Посадив Дениса на колени, я стал привычно кормить его.

— А что это такое? — наконец она не выдержала и спросила. Пришлось объяснить, причём два раза, она никак не могла поверить, что посуда одноразовая и её придётся выбросить. Более чем уверен, когда мы поедим, она её приберёт себе.

Каша оказалась вкусной и даже сдобренной маслом, ел я с аппетитом, а вот детям пришлось достать сахарницу, им послаще подавай. Так вот когда мы обедали, с улицы вернулся Слащёв, он выходил по какой-то надобности и, дождавшись когда я промокну губы одноразовой салфеткой, подошёл ко мне.

— Извините ещё раз, Михаил Геннадьевич, но мне нужно записать в журнал ваши данные, поэтому требуются документы.

— Да, конечно, когда я прибыл в вашу страну, мне их выдал генерал-губернатор Одессы.

— Так вы иностранец? — удивился тот, принимая свёрнутый лист бумаги с требуемыми печатями. — Акцент совсем не большой.

— Можно и так сказать, — улыбнулся я и, достав как бы из-под лавки термос с чаем стал разливать его в одноразовые стаканы. У меня дети без чая из-за стола не выйдут, приучил уже.

Слащёв с интересом проследил за моими манипуляциями, покачал головой и, прихватив мои документы, ушёл в какое-то другое помещение. Он вообще с интересом нас разглядывал, его поражала как одежда детей, те скинули куртки, оставшись в комбинезонах и свитерах, так и яркая их расцветка. Да и моя зимняя одежда тоже привлекала его внимание. А что, обычные синие брюки на синтипоне и жёлтая зимняя куртка из того же материала. Только шапка подкачала, треух белый.

Когда мои дети допивали чай, даже бутерброды доставать не пришлось, кашей были сыты, в сенях отчётливо забухали сапоги, видимо несколько человек оббивали их о ступеньки от налипшего снега и слышались мужские голоса. Через пару секунд дверь в обеденный зал распахнулась и к нам ввалилась целая толпа мужиков. Трое из них имели военную форму.

Они сразу же стали устраиваться за соседними столами, вокруг уже суетилась Марфа Петровна. Вышедший Слащёв недолго пообщался с ними, видимо узнавал, откуда они и куда, вернулся ко мне. Спросив разрешения и присев напротив, он спросил:

— А когда вам выдали эти документы?

— Вчера. Точнее после полдника в доме губернатора. Где-то часов в пять, если не ошибаюсь, — ответил я и сам спросил. — А что?

— Вы хотите сказать, что преодолели больше тысячи вёрст за два дня?

— За несколько часов. Покинули Одессу мы сегодня утром, — уточнил я. — Планировали сегодня к вечеру быть во Владимире, да вот не судьба. Из-за непогоды пришлось искать укрытия у вас. Правда и в лесу мы бы не пропали.

— Но это невозможно.

— Если в Росси что-то не возможно, это не значит что в других государствах так же, — улыбнулся я и склонился над Анной, что позвала меня. Та оказывается хотела в туалет, да и Денис просился на горшок. — Наша комната готова? Мне ещё детей устроить надо.

— Ею дочь Марфы Петровны занимается, Марья. Сейчас всё будет готово… А почему у вас в документах в графе гражданства прочерк стоит?

— Потому что я не являюсь гражданином ни одного из государств вашей планеты.

Я особо ничего не скрывал, да и не видел в этом смысла, тем более меня изрядно забавляло лицо Слащёва, как он зависал от моих ответов и озадаченно хлопал ресницами. При этом я ни разу ему не солгал.

— Но мне кажется, что документы фальшивые.

— Это ваше право, — безразлично пожал я плечами, доставая подаренное в Одессе портмоне с пачкой российских денег. — Вот за две суток постоя, я не знаю, сколько будет длиться не погода, а мы пока пройдём к себе в комнату.

Документы служащий не вернул, проводив нас до комнаты, где расстилала на полу дополнительные матрасы дебелая девка, он ушёл, между прочим, так и не вернув документы. Про деньги скажу так, ко мне обратился один одесский купец и я продал ему пять комплектов косметики и парфюмерии, мгновенно сняв проблему с деньгами.

Посадив троих своих на горшки, я указал девке на соломенные тюфяки на полу и велел ей:

— Это всё вон из комнаты, у нас свои постели.

— А-а-а?.. — что-то хотела та спросить.

— Ничего не надо у нас всё своё.

Та по очереди вынесла пять тюфяков в коридор, забрав также постельное бельё. В самой комнате осталась одна большая кровать, стол с тремя табуретками и довольно большой и пустой грубо сбитый сундук. В одну из стен была вделана печь, довольно горячая, топили её видимо в соседней комнате. Через крохотное окно затянутое какой-то плёнкой, даже не стеклом, с трудом пробивался свет с улицы. Время было час дня, однако снаружи было довольно темно из-за начавшейся бури.

Не обращая внимания на исследующих комнату детей и завывание ветра снаружи, я развесил на стенах шесть плоских похожих на хоккейную шайбу фонарей, включив их в режиме осветительных плафонов. Отчего в комнате сразу стало светло.

Потом я достал две обычные двухместные китайские палатки, собрал их, установил одну в углу у входа. Другую у окна, больше свободного места не было, потом внутрь поролоновые коврики, накачанные воздухом матрасы, сверху расстеленный спальник, и два одеяла. Всё, спальные места готовы. Себе же я на кровать бросил двухместный спальник. Полюбому кто-то из детей будет спать со мной.

Дети быстро заскучали, поэтому я достал из За Пазухи ноутбук и включил им мультфильмы. Обычно батареи хватало часа на два активного пользования, но я подключил ноут к дополнительному источнику питания, его должно было хватить часов на восемь, как раз до ночи.

Пока дети, рассевшись на постели, смотрели очередной сборник мультфильмов, уже не по первому разу, но им всё равно нравилось, я подошёл к двери и осмотрел закрытую щеколду замка.

— М-да, пара ударов и можно сбить, — пробормотал я и, достав длинных саморезов и шуруповёрт, стал прикручивать к двери и косяку дополнительные замки. Выбрал два из своих запасов, помощнее. Проще теперь выкованные кузнецом петли выбить, чем мои замки. Правда и крепление петель я усилил за счёт саморезов.

Видимо производимый нами шум привлёк хозяев, и они слушали у дверей, потому как когда я закончил, раздался осторожный стук в дверь и Слащёв, я его по голову узнал, с некоторым испугом спросил разрешения войти. Я как раз щёлкал замками, проверяя, как они работают, поэтому открыл дверь на длину цепочки и, посмотрев сквозь образовавшуюся щель, пояснил:

— Дополнительные замки поставил. Не волнуйтесь, они останутся вам. Можно сказать это подарок от меня. Что-то ещё?

— А что это за странный шум, странная музыка и крики? И дети смеются?

— Дети играют, — коротко пояснил я, не объяснять же что они смотрят мультики дремучему аборигену. — Мы сейчас отдыхать будем, поэтому прошу не беспокоить. Более того, ужинать мы не будем, у нас свои запасы, поэтому до утра не беспокойте.

— Хорошо, — кивнул тот и направился к себе. А я закрыл дверь на все запоры и направился к одной из стен, пробормотав:

— Люблю жить комфортно.

Достав из своих запасов два красивых турецких ковра, я повесил их на свободные стены, а третий постелил на грубые деревянные доски пола. Теперь детям можно спокойно играть. Через пару минут рядом с одной из палаток появилась большая корзина, набитая игрушками. Всё, по минимальным требованиям временное жилище, где могут проживать дети, было готово.

Убрав инструменты обратно, я добрёл до кровати, теперь можно отдохнуть. В углу я поставил специальное пластиковое ведро для туалета с крышкой и закрыл его шторками, так что мне не понадобится, бегать на улицу опорожнятся. В общем, все условия чтобы переждать буйство стихии.

Устроившись на кровати, но так чтобы не мешать детям, я прикрыл глаза и довольно быстро уснул.

Неожиданно для нас метель и пурга длилась аж четыре дня. Мы конечно пробовали выходить на улицу, в комнате детям было скучно, я, кстати, навесил снаружи петли и закрывал свою комнату на замок, никого в неё не пуская. Однако больше двух часов дети на улице не бывали. Погода была мерзкая, мороз градусов двадцать два-двадцать пять, да шквальный ветер со снегопадом. Двор вот хорошо замело. Играли они под защитой от ветра у стен сараев, где в догонялки, а где и в снежки, после чего мы возвращались в комнату и там пережидали непогоду. Нас пару раз пробовали позвать к обеду или ужину, Марфа Петровна была уверенна, что я морю детей голодом, но после того как я показал ей заставленный разнообразной посудой стол в нашей комнате, она больше не возмущалось, да и вообще старалась от нас подальше держаться, испуганно поглядывая. Всё необычное пугает, а мы были очень необычные.