По словам Самодурова и Василовской, своей выставкой они намеревались инициировать дискуссию о роли религии в обществе, обратить внимание на то, что происходит, когда религия начинает требовать влияния на политику государства и бросает вызов светскому порядку. Он заявил, что учредители выставки и художники никоим образом не стремились оскорбить религиозные чувства других людей.
Интеллектуальные и духовные ценности Юрия Самодурова, геолога по образованию, сформировались под влиянием советского правозащитного движения 1970— 1980-х. В конце 1980-х он вместе с группой активистов добивался возведения первого памятника жертвам сталинских репрессий в СССР. Правозащитники также хотели создать публичный архив, музей и библиотеку для изучения и сохранения истории советского режима. В результате в 1989 году был основан “Мемориал” — организация, известная во всем мире своей борьбой за права человека, в том числе в Чечне, и просветительской работой, раскрывающей информацию о том, как советский режим нарушал права своих граждан, преследуя, в частности, РПЦ и представителей других конфессий. В конце 1980-х Самодуров также принимал участие в борьбе за рассекречивание советских архивов, чтобы правда о семидесяти годах коммунизма стала всем известна. В 1996 году его назначили директором нового Музея и общественного центра имени Андрея Сахарова, в задачу которого входило сохранение исторической памяти о жертвах советского режима. Кроме того, музею, как и Андрею Сахарову, внесшему значительный вклад в распространение мира и международного сотрудничества, предстояло бороться за открытое общество и демократические ценности.
Самодуров и Василовская подали жалобу на судебный приговор в Европейский суд по правам человека, который весной 2010 года сообщил, что не может занять позицию по данному делу на основании предоставленных материалов и нуждается в дополнительной информации, — решение, заставляющее снова беспокоиться за свободу слова. Вердикт российского суда интересен, прежде всего, своей ссылкой на решение Европейского суда по правам человека о поддержке запрета британской цензурой восемнадцатиминутного фильма Найджела Уингроу “Видения экстаза”. В снятом в 1989 году ролике нет диалогов, только аудио-и видеоряд. Персонажи фильма — монахиня из ордена кармелиток Тереза Авильская, жившая в XVI веке, и Иисус Христос на кресте. В конце ролика сексуально возбужденная монахиня взбирается на распятого Иисуса и принимается его ласкать, целуя тело и губы. Выход фильма и его запрет к показу вызвали жаркие споры в Великобритании. Среди прочих режиссера поддержали Фэй Уэлдон и Салман Рушди. Уингроу обратился с апелляцией в Европейский суд по правам человека, который в 1996 году поддержал решение британской стороны о запрете фильма. По словам европейских чиновников, свобода слова хоть и является основой демократического общества, но ее должна сопровождать ответственность, в том числе и обязательство “насколько возможно избегать высказываний, носящих оскорбительный характер в отношении вещей, перед которыми другие испытывают благоговение”. Иными словами, свобода слова Уингроу подошла к границе, где его христианские сограждане могли почувствовать себя оскорбленными его мыслями.
В связи с этим становится понятным удивление мусульман, почему нельзя было запретить “карикатуры на пророка Мухаммеда”. Их требования напоминали предложенное Европейским судом по правам человека обоснование своего решения отклонить жалобу Уингроу.
Осуждение Самодурова и сотрудницы центра позволяет понять, почему Россия последовательно голосовала за разработанные исламскими странами дополнения к резолюциям ООН, осуждавшие оскорбление религий и призывавшие принять соответствующие законы о запрете подобных действий. Вердикт суда занял без малого сорок страниц, которые включили в себя анализ избранных работ разгромленной выставки, в том числе объяснение, почему они являются богохульными. Такую же оценку получила работа Александра Косолапова — реклама кока-колы с портретом Иисуса Христа, сопровождаемая известными словами причащения из Евангелия. ””Произведение” откровенно издевательского, кощунственного характера, т. к. в его композицию включен лик Спасителя, легко узнаваемый и показательный и для католической, и для восточно-христианской традиции; значимой частью композиции также является надпись на английском языке “This is ту blood”, т. е. “Сие есть моя кровь”. Эти слова — часть фразы… произносимой во время литургии — основного христианского богослужения: священник повторяет слова Спасителя, сказанные им апостолам во время причащения. В данном случае очевидно глумление и над обрядами христианской, прежде всего православной церкви, и над текстами Евангелия, поскольку эти слова включены в тексты евангельского повествования <…>. Экспонат носит заведомо шокирующий, провокационный характер, т. к. в нем сознательно и осмысленно сопоставлены и отождествлены сакральное, священное и обыденное, вульгарное. Тем самым автор сознательно провоцирует зрителя на ответную враждебную реакцию, на агрессивное действие на религиозной почве, разжигает религиозную вражду”.
Такой же логикой руководствовались датский комик Андерс Маттесен и режиссер Эрик Клаусен, утверждая, что мусульмане не могли отреагировать на “карикатуры на пророка Мухаммеда” иначе чем насилием, и поэтому газета сама виновата в том, что стала целью террористов.
Весной 2003 года Юрий Самодуров написал статью в защиту выставки “Осторожно, религия!”, которая работала лишь три дня, после чего подверглась нападению хулиганов. Ее успели посмотреть только двадцать человек. Речь Самодурова следует рассматривать в свете его опыта борьбы с идеологической тиранией в Советском Союзе. Он очень эмоционально выразил свою обеспокоенность тем, что должно произойти, если общество склонится перед фундаменталистами, которые хотят запретить любые нападки на религию, используемую для оправдания вандализма. Он предупреждал о том, что религиозные круги могут потребовать с помощью законов против оскорблений и цензуры ограничить право выражать свое отношение к религиозным символам в науке, кино, журналистике, искусстве, театре и других сферах:
“Сколько-нибудь последовательная попытка ввести конвенциональные и правовые ограничения на использование в научных исследованиях, журналистике, кино, театре, литературе и художественном творчестве значимых для верующих людей и других групп общества образов и символов в иной интерпретации и иных контекстах и значениях, чем те, с которыми эти образы и символы возникли и имеют существенное значение для своих приверженцев, означала бы не больше и не меньше как запрет на полноценную деятельность всех институтов культуры и общественных институтов: музеев, художественных выставок, издательств, газет, университетов, политических партий и т. д.
В самом деле, если представить, что такое конвенциональное и правовое ограничение желательно и возможно, разрешено Ли будет российским музеям создавать экспозиции, посвященные ГУЛАГу и показу преступлений советского режима? Разрешено ли будет российским издательствам выпускать научные книги, посвященные доказательству гипотезы, что “Слово о полку Игореве” написано не в XII веке, а является гениальной подделкой, созданной в XVIII веке? Разрешено ли будет в Москве или Казани издавать книги и проводить конференции, посвященные разбору и критике норм шариата с точки зрения современного западного права? Можно ли будет в России создавать и показывать на выставках художественные работы, с критической точки зрения затрагивающие деятельность православной церкви и православного духовенства? Можно ли будет в России изучать в школах “Демон” Лермонтова и “Фауст” Гёте? Может ли тогда появиться в России фильм, подобный “Андрею Рублеву”? Ведь подобные музейные экспозиции, книги, конференции, выставки, фильмы могут быть признаны оскорбляющими добросовестные убеждения и задевающими искренние и глубокие чувства миллионов людей — приверженцев советской власти, российских патриотов, мусульман, священников, православных христиан и т. д. <…>
