Начальное волнение Валериана относительно уже бесспорной очевидности инопланетной жизни было несколько остужено осознанием того, что ни протоссы, ни зерги никак не подходили в кандидаты на роль строителей древних сооружений, (юноша полагал, что это были своего рода храмы), которые он исследовал на Луне Ван Остина.

Зерги представляли собой мерзкую стаю генетически мутирующих существ, ведомую кровавым инстинктом и ненасытным аппетитом, в то время как протоссы были странной, отчужденной расой воинов-псиоников. Хотя протоссы и обладали технологиями, которые далеко опережали технологии терранов и явно отличались от людей, однако было не похоже, что они являются возродившейся разновидностью строителей храмов.

Новости о том, что человечество больше не одиноко во вселенной, одни встретили с ужасом и содроганием, а другие с религиозным экстазом и поклонением. Некоторые люди хотели встретить «гостей» с распростертыми объятиями, тепло и радушно, в то время как более здравомыслящие люди, понимающие текущий дух времени, готовились к войне. Они, должно быть, оказались более проницательны.

С появлением инопланетных рас, открытая борьба разгорелась по всей территории Конфедерации. Местечковые перестрелки и локальные конфликты, перерастали в полномасштабные восстания. И, конечно же, Арктур Менгск всегда был готов подлить масла в огонь.

Пока беглецам удавалось избегать всплесков этой все более свирепой войны. Но конфликты учащались и перерастали из простых нападений на представителей конфедеративной власти до полноценных планетарных сражений по всему сектору. Люди умирали каждый день тысячами. Конфедерации терпела бедствия одно за другим, и неумолимо теряла власть в колониях.

А затем последовало уничтожение Антига Прайм.

Правда о том, что случилось на Антига Прайм, разумеется, была скрыта. Но Валериан узнал всё. Узнал из источника, в словах которого сомневаться не приходилось. Этим источником был Айлин Пастер. Оказывается, великий Арктур Менгск использовал похищенные технологии пси-изучателя, чтобы привлечь зергов к колонии Конфедерации, в качестве оружия против врагов. Зерги, в свою очередь, привлекли туда протоссов, и уже протоссы в буквальном смысле зачистили планету – ни одного выжившего, и ни одного свидетеля.

Ужас, который последовал после этой катастрофы, распространился по остаткам колоний Конфедерации как чума. Ручеёк беженцев превратился в неистовый поток. Грузовые корабли, переполненные испуганными людьми, тысячами отправлялись из центральных миров, охваченных сражениями, к Периферии, где было более-менее спокойно.

Валериан не мог забыть реакцию матери, когда та узнала, что его отец причастен к гибели Антига Прайм. Он видел, как сильно она сдала по причине того, во что стал превращаться когда-то любимый ей человек. А не так давно, Валериан пришел к выводу, что благородные идеалы отца сбросить ярмо тирании Конфедерации и покончить с коррупцией Старых Семей угасли. Их сменило желание создать собственную империю.

Его мать презирала то, чем стал Арктур, но Валериан втайне восхищался упорством, с которым отец шел к своим целям, твёрдо зная, что однажды ему суждено достичь их.

Мысли об этом все еще вызывали в душе Валериана противоречивые чувства.

Почти сразу после уничтожения Антига Прайм, отец приказал Валериану и Жюлиане найти новое убежище, удаленное от центральных миров, всё еще остающихся под контролем Конфедерации. Это было в духе Арктура, послать такое прямолинейное сообщение, но Валериан чувствовал, что за этим скрывалось нечто большее. Как будто, должно было произойти нечто ужасное, и требовалось, чтобы Валериан с матерью находились так далеко от центра событий, насколько возможно.

Он не знал, с чем это было связано, пока до них не дошли новости о разрушении Тарсониса, метрополии Конфедерации. Как и Антига Прайм перед этим, Тарсонис наводнили зерги, привлеченные Арктуром Менгском, для уничтожения его врагов – Старых Семей. Тех самых, что убили его родителей и сестру и обрекли на смерть миллионы людей на Корхале.

Когда акты мести осуществились, Валериану пришлось признать, что это был гениальный ход.

Смелый, беспощадный и непреодолимый.

Так как с Тарсонисом умерла и Конфедерация. Тарсонис был опорой человеческого мира так долго, что без него единство колониальных миров рассыпалось как карточный домик. Ничто более не препятствовало Доминиону Арктура Менгска торжествовать на костях поверженных врагов.

Едва Конфедерация пала, Арктур связался с Валерианом и сообщил, что приближается день, когда он позволит юноше выйти в свет как своему сыну.

Валериан не мог отрицать привлекательности этой идеи, поскольку ему исполнилось восемнадцать, и он был готов по праву занять свое место на галактической сцене. Теперь он был сам себе хозяин: умный, образованный, очаровательный и одаренный, способный сражаться мечом, винтовкой или же словом, если представится возможность и потребует честь.

Но был ли он преемником, как полагал его отец...

Хотя, это был совершенно другой вопрос.

Валериан допил ароматную жидкость и вышел из пустой кофейни.

– Пора идти домой, – сказал он.

* * *

В конечном счете, прошло еще шесть месяцев прежде, чем Валериану довелось снова увидеть отца. Необходимость отстраивать Доминион из руин Конфедерации отнимала у недавно провозглашенного императора больше времени и требовала большего внимания, чем предполагалось.

Сначала Валериана устраивало такое положение вещей. Теперь, когда им больше не нужно было переезжать с места на место, скрываясь от «эскадронов смерти»^[62] Конфедерации, он с удовольствием проводил время вместе с матерью на Умодже в доме дедушки. Но недели превращались в месяцы, и Валериан начинал терять терпение – вынужденное безделье начало раздражать его. Он был сыном императора, но все ещё не сделал ничего важного.

Состояние матери улучшилось, но за каждым улучшением следовало возвращение невидимой болезни, которая поглощала Жюлиану. Новые технологии замедлили развитие рака, но не могли его остановить, и доктора серьезно сообщали Валериану, что Жюлиане осталось жить самое большее шесть месяцев. Однако они говорили это годами, но, тем не менее, его мать удивляла всех своей волей к жизни, упорной стойкостью и храбростью.

То время, какое не занимала забота о матери, Валериан проводил за оттачиванием своих уже внушающих уважение навыков владения клинком и другим оружием под строгим присмотром Мастера Миямото. Старый наставник прибыл на Умоджу вместе с Валерианом и теперь с гордостью называл юношу лучшим учеником, которого он когда-либо обучал.

Валериан буквально проглатывал каждую медиа-книгу, которую мог достать, изучая все, что было известно о протоссах и зергах. Он обшаривал информационные сети в поисках любого признака новых инопланетных руин, но после войны археология не интересовала никого кроме престолонаследника.

Этим вечером, Валериан прогуливался вместе с матерью в садах дома дедушки, следуя вдоль реки, которая блестела в закате как расплавленная медь.

Мать попросила проводить ее к реке, и они отправились, как только прислуга приготовила ужин. Жюлиана ела немного в эти дни, но аппетит Валериана был зверским как всегда.

Юноша носил облегающий костюм угольно серого цвета, высокие сапоги из блестящей черной кожи, двубортный жакет, который очень сильно делал его похожим на солдата, и алый плащ, накинутый на плечи. Его волосы свободно спадали на плечи каскадом золота, совсем как в молодости у матери.

Теперь, когда не было причин скрывать происхождение, и были все основания показать его, Валериан гордо носил на груди бронзовую медаль семьи Менгск с изображением головы волка.

Его мать сидела в инвалидном авто-кресле, управляя им при помощи закрепленного за правым ухом считывающего альфа-ритмы устройства. Возвращение на Умоджу сказалось на состоянии Жюлианы гораздо благотворней, чем все годы лекарств и болезненной химиотерапии. Внутримышечные нано-стимуляторы препятствовали атрофированию ее мышц, и Валериан радовался тому, что жизненная энергия понемногу возвращается к матери. Он знал, что долго она не протянет, но юноше нравилось, что мать снова улыбается и находится дома.