Сначала пожилая женщина делала вид, что не замечает Вексфорда, видимо, разыгрывая роль матриарха семьи. Стелла Паркер вышла и закрыла за собой дверь. Тем временем старушка очистила последний стручок, который был каких-то гигантских размеров, и произнесла, словно они с Вексфордом были добрыми старыми друзьями:

– Когда я была маленькой, существовала примета: если попадается стручок с девятью горошинами, надо положить его над дверью, и первый мужчина, вошедший в дом, окажется твоей истинной любовью.

Она высыпала девять горошин в уже полный дуршлаг и вытерла испачканные зеленью пальцы о фартук.

– И вы тоже так делали, мэм?

– Что? Говорите громче.

– Вы так делали когда-нибудь?

– Я? Нет, я не делала. Мне это не требовалось. Мы с мистером Паркером были обручены с пятнадцати лет. Садитесь, молодой человек, вы слишком высокий, чтобы разговаривать стоя.

Вексфорд был умилен и даже польщен, несмотря на абсурдность ситуации.

– Миссис Паркер… – заорал он, но она тут же перебила его, задав, судя по всему, свой любимый вопрос:

– Знаете, сколько мне лет?

Существует два периода в жизни женщины, когда она хочет, чтобы окружающие считали ее старше, чем она есть: шестнадцать и девяносто. В этих случаях ошибка окружающих показывает, что женщина достигла некой желаемой цели. Но Вексфорд был осторожен и не спешил с предположениями. Впрочем, бабуля не стала дожидаться его ответа.

– Девяносто два! А я до сих пор сама и овощи чищу, и комнату свою прибираю. Я и за Брайаном, и за Ники присматривала, пока Стел в больнице рожала Кэтрин. Хотя тогда мне было всего-навсего восемьдесят девять, что правда, то правда. У меня у самой было одиннадцать детей, и я всех их поставила на ноги. Правда, шестеро уже на том свете, – она подняла на него совершенно молодые голубые глаза, окруженные сеточкой морщинок. – Плохо, когда переживаешь своих деток, молодой человек.

Ее лицо напоминало белую кость, обернутую смятым пергаментом.

– Отец Брайана был моим младшим сыном, в ноябре будет два года, как он нас покинул. Дожил всего до пятидесяти. С тех пор обо мне заботятся Брайан и Стел. Оба они – прекрасные молодые люди.

Наконец она выплыла из лабиринта семейных преданий и вспомнила о госте.

– Так что вам угодно, молодой человек? Стелла сказала, вы из полиции, да? – Она поставила дуршлаг с горохом на пол и спокойно сложила руки на груди. – Это насчет Роды Комфри, верно?

– Вам внук рассказал?

– А то кто же? Еще до того, как выложил все вам, – улыбнулась она, явно гордясь тем доверием, которое ей оказывает внук.

Однако улыбка тут же пропала, и миссис Паркер произнесла несколько на архаичный манер:

– Ее лишили жизни жестоким образом.

– Увы, миссис Паркер. Вы ведь хорошо знали Роду?

– Так же хорошо, как собственных детей. Она всегда навещала меня, приезжая в Кингсмаркхэм. Куда охотнее общалась со мной, нежели со своим отцом.

«Ну, наконец-то!» – подумал Вексфорд, а вслух спросил:

– В таком случае вас не затруднит дать мне ее адрес.

– Что? Говорите громче!

– Ее лондонский адрес!

– Нет, я его не знаю. Да и зачем бы он мне понадобился? Я уж лет десять тому, как не пишу даже открыток, а в Лондон, насколько я помню, писала всего два раза в жизни.

Вот так. Значит, придя сюда, он опять впустую потратил драгоценное время. Между тем старушка продолжала:

– Но я могу вам о ней все рассказать. Все, что вам захочется узнать о ней самой и ее семье. Никто вам больше этого не поведает. Вы пришли по верному адресу, молодой человек.

– Миссис Паркер, я не думаю, что…

К чему ему все это? Какое это теперь имеет значение? Единственное, что он хотел узнать, был адрес Роды, а вовсе не ее биографию, тем более если эта самая биография будет изложена с многочисленными занудными отступлениями и экскурсами в далекую историю. Но вот как ему это втолковать глуховатой старушке? Оставалось только смиренно слушать, надеясь, что сага не затянется. Миссис Паркер начала свой рассказ:

– Они переехали сюда, когда Рода была еще малюткой. У нее не было ни братьев, ни сестер, поэтому она приходила играть с моими младшенькими. Ее мать, Агнесса Комфри, была из тех бедняжек, которые не способны постоять за себя, а Джеймс Комфри был настоящим тираном. Не то чтобы он бил Роду или Агнессу, но держал их в ежовых рукавицах. Вы уже встречались с миссис Краун? – вдруг резко спросила она.

– Да, – ответил инспектор, – но сейчас…

Господи, только бы она не начала рассказывать еще и биографию тетушки. Миссис Паркер, похоже, не расслышала его слова.

– Ничего, вы еще встретитесь с ней. Эта женщина – позор всей здешней общины, вот кто она такая. Лилиана приезжала навестить сестру еще в те времена, когда был жив ее собственный первый муж. До войны это было. Уже тогда она была чертом в юбке, а вот пить начала позже, после того, как муж погиб под Дюнкерком, а она через три месяца после этого родила мальчика. Ладно, будем считать, что родила от мужа, поскольку доказательств иного у нас все равно нет. Мальчонка родился слабоумным. Несчастное дитя! Джон, вот как они его назвали. Так что она с маленьким переехала сюда и поселилась вместе с четой Комфри. Агнесса приходила ко мне и жаловалась, что волнуется за свою сестру, так как из-за ее поведения Джим грозился выкинуть Лилиану из дома. А кончилось все тем, что она повстречалась с этим Крауном, они поженились и купили пустующий дом по соседству с Комфри. И знаете, что тогда сделала миссис Краун?

Вексфорд помотал головой, разглядывая горку гороха, которая почему-то его завораживала.

– Так я вам скажу. Она отправила маленького Джона в приют. Слышали ли вы когда-нибудь, чтобы мать сотворила такое злодейство? А маленький Джонни был до того ласковый, как все дауны, и Роду очень любил, она всюду брала его с собой, ни капельки не стесняясь слабоумного братика.

– А сколько лет было Роде, миссис Паркер? – спросил инспектор, лишь бы что-нибудь сказать. И тут же пожалел об этом, потому что ему пришлось проорать свой вопрос дважды, прежде чем получить ответ, который, в общем-то, был ему неинтересен.

– Ну, двенадцать ей было, когда Джонни родился, значит, когда Лилиана сдала его в приют, шестнадцать исполнилось. В школе она еще училась. Когда ей было четырнадцать, отец захотел, чтобы школу она бросила, в те времена в четырнадцать-то уже можно было и не ходить. Но к ним пришла сама директриса, мисс Фаулер, и упросила Джима позволить Роде продолжить учение, потому что девочка больно смышленая. Ну, тогда он уступил, а вот в колледж ее все равно не отдал, сказал, чтобы шла работать и сама зарабатывала себе на жизнь, старый скряга.

Было душно, миссис Паркер все бубнила и бубнила, так что Вексфорд уже почти перестал прислушиваться к бесконечному повествованию.

– Она начала работать в магазине… но ей-то, Роде, значит, хотелось не этого… запиралась в спальне и читала… французский сама выучила, заметьте… курсы машинисток…

Как же ему узнать этот чертов адрес? Попытаться отследить по биркам на одежде или обуви? Да нет, невозможно. Дребезжащий старческий голос не умолкал.

– Не красавица, конечно… парня не было… Лилиана вечно язвила, мол, когда ж ты жениха заведешь… секретаршей… бедняжка стала одеваться, как сестра, яркая одежда, высокие каблуки и лицо намазанное, как…

Может, обратиться в прессу? Опубликовать фото с подписью «Кто знает эту женщину?» Правда, фотография у них старая.

– У Агнессы приключился рак… к докторам не ходила… операция… слишком поздно… Рода осталась одна со стариком…

Опубликовать фото мертвой женщины ему никто не позволит, впрочем, он и сам на такое не пойдет. Хоть бы эта миссис Паркер договорилась до чего-нибудь путного, но ей, судя по всему, надо было поведать историю еще пары десятилетий.

– И осталась бы, как пить дать… прислуживала бы ему… связанная по рукам и ногам обстоятельствами… получила эти деньги…

– Как вы сказали?

– Хм, похоже, здесь не одна я туга на ухо, молодой человек, – фыркнула миссис Паркер.