Тип культуры этого будущего общества обычно выражается термином постмодернизм. Здесь акцент делается на том, что новое общество будет консолидировано рациональностью нового типа, в которой преодолены нормы, догмы и идеалы Просвещения. Цивилизационный пафос постмодернизма гораздо более радикален, нежели у постиндустриализма как целого, в нем сильно отрицание Просвещения. Постмодернизм одно время представлялся даже как разрыв непрерывности в развитии современного общества Запада (модерна), хотя прежние подобные волны с признаками контркультуры по мере выхода из кризиса вновь интегрировались в мэйнстрим.
Концепцию «общества знания» можно считать консервативной альтернативой вектору постмодернизма. Она — продукт скорее цивилизационного, нежели формационного, взгляда на исторический процесс. Большинство философов, развивающих эту концепцию, в общем, отвергает идею разрыва непрерывности и подчеркивает генетическую связь с Новым временем и его наукой, с Просвещением и его рациональностью — в рамках и на технологической базе индустриализма. По словам Д. Белла, «постиндустриальное общество — это индустриальное „общество знания“».
А. Турен специально подчеркивает неразрывность связей постиндустриального «общества знания» с индустриальным обществом Нового времени: «Никто из даже наиболее горячих приверженцев понятия постиндустриального общества не отрицает, что оно может быть рассмотрено, хотя бы частично, как гипериндустриальное общество. Как же мы тогда можем сочетать прерывность и непрерывность в следовании социетальных типов? Необходимо ответить на этот главный вопрос, чтобы определить место коммуникационного общества, формирующегося буквально на наших глазах, по отношению к промышленному обществу, в среде которого оно появляется» [242, с. 412]. Здесь в корректной форме выражено принципиальное несогласие с «социологическими» предположениями большинства футурологов о социальной структуре «общества знания».
Хотя футурологи видели переход к постиндустриализму как скачок вперед от индустриального общества, во многих отношениях концепция «общества знания» несет в себе заряд фундаментализма, идею возвращения к истокам, к лозунгу «Знание — сила» Френсиса Бэкона. Д. Белл прямо перефразирует формулу Бэкона: «Информация — это власть. Доступ к информации есть условие свободы». В этом родство концепции «общества знания» с неолиберализмом, фундаменталистской доктриной Запада в плане истории как смены экономических формаций.
Все эти частные срезы образа нарождающегося нового Запада не исключают друг друга, они обладают большим потенциалом для синтеза, что мы видим на примере освоения неолиберализмом многих постмодернистских подходов и норм. Поэтому и концепцию «общества знания» нельзя брать в отрыве от других глав западной апокалиптики. Уже из докладов Римскому клубу и продолживших эту серию докладов Давосского форума можно сделать вывод, что тот универсалистский смысл, который словосочетание «общество знания» имело бы в языке Просвещения, не может быть реализован в рамках программы глобализации как Нового мирового порядка.
Как видно из трудов исторической школы Ф. Броделя и прогнозов И. Валлерстайна, нынешняя глобализация есть попытка укрепить мировую систему капитализма, построенную по принципу «центр — периферия». В этой системе жизнеустройство периферии не может быть построено так же, как в центре. Оно будет иметь небольшие анклавы современного производства и быта, обеспеченные ресурсами за счет архаизации производства и быта подавляющего большинства населения (см. [151]). «Общество знания» в этом порядке не может быть «Республикой ученых» как в утопии Просвещения. Республика ученых могла существовать в человечестве, соединенным свободой, равенством и братством, так что «граждане» этой Республики не были разделены непреодолимыми национальными и культурными барьерами и могли на равных предаваться изучению и распространению объективного знания.
«Общество знания» Запада как метрополии глобального капитализма отделено от «внешнего пролетариата», не включенного в «золотой миллиард», примерно так же, как просвещенные философы Афин были отделены от рабов (этот будущий порядок часто и называют «нео-античностью»). В докладе Римскому клубу Э. Ласло «Цели для глобального общества» [23] речь идет о «глобальной геомеостатической системе», управляемой «благотворительной диктатурой технократической элиты». «Общество знания» — институт этой технократической элиты.
В докладе Римского клуба «Первая глобальная революция» (1991) в среднесрочной перспективе (к середине XXI века) будущее видится так: «К середине следующего столетия в сегодняшних промышленно развитых странах будет проживать менее 20 % всего населения Земного шара. Способны ли мы представить мир будущего, в котором кучка богатых наций, имеющая новейшее вооружение, защищается от огромного количества голодных, необразованных, не имеющих работы и очень злых людей, живущих во всех остальных странах? Такой сценарий, вытекающий из современных тенденций развития, не предвещает ничего хорошего. Конечно, на планете произойдет еще немало событий, которые мы не можем предвидеть сегодня, но то, что ряд менее развитых стран будет располагать ядерным оружием собственного производства, уже очевидно» [135, с. 99–100].
Сама терминология этих рассуждений красноречива.
Президент Европейского банка реконструкции и развития Жак Аттали в 1990 году написал книгу «Тысячелетие. Победители и побежденные в грядущем мировом порядке. Линия горизонта». Она переведена в России в 1993 году под названием «На пороге нового тысячелетия» [52]. В ней Аттали так описывает будущую систему: «В грядущем новом мировом порядке будут и побежденные, и победители. Число побежденных, конечно, превысит число победителей. Они будут стремиться получить шанс на достойную жизнь, но им, скорее всего, такого шанса не предоставят. Они окажутся в загоне, будут задыхаться от отравленной атмосферы, а на них никто не станет обращать внимания из-за простого безразличия. Все ужасы XX столетия поблекнут по сравнению с такой картиной».
В своей последней книге «Краткая история будущего», вышедшей в свет в 2006 г., Аттали уточняет свой прогноз исходя из опыта последних двух десятилетий Он видит будущее как «триумфальный марш денег». Аттали считает, что если этот марш продолжится, то «деньги покончат со всем, что может им помешать, включая государства», которые они мало-помалу разрушают (даже у США не останется шансов выжить). Тогда рынок сформирует то, что Аттали называет гиперимперией — планетарной, создающей огромные состояния и ужасающую нищету. «Природа там будет варварски эксплуатироваться; все будет частным, включая армию, полицию и правосудие. Человеческое бытие станет артефактом, предметом массового спроса, потребители которого также стали артефактами. Затем обезоруженный, бесполезный для своих собственных созданий человек исчезнет».
Но бороться с такой глобализацией, по мнению Аттали, нельзя, ибо это «погрузит человечество в пучину регрессивного варварства и опустошительных битв при помощи оружия, которое сегодня немыслимо… Противостоять друг другу будут государства, религиозные группировки, террористические организации и бандиты-одиночки. Он может привести к уничтожению человечества» (изложено в [284]).
Это — прогноз Аттали на середину XXI века. Он, как это большей частью происходит с прогнозами, не сбудется в своих апокалиптических деталях, но указывает возможный вектор событий. Но надо учесть, что и прогнозы на 2010 г, которые были сделаны почти тридцать лет назад, весьма пессимистичны. По заказу Римского клуба было проведено исследование проблемы продовольствия в мире (проект Ханса Линнеманна). Математическое моделирование ситуации в 10 геоэкономических регионах для каждого года вплоть до 2010 показало, что Земля даже при достигнутом в 80-е годы уровне технологии в состоянии прокормить гораздо больше людей, чем предрекали самые смелые прогнозы — при условии, что наличная пища будет распределяться между людьми более справедливо. Однако моделирование для реальных условий привело к выводу, что масштабы голода в мире будут увеличиваться. К 2010 году ожидалось увеличение масштабов голода в мире более чем в 3 раза.
