“Ведьма! Жуткая ведьма!”, — подумал я, закрыл глаза и отчетливо почувствовал, что мы летим, парим над могилами, над редкими покосившимися крестами, освещенными яркой луной, над затихшим и затаившимся внизу морем.

“Все как у Гоголя. Ведьма держит меня, и мы летим”.

Утром я пришел на кладбище и спросил сидевшего у ворот ветхого старичка про Вику.

— Уехала она. С первым автобусом уехала.

— Совсем уехала?

— Не знаю, может, когда-нибудь вернется.

Больше мне здесь нечего было делать, и я, с трудом дождавшись вечернего поезда, уехал прямо в Москву, даже не вспомнив о конференции.

Месяца через два я получил письмо из Бостона. Вика писала, что живет хорошо, ее художник почти не пьет, много работает, у нее теперь своя машина, на которой она ездит в супермаркет, что очень боится негров и часто вспоминает наши прогулки по берегу моря. И еще, прочитал я, она никогда не забудет мое лицо, когда я сидел на корточках и смотрел на ее могилу. Эти минуты — самое дорогое, что есть в ее жизни.

Потом у меня неделю у меня было странное состояние, будто я сильно простужен, заболеваю и никак не могу заболеть. Но через неделю это ощущение прошло, рассосалось. Я все реже вспоминал Вику, и ее тень, посещавшая меня иногда, становилась более расплывчатой и смутной.

Единственное, что осталось, — это страх перед лунным светом. Когда в полнолуние он пробивается сквозь приоткрытые шторы моей спальни или в комнату на даче, я вижу в нем лицо — страшное, нечеловеческое лицо ведьмы, фурии, исчадия ада и в то же время, лицо самой прекрасной, самой удивительной женщины на свете, которую можно увидеть только во сне.

Старинный вальс “Осенний сон”

Как хорошо спится осенью в предчувствии зимы, когда человек, подобно его первобытным и животным собратьям, инстинктивно готовится к зимней спячке, репетирует ее, спит в октябре по десять — двенадцать часов в сутки, ходит на работу, оглушенный этими снами, временами даже не может определенно сказать — спит он или бодрствует.

Стрелков уже который год проживал в таком состоянии до середины ноября — самого гнусного, по его мнению, месяца года. И в то же время это был самый загадочный месяц, поскольку в это время сон постоянно перепутывался с явью. Часто снилось детство, и все, что с ним случалось там, в детстве, переживалось во сне так ярко и пронзительно, как вряд ли он переживал на самом деле. Снилась старуха-няня, которая вместо прогулок водила его в церковь и требовала целовать одну и ту же икону, а он часто отказывался, поскольку место на стекле, до которого он мог достать, было заляпано следами других поцелуев. Снились школьные друзья и урок математики, на котором он пытался объяснить соседу по парте, что уже давно учился в школе, а сейчас он кандидат наук, но сосед почему-то отказывался его понимать. Снились голуби, тучи голубей, которые вдруг поднимались и летели прямо на него, так что приходилось закрывать лицо. Снился вальс “Осенний сон” в саду Дома офицеров, освещенная веранда, где восхитительные девушки танцевали с этими самыми офицерами, а Стрелков смотрел на них из кустов, не смея себя обнаружить, так как перелез через забор, и ему казалось тогда, что живет он бедно, невзрачно, тускло, а настоящая жизнь проходит там, на веранде, под яркими лампами. Он даже горько сожалел во сне, что и не стал офицером, как мечтал в детстве, и не танцевал с девушками на веранде парка. Снилась ему степь, в которой он никогда не был, и огромное заходящее солнце, на которое можно было смотреть не щурясь и чувствовать, как оно просвечивает тебя насквозь. Иногда он уставал от этих снов и просыпался с тяжелой головой, а иногда они так его увлекали, что Стрелков никак не мог оторваться от них и приходил на работу только к обеду.

И в этом гнусном ноябре он неожиданно встретил удивительную женщину. Познакомился с ней прямо на улице, сам не мог понять, как это получилось и как у него хватило нахальства, проводил домой и добился нового свидания. Но, придя домой и заснув, он увидел сон об этом свидании и, проснувшись на следующее утро, никак не мог понять — было ли все это во сне или наяву. Тем не менее, запомнив адрес, он поехал туда, где они расстались, а там ему сказали, что никакой Ольги Вячеславовны в этой квартире нет, и никогда не было. Тогда он окончательно убедился в том, что и знакомство, и новое свидание ему приснились, потому что в ноябре снятся очень яркие сны, поражающие своей реальностью и правдоподобием. Чем больше спишь, тем более становится реальностью то, что видишь во сне. И уже почти заснув, он услышал телефонный звонок, а потом на автоответчике голос той женщины. Она удивлялась, что он не пришел на назначенное свидание. Он попытался вырваться из сна, взять трубку, но тут же провалился в сон еще глубже — и там, во сне, все же взял трубку и сказал, что хотел увидеться, ездил к ней домой, но там ему сказали, что женщина с таким именем здесь не живет. И услышал в ответ, что, во-первых, она не приглашала его к себе домой — они договаривались встретиться у Казанского собора, что, во-вторых, он перепутал адрес — она живет не на Большом проспекте, а на Малом, но дом и квартира те же. А звонит она ему первой, пренебрегая приличиями, потому что видела его сегодня во сне и там он ей очень понравился, оказавшись красивым, умным и добрым. И она решила увидеться с ним во что бы то ни стало, вдруг он и правда такой необыкновенный. Но, видимо, ошиблась, потому что он оказался ленивым и проспал первое же свидание.

Стрелков огромным усилием воли вырвался из сна, сел и долго сидел ошарашенный, пытаясь поймать ускользавшую нить сна, а главное — вспомнить адрес, по которому она живет. Вспомнив, он решительно оделся и поехал на Петроградскую сторону, несмотря на ранний час. Сначала он пошел к тому дому, возле которого они расстались, чтобы узнать его номер, потом потащился на Малый по какой-то улочке, перекопанной траншеями новой тепломагистрали, и чуть не упал в одну из них. Она открыла ему дверь, и лицо ее сделалось сердитым и темным.

— Как вы меня нашли?

— Мы же договорились о встрече, — несколько разочарованный таким лицом, ответил он.

— Да, но вы не пришли на место встречи, а решили явиться прямо ко мне домой. Откуда узнали адрес?

— Вы его оставили на автоответчике.

— Не может быть! — Она немного посветлела лицом.

— Вы видели меня сегодня во сне?

— Да, — покраснев, ответила Ольга. — Но я вам ничего я вам на автоответчике не оставляла.

— Если не оставляли, то сказали во сне, когда видели меня. Наши сны как-то пересеклись, и я запомнил.

— И что еще я вам говорила во сне? — сказала она, отступая вглубь коридора. Стрелков воспользовался этим и вошел.

— Вы говорили, что я очень умный, красивый и добрый.

— Надо же, какая ерунда! — Воскликнула она, но при этом опять покраснела. — Я во сне ехала без билета, а вы явились в образе контролера и стали весьма грубо требовать штраф.

— Заплатили?

— Вот еще! Я просто взяла и проснулась. — Она пошла на кухню, и Стрелков нерешительно двинулся за ней.

— Хм… Я в детстве целый год мечтал быть контролером в автобусе.

— Ну, вот видите! Эти мечты наложили отпечаток на вашу ауру, и это на меня подействовало при нашей встрече.

— Моя первая жена тоже что-то нехорошее говорила про мою ауру.

— А вторая?

— Она вроде ничего плохого не замечала.

— Почему же она вас бросила?

— Из-за болезни.

— Чем же вы болели?

— Она заболела и умерла.

— Ох, простите.

— Ничего. Это было давно.

— Хотите чаю?

— Хочу. У вас такая уютная кухня.

— А может быть, кофе?

— И кофе тоже. Если можно. Сначала чай, а потом кофе. А то мне все время спать хочется.

— Простите за вопрос. А ваша первая жена — жива и здорова?

— Не знаю, давно не писала. Она уехала в Америку, выйдя замуж за моего друга-еврея.

— Обычно евреи едут в Израиль.

— Это сейчас. А тогда и в Америку пускали. Очень многие предпочитали Америку.