Вечерело, когда Ким прибежал к Алёше.

— Айда скорее, — крикнул он, — все давно уже в школе! Мать, знаешь, как не любит, когда опаздывают.

— Куда это вы собрались? — поинтересовалась бабушка.

— В школу, ба, на собрание. Там Нина Петровна всех ребят собирает.

— О! — с уважением сказала бабушка. — Тогда надень, пожалуйста, чистую рубашку.

— Ну зачем, ба? Я же не в театр!

— Алёша, не спорь. Надо уважать, если не себя, то хотя бы тех, кто будет сидеть рядом с тобой. Рубашка в чемодане.

— Алёха, давай живее!

Ким нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

Алёша виновато посмотрел на Кима и нехотя поплёлся к чемодану.

— Давай, давай, — съехидничал Ким, — через рубашку мировой загар всегда получается! — и он самодовольно похлопал себя по голому, загорелому до черноты плечу.

— Вот как? — бабушка подняла голову и внимательно посмотрела на Кима поверх журнала. Едва заметная усмешка скользнула по её лицу к губам.

— Умывался? — неожиданно громко и резко спросила она.

Ким вздрогнул и растерянно уставился на бабушку.

— Кто? Я? — он ткнул себя грязным пальцем в грудь.

— Марш! С мылом! Оба!

— Да я… э… — Ким был так возмущён, что, казалось, позабыл все слова, какие только знал.

— Р-р-разговорчики! — грозно сказала бабушка и быстро прикрыла лицо журналом. Пёстрая обложка дрожала в её руках, словно бабушка изо всех сил сдерживала смех.

Ожесточённо намыливая шею и руки, поливая друг друга из ковшика студёной колодезной водой, ребята пришли к выводу, что самые бесполезные на свете дела им приходится делать по вине взрослых. Зачем, спрашивается, летом обувь? Куда приятнее бегать босиком. Или мыть руки, если целый день плескаешься в реке?

— А бабка у тебя класс, — одобрительно заметил Ким, растирая шею жёстким полотенцем, — генерал!

— Аг-га… — стуча зубами, подтвердил Алёша. От холодной воды всё его белое, не тронутое загаром тело покрылось мелкими пупырышками.

Бабушка придирчиво осмотрела посвежевшие лица мальчишек и удовлетворённо сказала:

— Браво! Оказывается, под слоем грязи скрывались два писаных красавца!

Облегчённо вздохнув, мальчишки кубарем скатились с крыльца.

Нину Петровну они увидели ещё издали, не доходя до кривого вяза возле школьных ворот. Всё в той же голубой клетчатой курточке и коричневой узкой юбке, она сидела на широких перилах крыльца и листала блокнот. Приборовские толпились возле ворот и вполголоса переругивались с заборовскими, по-хозяйски облепившими ступеньки крыльца.

Когда Ким с Алёшей вошли во двор, Нина Петровна спрыгнула с перил, отряхнула юбку и вошла в школу. За нею гурьбой двинулись ребята. Ким с Алёшей вошли позже всех, следом за Митькой Соколовым. Митька был в новой сатиновой рубашке, которую он то и дело одёргивал, но рубаха так и стояла на его спине зеленоватым накрахмаленным горбом. Ким ткнул его в горб кулаком и, изменив голос, тоненько пропищал:

— Бабушка… это… как его… не хотите водицы испить?

Митька дёрнулся, словно ужаленный, замахнулся кулаком, но, увидев, что это Ким, побежал вперёд и уселся за парту рядом с Санькой.

— Сейчас Ястреб увидит тебя и от злости лопнет, — Ким засмеялся и подтолкнул Алёшу локтем, кивая на Саньку. Алёша повернулся и, встретясь взглядом с Санькой, приветливо улыбнулся, стараясь показать, что он нисколько не сердится за плен. Но Санька скользнул по лицу Алёши безразличным взглядом, отвернулся и что-то хмуро сказал Митьке. Митька виновато опустил голову.

— Привет, Ястреб! — улыбаясь во весь рот, громко сказал Ким и обнял Алёшу за плечи. — Ну, как она — жизнь? Вертится?

— Подожди… эт-та… ещё завертится! — обиженно выкрикнул Митька. — Задавака первый сорт, попадёшь к нам на курорт.

— Ладно, ладно, — добродушно ухмыльнулся Ким, — не из пугливых. Нас на пушку не возьмёшь!

Санька вскочил. Оттолкнув Митьку плечом, вплотную подошёл к Киму.

— Нарываешься? — глухо, сквозь зубы спросил он.

Алёша с сочувствием посмотрел на Саньку. Лепягин словно окаменел. Казалось, даже глаза его, неподвижно устремлённые на Кима, превратились в колючие осколки холодного серого камня.

— Смотрите, какой нервный! — всё ещё смешливо, но уже насторожённо сказал Ким и сунул руки в карманы. — Нарываюсь, а что?

— Нарвёшься!

— Видали и почище!

— А это видал? — Санька поднял сжатый кулак и выразительно покрутил им перед носом Кима.

Ребята сбились вокруг них плотной, молчаливой стеной. Неписаный закон запрещал вмешиваться в ритуал, называемый «тянуть резину». Между тем Санька и Ким уже два раза поменялись местами, не сводя друг с друга насторожённых, полных взаимного презрения глаз. Казалось, вот-вот разразится бой. Но в это время в класс вошла Нина Петровна.

— Ребята, — громко сказала она, — прошу всех занять свои места.

Санька медленно опустил руку и, повернувшись спиной к Киму, презрительно бросил через плечо:

— Чужеспинник!

Ким рванулся было к нему, но Алёша быстро схватил его за руки и потащил к парте.

— Не надо, Ким… слышишь, не надо…

— Я кому сказала! — Нина Петровна стукнула ладонью по столу.

Ребята нехотя расселись по своим местам, исподлобья поглядывая друг на друга.

— Ну, соловьи-разбойники, вы что же решили — ни одного дня на каникулах без синяка или разбитого носа?! — резко сказала Нина Петровна, отходя от стола. — В совхозе каждый человек на вес золота, а здесь столько энергии пропадает зря! Я не буду сейчас разбираться в ваших делах. Совхозу срочно нужна ваша помощь.

Ребята переглянулись. Они приготовились к выговору, к чему угодно, но только не к тому, что у них будут просить помощи, и не кто-нибудь, а сама Нина Петровна! Что случилось?

— Так вот, кто хочет помочь совхозу — поднимите руки.

— Ого! — шепнул Ким. — Значит, дело серьёзное, если мать про драку забыла. — И первый, не раздумывая, поднял руку. Видимо, то же самое почувствовали и остальные ребята. В классе стремительно, одна за другой поднимались над партами руки.

Нина Петровна молча смотрела на ребят, и постепенно смуглое, резковатое лицо её словно оттаивало. Густые, чуть сросшиеся на переносице брови разошлись, а когда Митька Соколов поднял сразу обе руки, от её тёмных, всегда прищуренных для строгости глаз медленно разлилась по лицу не обычная для неё ласковая улыбка.

— Хорошо подумайте. Чтобы потом не было жалоб на то, что вам некогда гулять.

Ребята возмущённо зашумели.

— Хорошо подумали!

— Что ли, мы работы боимся!

— Не маленькие, поди!

— Ну так вот, — сказала Нина Петровна, — жил в нашем совхозе один человек. Звали его Степаном Карцевым.

Алёша насторожился.

— Посмотрел как-то Степан на наши поля и задумался. Маленькие они, каменистые и всё больше кустарником поросли. Мало корма для скота на этих полях. И решил тогда Степан вот что. Надо придумать такое, чтобы с поля втрое, вчетверо больше кормов собрать. И придумал! Соединил вместе капусту и брюкву — и получился у него капустно-брюквенный гибрид. Сверху капуста, в два раза больше обыкновенной, а снизу брюква, тоже намного больше нормальной. Здорово?

— Здорово! — в один голос подхватили ребята.

— А почему?

— У коровы, эт-та… как его… молоко на языке!

— А у Митьки на губах! — не выдержав, съехидничала Юлька.

Нина Петровна засмеялась и постучала по столу.

— Успокойся, Юля. Митя правильно сказал. Только вот какая беда, ребята. Началась война, и Степан не успел закончить работу. Ушёл на фронт. Добровольцем. А уходя, спрятал мешочек с полученными семенами и никому не сказал куда. Видно, не успел. И только осенью прошлого года, когда Лидия Ивановна ремонтировала сарай, семена нашлись. Вы об этом слышали. Семян очень мало, ребята, и самое главное, что никто не знает, как их надо высаживать, когда и какой режим ухода. Да и они ли это? Матвеич говорит — они. Но кто знает, времени прошло много, он мог и ошибиться. Кроме того, мы так и не смогли найти дневников опытов. Да и были ли они? Я не уверена. Если бы были, мы бы нашли.