Когда с обедом было покончено, Кэтрин поторопилась отправить Дороти в кровать, но сначала дождалась, чтобы отец с братом обняли и поцеловали и её, и Понтия. Когда женщины семейства удалились, напряжение улетучившееся с их появлением, злой тенью снова прокралось в комнату.

– Еще портвейна? – спросил Ангус.

Арктур кивнул.

– Мне Руби^[47], – сказал он.

Ангус налил два стакана и передал один Арктуру. Молчание затягивалось. Арктур видел, что отец из всех сил пытается подобрать нужные слова. В присутствии Кэтрин беседа была легкой и непринужденной, но без ее умиротворяющего влияния напряженность между двумя вожаками снова начала расти.

– Я рад, что ты приехал, сын, – наконец произнес Ангус. – Твоя мать здорово переживала сегодня. И Дороти... ну, в общем, ты видел, как она обрадовалась тебе.

– А ты? – спросил Арктур. – Ты тоже рад видеть меня?

– Конечно. Ты же знаешь, что да. Ты мой сын.

– Я знаю. Но наш последний разговор закончился не очень дружелюбно..

– Ты просто ушел и вступил в десант, – сказал Ангус. – Мой сын солдат Конфедерации... какой реакции ты ожидал?

– Я ожидал от тебя уважения к моему проклятому решению, – отрезал Арктур.

Ангус вздохнул и глотнул портвейна.

– Ты ищешь повод для ссоры, Арктур?

– Нет, – ответил Арктур. – На самом деле нет. Просто... ну, мы практически ничего и никогда не обсуждали с глазу на глаз, не так ли?

– Насколько я помню, нет.

– Именно. И раньше, когда я жил на Корхале, каждый раз, когда ты смотрел на меня, ты сравнивал с собой, пытаясь найти недостатки во всем, чтобы я не делал. Я никогда не был достаточно хорош для тебя.

– Это просто смешно, – сказал Ангус. – Я просто хотел как лучше для тебя. Неужели ты не понимаешь?

– Как лучше для меня? Ты уверен? Или ты хотел, как лучше для тебя? Все, к чему я стремился, тебе не казалось важным. Все, о чем ты заботился, выйдет ли из меня достойный преемник!

Ангус налил себе еще стакан портвейна, используя паузу, чтобы обуздать гнев.

Арктур знал, что нападки на отца могут привести лишь к одному результату, но уже не мог остановиться. Накопившиеся за два года эмоции рвались наружу, и он не мог сдержать их.

– Арктур, ты мой сын, и я всегда стремился дать тебе все самое лучшее. Ты умен, и можешь стать лучшим в том деле, о каком мечтаешь. Но потерять свою жизнь, сражаясь за тиранию и коррупцию, за режим, который стремится взять под контроль всю галактику, просто глупо.

– Выходит, что я глуп?

– Я этого не говорил. Ты даже не слушаешь меня. Ты слышишь лишь то, что хочешь слышать, таким образом, лишь раздувая спор.

Арктур знал, что отец говорит правду, но воспоминания о рядовом Шоу, всплыли в памяти, заполонив сознание. Образ разорванного в клочья парня, лежащего в луже крови на полу бара Тирадора-9 затуманил рассудок.

– Нет, все совсем не так, – сказал он.

– Тогда как это понимать? – потребовал объяснений Ангус. – Потому что мне действительно хочется это знать.

– Это то, что ты делаешь на Корхале, – сказал Арктур. – Подрывы и бунты. Ты, Фелд, и ваша банда революционеров раздуваете здесь пламя ненависти. Не так ли?

– Попридержи свой проклятый язык! – прошипел Ангус.

– Почему? Боишься, что десантник Конфедерации может донести на тебя властям?

– Ты же не донесешь? – спросил Ангус, искренне ужаснувшись тому, что взгляды сына могут обернуться против него.

– Нет, конечно, нет. Но я видел в реальности то, что делают такие люди как ты, – сказал Арктур. – Я видел трупы и кровь на Тирадоре-9, я слышал крики. Ты можешь оправдывать свои дела разговорами о коррупции и другими умными речами, но я видел то, что остается за кадром. Я видел людей, расстрелянных без пощады, и Бог знает, сколько невинных свидетелей погибло под перекрестным огнем. Если это то, что ты делаешь, то я не хочу участвовать в этом.

– Нападение на Тирадоре-9 никак не связано со мной, Арктур, – сказал Ангус, делая шаг к сыну. – Клянусь. Мы атакуем только военные цели. Боевые средства. Потому что мы на войне и не совершили бы такой ошибки как эта.

– Военные цели? – переспросил Арктур, нащупывая "смертник" под рубашкой. – И что по твоему мне теперь делать? Скажи, ты бы разрешил сбросить на меня бомбу или совершить еще какое-нибудь нападение, которое могло повлечь мою смерть, если бы это было бы необходимо для твоего грандиозного плана?

– Конечно нет! Арктур, зачем ты такое говоришь? Твоя мать хотела, чтобы сегодня мы снова стали семьей. Ради нее не разрушай все снова.

– Приехать сюда было ошибкой, – сказал Арктур. Он поставил стакан на стол и повернулся к двери. – Я, пожалуй, пойду.

– Нет, Арктур, пожалуйста, останься, – сказал Ангус, подойдя к нему и взяв его за руку. – Ради матери и Дороти, если не ради меня.

Арктур повернулся к отцу.

– Я уеду утром.

Вдалеке от Стирлинга, что сверкал в ночи как драгоценный камень, мрак неба был абсолютен. Арктур сел на скамью из орехового дерева, которую отец соорудил у конца дорожки от виллы, и стал смотреть на море. Волны внизу бились об утес и разлетались серебряными каскадами брызг. Арктур обратил внимание на бронзовую табличку по центру скамейки, с выгравированными на ней памятными словами в честь Августа, деда Арктура. Однако надпись полностью исчезла под слоем зеленого налета, и Арктур не смог прочитать ее.

Он сидел и смотрел на звезды, размышляя о том, на какие из них его занесет в будущем. Вариантов было море и, без сомнений, будучи десантником, обилие разнообразных миров ему гарантировано.

А когда он устанет от военной жизни, а он чувствовал, что этот момент быстро приближается, то он соберет манатки и рванет к Периферии. Только как можно дальше, чтобы быть свободным.

Арктур почувствовал вибрацию в кармане и достал смартфон. Он подождал, пока вызов не прекратится, затем щелчком открыл аппарат. Пришло сообщение от Жюлианы. Уже пятнадцатое по счету, с того момента как он прибыл на Корхал.

Он вздохнул и, услышав за спиной шаги, сунул смартфон в карман.

– Не возражаешь, если я присяду, – сказал Эктон Фелд.

– Если ты здесь, чтобы убедить меня остаться, то зря не старайся.

– Да нет. Я знаю, что пытаться в чем-то тебя убедить – безнадежное дело.

Арктур кивнул на скамейку.

– Тогда садись.

Двое мужчин некоторое время сидели в тишине, просто наслаждаясь величием зрелища. До самого горизонта океан был как черное зеркало, – огромное зеркало, отражающее звезды в виде покачивающейся россыпи булавок. Иногда небо перечеркивали сверкающие полосы. Арктуру нравилось думать, что это метеоры, хотя он знал, что на самом деле это следы от бороздящих атмосферу звездолетов.

– Ты же знаешь, что будешь сожалеть об этом, – в конце концов, произнес Фелд.

– Что?

– Из-за такого отъезда. Ты не знаешь, что может произойти в будущем, и ты действительно хочешь, чтобы этот момент остался последним в твоей памяти о своих родных?

– Ты излишне драматизируешь Фелд, – сказал Арктур. – Тебе это не идет.

– Нисколько. Арктур, поверь мне то, что творится на Корхале гораздо опасней, чем ты думаешь. Конфедерация в панике бежит отсюда, и любой, кто бывал в бою, знает, что противник наиболее опасен, когда загнан в угол. Они предпримут что-нибудь, и насколько хорош бы я не был, я не могу гарантировать чью-либо безопасность перед лицом такого, своего рода, отчаяния.

– Неужели действительно все так плохо?

Фелд утвердительно кивнул.

– – Ты можешь никогда не вернуться домой. Разве тебе этого не говорили? – сказал он.

– Кто?

– Родители, друзья... Да кто угодно. Это не важно.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда ты жил здесь, на Корхале, то думал, что это центр мира. И ты считал, что так будет всегда, что ничего не изменится. Тогда ты уехал и не возвращался в течение пары лет. А когда вернулся, все изменилось. Связь потеряна. Ты приехал, чтобы найти то свое, чего уже нет. Тебе придется уехать на долгое время, прежде чем ты сможешь вернуться и найти свое. Мир, где ты родился. Но пока для тебя это невозможно. Ты еще не готов вернуться на Корхал. А может он не готов для тебя. Я не знаю.