— Это ложь! — воскликнул Абдурахманов.

— Нет, не ложь, — Лазиз рассказал о многочисленных случаях коллективных попоек подполковника со своими подхалимами. — Виноват в этом в первую очередь товарищ Автюхович. Он распустил партийные вожжи! Я не знаю, почему это произошло. Может быть, потому, что он непьющий?

Сотрудники засмеялись. Натянуто улыбнулся и Якуб Панасович. Сергей подумал: «Молодец! Молодец! Давай, говори все!»

Ядгаров что-то записал у себя в блокноте. Лазиз уже говорил о причинах гибели дружинника Войтюка.

— Нет, товарищи, — продолжал Шаикрамов, — не Голиков виноват в том, что Рийя Тамсааре осталась вдовой. Виноват в этой трагедии начальник отдела!

— Позвольте! — воскликнул Абдурахманов.

— Мы вам пока слова не давали, товарищ подполковник, — Лазиз побледнел. — Я заявляю, что вы виноваты в убийстве Василия Войтюка еще потому, что вы первый запретили Голикову арестовать Депринцева. Вспомните, что вы приказали Голикову буквально за час до убийства? Вспомните, как вы и прокурор отказались выдать постановление на арест убийцы. Вас поддержал

участковый уполномоченный Сабиров. Так могут поступать только те, в ком нечиста совесть!

— Как ты смеешь? — соскочил с места Абдурахманов.

Лазиз подождал, пока утихнет шум в зале, и продолжал снова:

— Теперь, пользуясь тем, что на собрании присутствует товарищ Ядгаров, я хочу несколько слов сказать о «деле». Подполковник, характеризуя старшего лейтенанта Голикова, сообщил, что он нарушил соцзаконность, допрашивая Бахтиярова и Карпову. Я снова категорически заявляю: не Голиков нарушил соцзаконность, а опять же подполковник Абдурахманов. Правда, он все сделал довольно скрыто, и тот, кто будет проверять, очевидно, не сразу распутает клубок преступных махинаций!

— Это же черт знает что такое! — закричал Абдурахманов.

Ядгаров сурово взглянул на него:

— Не горячись.

— Да, клубок преступных махинаций, — повторил Лазиз. — Дело Бахтиярова ясно, как дважды два. Голиков и дружинники Войтюк и Тамсааре помогли мне найти улики, которые неопровержимо доказывали виновность Бахтиярова и Карповой. Однако подполковник все время старался доказать, что преступление совершил Мороз. Видя, что я не «клюю на удочку», он воспользовался моим промахом, отстранил меня от работы и передал дело в прокуратуру. Я уверен, что там есть у него надежные друзья, потому что они сделали то, чего не сделал я: арестовали Мороза в день похорон Василия Войтюка!

В зале поднялся шум. Раздались возгласы:

—  Неправда, товарищ Шаикрамов!

— Я хорошо знаю Мороза, он не мог совершить' преступления!

— Надо создать комиссию и проверить заявление оперуполномоченного!

— Неужели подполковник мог пойти на это?!

Якуб Панасович застучал карандашом по графину. Сергей с нескрываемой гордостью смотрел на Лазиза: «Молодец! Расскажи еще про Сабирова и Бахтиярова»,

337

22—4836

— Разрешите, товарищи, задать вам еще один вопрос, — поднял Лазиз руку. — Почему вы голосовали за то, чтобы в президиум был избран участковый уполномоченный Сабиров? Он же не достоин такой, высокой чести! Это у него пасется подполковник со своим ординарцем. Они ежедневно устраивают пьянки, обирая базаркомов и чайханщиков, заведующих магазинами и продавцов… Подожди, подожди, товарищ Сабиров, ты уже выступал. — жестом предупредил его Лазиз. — Мне еще надо рассказать о себе, о своих грехах.

— Грехи у вас все-таки имеются? — поинтересовался Ядгаров.

— Трудно быть человеку без грехов, особенно тогда, когда его окружают неисправимые грешники. Собственно, мой грех всем известен. Я действительно поступил как мальчишка, угостив Абдулина спиртом.

— Признал вину, гляди ты! — усмехнулся Сабиров.

— В заключение мне хочется сказать, что коммунисты Абдурахманов и Сабиров, на мой взгляд, не имеют права носить в карманах партийные билеты.

В зале повисла напряженная тишина. Лазиз сошел с трибуны и неторопливо направился на место.

Сковывающее оцепление нарушил Ядгаров:

— Товарищ Шаикрамов, каково ваше мнение о Голикове?

— Голиков — мой друг, — поднялся Лазиз. — О нем у меня самое лучшее мнение. Думаю, что ему надо объявить выговор. В следующий раз будет действовать более решительно…

В зале снова воцарилась тишина. Правда, не надолго. Ее будто расколол на мелкие кусочки громовой голос Кости Дриголы.

— Ось, бисов сын, нехай зъедять його мухи!.. Дозвольте, товарищ капитан? — шофер встал и, не дожидаясь разрешения Автюховича, направился к президиуму.

Якубу Панасовичу пришлось объявить:

— Слово имеет товарищ Дригола!

— То дюже гарно сказав товарищ Шаикрамов, — заговорил Костя по-украински. — Як же: всэ, шо вин тут видповидав, було на самом дили. Я дам письменне подтзержденья, колы цэ для кого-нэбудь будэ потрибно. Щэ я могу подтвердить, шо Абдурахманов який

дэнь возыть до дому разную базарную снидь. Разумиится, ни за гроши с своего кармана!

— Как вам не стыдно так бессовестно врать? — сверкнул на Дриголу недобрым взглядом подполковник.

— Разве я вру? — перешел шофер на русский язык. — Я говорю только, что знаю. Я сам возил к вам продукты… Черт меня попутал, что ли, возил, и все. Думал, что начальству все дозволено, — признался он.

После него слово взял Сергей.

Он хотел начать свое выступление с убийства Василия, но когда встал на трибуну, заговорил о том, что давно волновало Лазиза, о чем теперь хотели поговорить многие сотрудники. Особенно подробно остановился он на возмутительном факте, происшедшем с Толстовой Марией Ивановной. Почему, спрашивал он, руководители отдела поступили так безжалостно с больной женщиной? Почему не прописали к ней родного сына? Они бы не нарушили букву закона, сделав это, подчеркнул он. Наоборот, внесли бы в него существенную поправку.

— Мне бы хотелось также продолжить разговор о Балтабаеве, — отыскал Сергей глазами ординарца Абдурахманова. — Шаикрамов не вое сказал о нем… Я до сих пор не знаю, что делает в отделе этот человек. За что государство регулярно каждый месяц платит ему деньги? Может быть, за то, что он вечерами сопровождает по городу начальника отдела? Я надеюсь, что коммунист Абдурахманов в своем заключительном слове ответит нам на этот вопрос)

Подполковник бросил на Сергея открыто враждебный взгляд. Ядгаров заметил это и сказал с усмешкой:

— Ты не сердись, Султан Абдурахманович, Голиков говорит правду)

— Какая тут правда? — резко отозвался Абдурахманов. — Все они сегодня сговорились. Хотят с больной головы свалить на здоровую. Я не оставлю это так.

Сергей сделал вид, что не расслышал.

— Нам давно нужно было поговорить о работе отдела, и недостатков, которые имеются сейчас, было бы гораздо меньше. Все дело в том, что Абдурахманов потерял чувство меры, он злоупотребляет своей властью, отдел считает своей вотчиной. Это непартийное отношение к делу причина большинства наших бед.

…Выступали еще многие: начальник отделения паспортного стола, участковые оперуполномоченные, милиционеры, инспектор детской комнаты, ответственный дежурный.

После очередного перерыва слово попросил Ядгаров.

Говорил он негромко. Ему тяжело было смотреть на суровые лица сотрудников отдела. В тех недостатках, которые имелись, был виноват и он, секретарь горкома партии. Не сумел он поднять весь город против тех, кто вольно или невольно творил гнусные дела, отравляя подчас жизнь целым коллективам. Большое зло иногда приносила общему делу излишняя гуманность. Она еще глубоко сидела и в нем самом. Не мог не видеть он, например, того, что происходило в отделе милиции. Сотрудники приходили к нему с жалобами, да и Автюхович бил тревогу. Он же не принимал действенных мер ограничивался разговором с Абдурахмановым, веря его богатому жизненному опыту.

— Только тогда мы сможем добиться настоящего успеха, — развил дальше свою мысль Ядгаров, — когда не будем считаться ни с рангами, ни с приятельскими отношениями. К людям, совершившим уголовные преступления, мы должны принимать самые жестокие меры. Владимир Ильич рассматривал борьбу с антиобщественными явлениями как классовую по своему существу. Он называл воров, спекулянтов, хулиганов, пьяниц врагами Советской власти и ставил в один ряд с эксплуататорами… Почему же мы либеральничаем, сталкиваясь с теми, кто мешает нам строить коммунизм? — спросил Ядгаров, оглядев всех сотрудников. — Партия дала нам самое трудное и ответственное задание, и мы должны выполнить его. Надо сделать все, чтобы земля горела под ногами преступников и нарушителей общественного порядка, — у всех, кому не дороги наши идеалы. Я думаю, что каждый из нас сделает соответствующий вывод после собрания. Особенно необходимо пересмотреть свою работу руководителям отдела. Учтите это, — посмотрел он на Автюховича. К Абдурахманову он почему-то не обратился.