– И все ради двоих русских, – задумчиво сказал гость.
– Вот именно. – Генерал посмотрел на часы. – Оперативное совещание начнется через несколько минут. Я хочу, чтобы ты посмотрел его. Затем продолжим.
На оперативном совещании гость не присутствовал по понятным причинам. Это было бы слишком… неприлично. Бывший оперативный сотрудник, ушедший безнаказанным, пусть и с большим скандалом, сидит на мероприятии такого уровня. Это надругательство над самым главным, что есть в этом здании.
Нет, не защитой, не безопасностью родины. Иерархией. Система давно жила своей жизнью. О безопасности родины здесь если и задумывались, то ровно в той степени, в какой это не мешало системе. Человек, конфликтующий с начальством, изгонялся отсюда навсегда, даже упоминать его считалось чем-то вроде хамства. Приди он в ведомство с карт-бланшем, хотя бы лет на пять – выгнал бы по меньшей мере половину из тех, кто здесь пригрелся, а от полковника и выше – четыре пятых.
Взять хотя бы это совещание, которое гость смотрел по телевизору, в отдельной комнате. В своей системе он строил работу просто. Критикуешь – предлагай, делай и отвечай. Простые принципы, забытые еще со времен Сталина.
Он смотрел, как взрослые люди при больших погонах увиливали от ответственности, и к горлу подкатывала тошнота. Ведь он когда-то и сам сидел на совещаниях такого рода. Играл по правилам, установленным кончеными ублюдками.
Совещание наконец-то закончилось. Лучше бы оно и не начиналось.
Генерал-лейтенант пил чай. С невеселым, надо сказать, видом. Но гость понимал своего старого товарища. Работать с такими кадрами – тут и устрица озвереет.
– Что скажешь? – спросил генерал.
– Полная фигня!..
– А поподробнее?
– Пожалуйста. Кто сказал, что в места, подобные долине Сват, трудно проникнуть? Да это как раз легче всего сделать, задача для первокурсников. Сейчас в долине Сват, насколько можно судить, действуют не меньше ста лагерей боевой подготовки. Они работают в основном на Сирию, Ливию, Судан, Египет. Ну и на Афганистан, конечно. Туда приезжают люди со всего мира, в том числе и из России. Текучка очень высокая. На национальность там внимания не обращают, на документы тоже, обучение поставлено на поток. Заслать туда одного, двух, с десяток наших людей – проще простого. Намного сложнее будет удержаться, не вызвать никаких подозрений и чисто сделать свое дело. Вот это непросто, признаю, но возможно. Они сильны своей фанатичной верой, но в этом же заключается их слабость. Когда к ним приходит, скажем, человек из России и говорит, что он уверовал и готов встать на джихад, они в этом не усомнятся, не станут проверять сразу. Это начнется позже, когда человек будет подниматься по иерархической лестнице. Но пока он исполнитель, пушечное мясо, какого много. Зачем его проверять? Как я понял, мы ведь говорим не о долгосрочном внедрении.
Генерал утвердительно кивнул.
– Да, именно так. Другой вопрос, как нам залегендировать человека. Ты же понимаешь, по этой дорожке нельзя прийти от себя самого. Тебя кто-то должен отправить и поручиться за тебя. На момент прибытия в лагерь ты должен быть обрезан, уметь совершать намаз, знать Коран хотя бы на минимальном уровне, иметь какую-то теоретическую подготовку. Надо убедительно ответить на вопрос о том, зачем ты здесь, иметь за собой что-то, какую-то историю.
– Значит, надо найти человека, за которым есть такая история. Пусть он проникнет в регион и выяснит все то, что нам нужно.
– Ты спятил?
– Вовсе нет.
Бывший полковник и действующий генерал мерились взглядами, острыми, как нож, волчьими.
– У нас есть одно преимущество, на котором нам нужно научиться играть. В нашей стране больше десяти миллионов мусульман. Ты не хуже меня знаешь правило джихада. Любой неверный виновен, пока не доказано обратное. Но для тех, кто принял ислам, действует противоположное правило. У нас в стране достаточно потенциальных лазутчиков, агентов. Мы вербовали сотрудников ЦРУ, неужели сейчас не сможем найти пару отморозков?
Генерал побарабанил пальцами по столу и ответил:
– Нет. Не сможем.
– Тогда для чего я здесь? Некому поплакаться в жилетку?
Генерал переваривал сказанное несколько секунд, потом ехидно усмехнулся и осведомился:
– Давно таким борзым стал?
– Нет. После того, как понял кое-что. Раньше я считал, что время – это человеческие жизни. А сейчас говорю иначе. Время – это деньги. Они важнее. Потому что жизни чужие, а бабки – они свои. Кровные.
Генерал покачал головой.
– Круто солишь. Ладно, поехали.
Москва утопала в пробках, но они ехали не в центр. Две машины прошли третье транспортное кольцо, выскочили на магистраль и прибавили ходу. Нужный им человек отстроился в восьмидесяти километрах от столицы. Нет, не потому, что не мог позволить себе приобрести землю подороже. Это запросто. Даже по двадцать штук гринов за сотку. Просто он любил тишину и ненавидел тех, кто жил на Рублевке.
Говорят, что в давние времена на Востоке, тогда еще нашем, был один верный способ определить, дом какого начальника перед тобой – большого или не очень. В мирных и тихих полуфеодальных княжествах, где «Волгу» брали за десять госцен, мало кто обращал внимание на негласное правило – не строить дома площадью больше ста квадратов. Люди там возводили настоящие дворцы. Но вот павлинов мог завести себе не каждый. Ты мог быть богат, как Крез, насосаться денег за поставки неучтенного урожая в северные регионы. Но на павлина имел право только тот, кто был на вершине власти или почти на ней.
В современной Москве своеобразную роль павлинов все чаще выполнял вертолет. Пробки были такие, что даже с мигалками быстро пробиться стало уже невозможно. Чиновничество переходило на вертолеты. В этом особняке, привольно раскинувшемся на берегу небольшой подмосковной речушки, посадочная площадка имелась. И вертолеты были, даже два. Пузатый и важный «Ми-17» в окраске госкомпании «Россия» и небольшой ярко-красный «Еврокоптер».
Особняк стоял на территории столетнего соснового бора. Его окружал забор в три метра высотой, вдоль которого ходили патрули с собаками. Прямо через бор вела дорога, качеству которой позавидовали бы и немецкие автобаны. Из соснового леса тянуло дымком. Там то ли жарили шашлык, то ли жгли мусор.
Гость припарковал свой «БМВ» возле черной «Ауди» генерала. Рядом мгновенно возникли двое сотрудников охраны, невысокие, но крепкие, вышколенные как доберманы.
– Со мной, – сказал генерал.
Охранники подступили ближе, гость поднял руки. С помощью небольшого сканера его мгновенно обыскали, изъяли девятимиллиметровый «вальтер».
– Вернем на выходе.
– Виктор Иванович у себя? – осведомился генерал.
– У охотничьего домика. Проводить?
– Сами.
Охрана мгновенно испарилась, точно ее и не было.
У охотничьего домика, новодела в стиле швейцарского шале, двое мужчин жарили шашлык. Третий сидел рядом с ними и смотрел куда-то в лес. Он был чуть выше среднего роста, неприметен, в неброском, но дорогом костюме, пошитом не в престижном «Сэвил Роу», а в безымянном берлинском ателье. Этот человек знал немецкого мастера еще с тех пор, когда Берлин был разделен на две части. Теперь он вознесся до небес, но не считал нужным менять свои привычки.
Господин, к которому прибыли гости, давно примелькался на экранах, но сейчас держался в тени. Многие связывали это с опалой, некоторые даже предсказывали его арест, но дело было в другом. Он по-прежнему был вхож на самый верх и занимался самым опасным делом. Политикой. Настоящей.
Это вам не митинги с белыми шарфиками, хотя и они тоже, если ты не справляешься с домашним заданием. Настоящая политика – всегда игра на чужом поле. Если кто-то влез на твое, значит, ты лох.
Теперь перед Россией и людьми, ставшими ее элитой, стояли такие задачи, о которых раньше и подумать было страшно. Почему некоторые страны, стоит им пошатнуться, получают помощь и поддержку со всех сторон, а другие нет? Почему в девяносто первом так кинули Горбачева с кредитами? Он ведь на самом деле надеялся на вливания и строил свою политику именно в расчете на них. Почему СССР развалился на куски, имея долг в несколько процентов от валового внутреннего продукта, хотя он у них под сто?