– А ты не думал, что у меня тоже есть мечты, Арктур? Помнишь, я только приступила к работе помощницей в той юридической фирме? Я неплохо показала себя и могла бы сделать отличную карьеру там, если бы не забеременела.

– Видно не особо перспективная контора, раз они уволили тебя из-за этого, – съязвил Арктур, – Тебе нужно было подать на них в суд.

– Спасибо за совет, но они меня не увольняли, – огрызнулась Жюлиана, – Они хотели, чтобы я после рождения Валериана вернулась, но я решила посвятить себя нашему сыну.

– Очень похвально, – сказал Арктур, наливая выпивку в третий раз. Он уже чувствовал, что вспышки гнева не приносят должного эффекта в своей очевидности.

– Валериан очень похож на тебя, Арктур. Он яркий, обаятельный и крайне целеустремлённый. Ты полюбишь его, я знаю.

Арктур промолчал, до сих пор не оправившись от того, что у него есть маленького сын и того, что он совсем его не знает. Прошло семь лет жизни ребенка, но до сих пор они ни разу не видели друг с друга.

– Мой отец знает? Мать? Дороти?

Жюлиана покачала головой.

– Нет, я хотела, чтобы ты узнал первым. Не я должна рассказать твоей семье о Валериане.

– И то верно, – сказал Арктур, и на секунду замолчал, поскольку вдруг его посетила неожиданная мысль.

– Что такое? – спросила Жюлиана, заметив зарождающееся понимание в его глазах.

– Это было на Тирадоре-9, не так ли? – спросил он.

– Ты можешь вспомнить другое время, когда ты спал со мной?

– Конечно, нет. Не устраивай драму. Это всего лишь мысли вслух, – сказал Арктур, – Проклятье, дай мне время, чтобы собраться с мыслями. Ты не можешь так ошарашить меня и ожидать, чтобы я сразу буду рационален.

Он снова потянулся за выпивкой, но потом передумал. Он оставил стакан и начал ходить по комнате, приглаживая волосы рукой, как и всегда делал это, когда волновался.

– Рационален? – сказала Жюлиана, – Что в этом должно быть рационального? У тебя есть сын и у тебя есть шанс узнать его. Узнать меня снова. Теперь мы можем стать семьей.

– Семьей? – спросил Арктур, останавливаясь перед ней, – Я... И это всё, что ты хочешь от меня? Бросить всё, переехать и жить на Умодже с тобой и мальчиком?

– Его зовут Валериан.

– Я знаю, как его зовут, Жюлиана.

– Тогда почему ты боишься сказать? – возразила она, – Ты боишься, что, назвав его имя, ты должен будешь признать его? Что он станет реальным для тебя?

– Нет, конечно, нет. Не говори глупостей.

– Но, тогда почему ты не хочешь произносить его имя?

– Валериан, – сказал Арктур, – Валериан, Валериан, Валериан. Вот, теперь ты довольна?

Жюлиана отвесила ему пощёчину, и Арктуру пришлось сдерживать себя, чтобы не ударить в ответ. Он вспомнил такой же жгучий удар своей матери. Теперь он понимал, что заслужил тот удар, и, ему пришлось признать, что этот удар он заслужил тоже.

– Мне жаль, Жюлиана, – сказал он наконец, – Но я не могу оставить все, что я строю, и играть в счастливую семью с вами. Я просто не могу.

– И что теперь? Ты просто уйдешь, как всегда уходишь? Убежишь прочь вместо того, чтобы встретиться с проблемой лицом к лицу?

– Я не бегу от проблем, – предупредил Арктур.

– Ну конечно, – сказала Жюлиана, – Ты вступил в десантные войска, чтобы убежать от своего отца, и ты убежал от меня, как только мы сблизились. А теперь ты собираешься убежать от своего сына. От своего наследника.

Удары слов Жюлианы были подобны ударам молота, и он понимал, что она права. Вместо того, чтобы преодолевать трудности, которые вставали на его жизненном пути, он просто уходил от них, избирая путь наименьшего сопротивления. Поступит ли он так же и в этот раз?

Арктур стоял на пороге всего, чего он когда-либо желал, но что хорошего было в этом, если оно имело под собой зыбкую основу? Может, настало время переосмыслить свою жизнь и задуматься о наследии. В конце концов отец был всего на несколько лет старше, чем Арктур сейчас, когда ему вручили сына.

– Ну что же, Жюлиана, – сказал он наконец, – Хорошо. Я останусь. Я поговорю с... Валерианом. Познакомлюсь с ним поближе, и, как ты и сказала, он будет моим наследником.

Жюлиана бросилась к нему шею.

– Я так счастлива! – воскликнула она, обнимая Арктура, – Я знала, что как только ты увидишь Валериана, ты захочешь стать частью его жизни.

Снова Арктур оторвал ее от себя, хотя и не столь резко как в прошлый раз.

– Не будем торопить события, – сказал он, – Я сказал, что познакомлюсь с ним поближе. Но я пока не решил, готов ли я, вот так запросто, отказаться от всего, что построил.

– Я не прошу тебя отказываться, – ответила Жюлиана, заключив в ладони лицо Арктура, и приближая его к своему лицу, – Разве ты все еще не понял этого? Ты ничего не должен бросать. Мы просто можем быть вместе. Все мы. У нас будет все, о чем мы когда-либо мечтали. Помнишь, много лет назад ты рассказывал о своих грандиозных планах? Они уже осуществляются. Прямо сейчас. Тебе нужно просто захотеть это увидеть.

Арктур улыбнулся.

Возможно, на него подействовали слова Жюлианы, или может алкоголь ударил в голову, однако, не зависимо от этого, Арктур с удивлением осознал, что подобное мысли больше не ужасают его. В конце концов, они вполне могут стать обычной семьей.

* * *

Арктур проснулся с тяжестью в голове и легкой дезориентацией, пытаясь понять, где он находится. Он неплохо восстановился и чувствовал себя великолепно отдохнувшим. Сборные жилые модули старателей или тесные помещения космического корабля отнюдь не способствовали непрерывному сну, и он уже стал забывать, как же это здорово – провести ночь в мягкой кровати. Он потянулся и повертел головой на подушке, наслаждаясь теплотой и позволяя болям прошлых шести месяцев покинуть его суставы.

Он улыбнулся, а затем блаженное неведение пробуждения сменилось холодными и тяжёлыми воспоминаниями о событиях предыдущей ночи, возвращая всё на круги своя.

Жюлиана.

Валериан.

Его сын...

Легкая истома пробуждения прошла, когда он сел на кровати и огляделся. Обшитая деревом комната была обставлена шикарной мебелью, на окне висели тяжелые занавески. Различная аппаратура идеально вписывалась в интерьер, не бросаясь в глаза. Обстановка комнаты полностью соответствовала Умоджанскому стилю, и лоскут пыльно-оранжевого неба за окном, только подтверждал это.

Арктур свесил ноги с постели. Его желание вернуться в уют тёплых одеял моментально испарилось, когда он вспомнил с какой целью его вызывал Айлин Пастер. По крайней мере, теперь он понимал причину его холодности при встрече.

Быстро, но без суеты, Арктур вымылся в акустическом душе, по качеству и изящности дизайна не уступавшему брендам Старых Семей и, даже, превосходившего их. При этом вся техника отличалась собственным стилем – даже в быту Умоджанцы стремились поддерживать самобытность культуры. Прием душа оказался недолгим и, к его удивлению весьма эффективным. Под действием вибрации застарелый пот и омертвевшая кожа отшелушивались от тела, открывая под собой новый и чистый слой кожи.

Он побрился такой же эффективной акустической бритвой и расчесал волосы. Затем надел темно-серый костюм и ботинки по колено высотой. Костюм был почищен и выглажен, ботинки отполированы до зеркального блеска. Слуги Айлина Пастера идеально справлялись со своими обязанностями.

– Помирать, так с музыкой, – сказал он вслух и вышел из комнаты. Пройдя немного по отделанному мрамором коридору, Арктур достиг холла, в котором уже побывал прошлой ночью, по приезду. Дверь в гостиную была открыта, и он мог слышать голоса, доносившиеся оттуда. Один из них принадлежал Айлину Пастеру, и Арктур решил войти в комнату.

Разумеется, посол Умоджи сидел в том же кресле, которое занимала его дочь накануне. Он беседовал с одним из служащих, который просматривал заметки на личной консоли.

Пастер, его лицо в своей беспристрастности напоминало непроницаемую маску, посмотрел на входящего Арктура.