женился, говорил, что искал ее всю жизнь. Пара из них получилась редкая. Все глазели, где бы они ни появлялись. Он надарил ей нарядов, ты не представляешь, как она была хороша. Читал стихи. Веселый был человек. Даже со мной ужился, — тетка усмехнулась. — И Ленка с его приходом всегда радовалась. Конечно, он ее баловал. Пошли куклы, наряды. Хотя она и выросла уже из кукол. Деньги у него были, мог себе позволить. Я точно не знаю, но занимался он военными разработками, работа секретная. Были и машина и шофер. Но поселился у нас. Мы решили, что так лучше. Место было, я забрала Леночку к себе в комнату. Это были два самых счастливых года в жизни Анюты. И в моей тоже. Я видела, как ей хорошо. Забот поубавилось, в том числе и материальных. Это тоже немаловажно. Мы жили все-таки бедно. Но не это главное. Радостно было просто смотреть на них. Мне не приходилось видеть, чтобы так любили. Ленка была довольна. Ей уже четырнадцать исполнилось. Подарили золотое колечко, день рождения отпраздновали. Много гостей, много цветов. Ее одноклассники, наши друзья. Раньше компании не разделялись ни по возрасту, ни по полу. Общий язык находили. Потом все это и началось. Я, когда заметила, встревожилась. Подумала, что она ревнует. Но ревновать надо было раньше. Да и Анюта дочь не забросила, по-прежнему тряслась над ней. Заметила я, что Ленка смотрит на него, своего отчима, каким-то странным взглядом, как будто оценивает. Так по-взрослому смотрит, точнее, по-женски. Я удивилась. Он, конечно, ничего не замечал. Глаз не сводил с Анюты. Детей почему-то у них все не было, он иногда говорил, что жаль. Очень хотел ребенка. И говорил, что в этом его вина. Не знаю, ему видней. Ленка красивая росла. Но на Анюту не была похожа. Далеко ей было до матери. Обычная красивая мордашка. Фигура хорошая. Высокая, сильная девица. Спортом занималась. Легкой атлетикой — бегала, прыгала. Английский — репетитора нанимали. Учителя — раньше не было репетиторов. Он хотел, чтобы Анина дочь имела все. Он сам знал языки, по-английски свободно говорил. Математика, химия — Лена хорошо училась. Но эти ее похотливые взгляды я стала замечать все чаще и чаще. Платья появились весьма откровенные, прогулки по дому в ночной рубашке. Я теперь, на старости лет, стала такой проницательной, жизнь научила. А тогда мне казалось, что в голову лезет всякая дурь на почве собственной несостоявшейся судьбы.

Я не знаю, Ирина, как она это сделала. И о чем думала. Как удалось ей совершить такую мерзость. Его вина, конечно, тоже в этом была. Но в данной ситуации он являлся скорее жертвой. Любил он Анюту. Так не сыграешь, не притворишься. Да и нужды в этом не было.

Ленке тогда было пятнадцать лет. Аня случайно вернулась с работы за документами и застала их в постели… — Тетка долго молчала. — Я помню этот день, как сейчас. Хотя правду узнала намного позже. И когда я пришла, его уже не было. Такой я сестру не видела. Она не плакала и не кричала, никого не упрекала. Она тихо сидела и смотрела в одну точку. Ленка, поджавши хвост, забилась в нашей комнате в угол. Потом тоже ушла. Я искала ее неделю, наконец, нашла, и она мне все рассказала. Оправдываться и не думала. Долбила тупо: «Так получилось». Я хотела ее убить, эту маленькую наглую сучку, которая из-за своего детского любопытства и упрямства, из-за проснувшейся похоти мимоходом разрушила всю нашу жизнь. Не знаю, какая злая воля ею руководила и как она смогла это совершить. И сколько это продолжалось. Сейчас думаю, что скорее всего была первая попытка. У меня на это свои соображения. Анюта молчала три дня, потом стала умолять меня: «Верни мне дочь». Она ее ни в чем не винила, сразу переложила на него все зло. Ленку я привела домой. Самой было противно смотреть, как изо всех сил Анюта пытается сделать вид, будто ничего не случилось, что не было этих трех лет в ее жизни. Сколько душевных сил надо было иметь для этого? Аня ее никогда ничем не упрекнула. Знаешь, Ирина, такие случаи в жизни встречаются довольно часто, то и дело слышишь: там отчим изнасиловал падчерицу, здесь. Не знаю, как у других обстоят дела в подобных ситуациях, а у нас это произошло именно так, как я тебе рассказывала. На этом дело не кончилось. Его я больше не видела и не знаю, искал ли он встреч с Анютой. Через два месяца он погиб в своей лаборатории. Сказали, по неосторожности. Я знаю, кто был причиной этой неосторожности. Анюта с тех пор стала совсем другой. Иногда мне казалось, что она сошла с ума. Часами могла сидеть и смотреть в одну точку. А еще через год она умерла. Неизвестно от чего. Перебрали все диагнозы, от рака до туберкулеза, и все отвергли. А она чахла и чахла, пока не угасла совсем. Ей было тридцать четыре года. Я ничего не могла сделать. И никто не мог. Елена смотрела на нее со страхом. Прощения не просила. Может, боялась напоминать. Не знаю, поняла ли она потом, что натворила. После смерти Анюты она уехала. И я не скрываю, что способствовала этому. Не могла я ее видеть. — Тетка долго молчала, дыхание ее было хриплым. Воспоминания дались нелегко. Она сидела и смотрела отрешенным взглядом, явно не видя ничего перед собой. Наверное, смотрела в прошлое. Наконец медленно перевела свой взгляд на Ирину. Глаза-буравчики опять бесцеремонно сверлили ее. — Я знаю, что тебе сейчас будет тяжело. Но ты сама этого хотела, не правда ли? Я не собиралась ничего тебе рассказывать, пока не поняла, что ты уже достаточно взрослая. Успела в жизни пережить и свою трагедию. Ты ведь мне не много рассказала. Могла и ничего не говорить. Я, увидев тебя в первый раз, поняла, что ты страдаешь душевным изъяном. Это наследственное, я думаю. У Елены тоже это было. Не знаю, как и назвать. Какой-то душевный порок. Но, похоже, Лена потом всю жизнь заглаживала то, что натворила. Мать, конечно, не вернешь. Анюта не хотела жить больше, потому и умерла. А Лена сама стала хорошей матерью и, наверное, хорошей женой. Недаром твой отец последовал за ней. Страшная смерть, ужасная и мучительная. А знаешь, тот, Алексей, отчим твоей матери, он тоже сгорел заживо. Судьба.