— Тебе что, Голиков? — оборвал подполковник панегирик в адрес Сабирова.

— Зря вы хвалили меня, товарищ подполковник, — вытянулся Сергей. — Скрыл я от коллектива проступок…

— Какой? — заинтересованно спросил Абдурахманов.

Сабиров часто закашлял в кулак. Кто-то громко зацокал языком.

— Что же вы? — напомнил Якуб Панасович. Он понял, о чем хотел сказать Сергей. Это взволновало его. — Мы ждем вас… Говорите, не стесняйтесь!

— Я, товарищи, очень виноват перед вами, — взглянул Сергей на офицеров. — Не знаю, как все вышло. Наверно, потому, что был пьян… В общем, — закончил он тихо, — я чуть человека не убил.

— Что? — сорвался с места начальник отдела.

Автюхович тотчас пришел на помощь Сергею, видя,

как дрогнули у него губы:

— Зачем вы преувеличиваете, Голиков?

— Ты в курсе дела? — повернулся Абдурахманов к Якубу Панасовичу.

— Да.

— Почему же ты, Голиков, молчал? Когда это произошло? Рассказывай! — приказал подполковник.

Сергей ничего не скрыл.

«Молодец! Молодец! — повторял про себя Автюхович. Он не спускал глаз с Сергея, искренне радуясь его признанию. — Если бы все говорили друг другу только правду, как было бы легко работать! Сколько бы замечательных возможностей открылось перед каждым человеком!»

Абдурахманов нервничал. Он ходил перед сотрудниками, кусая губы и временами перебивая Сергея каким-нибудь вопросом. Весь его вид как бы говорил: «Вот, жалеешь вас, прощаешь вам ошибки, вы же не цените этого. На голову готовы сесть».

— Почему сразу ничего не рассказал мне? — нервно задал он очередной вопрос.

— Смалодушничал. Боялся наказания…

— Ты думаешь, сейчас простят?

— Нет, я так не думаю, — посмотрел Сергей на подполковника. — Я понимаю, что совершил тяжелый проступок, и готов понести за него наказание.

Наступила тишина. Сотрудники следили за начальником отдела — ждали, какое решение он примет. Подполковник же по-прежнему нервничал и не мог решиться.

— Ну вот что! — наконец сказал он. — Мы поговорим об этом особо. Я полагаю, что секретарь парторганизации не будет против, если мы разберем поступок товарища Голикова на партийном собрании?

— Нет, — ответил Якуб Панасович.

— Сейчас же, товарищи, разрешите поблагодарить старшего лейтенанта Голикова за его честность и веру в коллектив! — громко сказал начальник отдела. — Мне кажется, он до конца осознал всю пагубность пьянки и никогда больше не повторит ничего подобного… Правильно я говорю, товарищ Голиков?

Сергей ответил: «Правильно», но подумал, что подполковник не был искренен с ним. Это больно отозвалось в сердце.

Сотрудники возбужденно зашумели, когда закончился инструктаж, окружили Сергея тесным кольцом. Каждый высказывал свое мнение о его признании. Многие от души радовались, что он нашел в себе силы и все рассказал сам.

— Добровольное признание смягчает вину, — весело сказал Лазиз. Он был рад за друга и долго тряс ему руку.

— Ничего особенного он не сделал, — кашлянул Сабиров, — любой из нас поступил бы точно так же!

— Любой, только не ты! — обернулся к нему Лазиз.

Поздравил Сергея и Якуб Панасович. Подполковник

же усмехнулся:

— Учти, Якуб Панасович, к этому вопросу мы еще вернемся!

— На первом же партийном собрании, — подхватил Якуб Панасович. — То есть завтра.

— Ты же завтра уезжаешь!

— Мы проведем собрание утром.

— Тебе ведь тоже попадет.

— Это не главное, Султан Абдурахманович. Меня успокаивает то, что я не ошибся в человеке. Я думаю, вам тоже приятно знать, что у нас работают честные люди.

— Да-да, — поспешно отозвался Абдурахманов. Он приложил руку к козырьку фуражки и направился к себе в кабинет, затем остановился и, отыскав взглядом Сергея, попросил:

— Товарищ Голиков, зайди-ка на минутку.

— Слушаюсь!

…Абдурахманов говорил тихо, глядя перед собой внимательными, немного прищуренными глазами.

Слушая его, Сергей снова с пристрастием допрашивал себя: «Что случилось? Почему подполковник переменил ко мне отношение? Может быть, Якуб Панасович побеседовал с ним?»

— Я рад, — говорил начальник отдела, — что не подтвердились факты твоего грубого отношения к гражданам. Мы не ошиблись в тебе, назначив участковым уполномоченным на самый пораженный участок. Думаю, что ты и впредь будешь высоко держать честь своего коллектива.

— Постараюсь сделать все, что от меня зависит, — ответил Сергей.

— Партия доверила нам самое почетное и ответственное дело. Знаю, знаю — трудно, но ничего не поделаешь. Отдохнем, когда не будет таких элементов, как Хабаров, Розенфельд… Кстати, ты хорошо сделал, что занялся этой лотошницей. Она заслуживает сурового наказания.

Сергей, как и на разводе, уловил в поведении Абдурахманова неискренность. Делом Розенфельд занимался другой человек — оперуполномоченный ОБХСС. Он же, Сергей, только сообщил о тем, что у Розенфельд имелось в городе два дома.

— Будем судить ее, — продолжал подполковник. — Дома конфискуем и организуем в них детские ясли. Ты в этом деле проявил настоящий оперативный талант.

— Что вы! — с мольбой в голосе произнес Сергей.

— Да-да, не скромничай. Я думаю, что со временем мы тебя переведем к товарищу Автюховичу. С учебой-то как у тебя? Все в порядке?

— В порядке.

— Правда, в другом деле ты немного оплошал, — приподнял руку начальник отдела, должно быть, тут же позабыв об учебе Сергея.

— В каком?

— Твоя версия с симуляцией магазинной кражи не подтвердилась. Бахтияров выставил свое алиби. Должен сказать, убедительное. Придется снова заняться этим делом.

У Сергея от удивления и неожиданности даже в голове загудело:

— Как не подтвердилась?

— Очень просто. Товары, которые ты якобы нашел с дружинниками в складе, никто не пытался прятать. Они там лежали все время. Бахтияров просто позабыл о них.

— Раньше не было в складе никаких товаров!

— Откуда это тебе известно? Так же не был в нем в день кражи!

— Были другие работники.

Подполковник тяжело вздохнул:

— Не все еще, к сожалению, наши товарищи серьезно относятся к своим обязанностям. Я говорил уже об этом на инструктаже. Проглядели орлы Автюховича главное, — насмешливо скривил губы Абдурахманов. — Придется кое-кого из них наказать. Они ввели тебя в заблуждение, и ты невольно оскорбил честного человека. Бахтияров слег в постель. Боюсь, как бы его инфаркт не хватил…

— Имеются же показания продавщицы Карповой, — все еще не верил своим ушам Сергей.

— Неужели ты не раскусил ее, когда беседовал с нею? Это же беспринципная женщина! Она хотела разбить хорошую, здоровую семью. Хорошо, что Бахтияров вовремя спохватился. Другой бы на его месте не устоял: смазливая бабенка… Заметил?

— Я…

— Не заметил? Я так и знал, — продолжал начальник отдела. — О чем это говорит? Это говорит о многом. Во-первых, о том, что ты по-настоящему любишь свое дело. Не размениваешься на мелочи. Не отвлекаешься, когда находишься на службе. Живешь одной целью, то есть в данном случае стремлением разыскать преступников. Во-вторых, это говорит о твоей мужской чистоте. У нас, к несчастью, еще имеются сотрудники, которые забывают о своих непосредственных обязанностях, встретившись с такой женщиной, как Карпова… Ты, наверно, догадываешься, кого я имею в виду? Шаикрамова уже несколько раз видели с одной подозрительной особой…

— Что вы, товарищ подполковник, я хорошо знаю Лазиза.

— Это тебе только кажется так, — подошел Абдурахманов к Сергею. — Человека трудно понять. Особенно того, кому ты веришь. Шаикрамов умеет пустить пыль в глаза. Не очень-то доверяйся ему. Я немало повидал за свою жизнь, хорошо знаю людей.

— Нет, товарищ подполковник, Шаикрамов не способен на подлость, — защищал друга Сергей.

— Ладно, не кипятись, — улыбнулся подполковник. Он взял со стола папиросы и протянул Голикову. — Кури… Я пригласил тебя вот по какому вопросу… Скажи, кто мог сыграть такую шутку с Неверовой. Старушка до сих пор не может прийти в себя. Боюсь, как бы она…