Спарапет, избегая взгляда князя, поспешил узнать о причине его приезда.
— Ты не любишь Багарана, князь. Видно, какое-то серьезное дело заставило тебя посетить нас, — сказал он улыбаясь.
— Да, у меня дело, — ответил Марзпетуни и рассказал ему о причине своего приезда и намерении вернуть на престол католикоса.
— Зачем ты хочешь лишить нас покровительства его святейшества? — спросил спарапет подозрительно.
— Затем, что не сегодня-завтра востикан вернется из Атрпатакана и, если найдет патриаршие покои пустыми, займет их, чтобы отомстить нам за поражение Бешира.
— Какая ему в том выгода?
— Разве тебе это не известно? Сотни монастырей и духовных братий живут за счет доходов с патриарших поместий.
— Да, это достойно внимания. Монастыри понесут убытки, — ответил спарапет, снова испытующе посмотрев на Марзпетуни. Он чувствовал, что у князя какие-то тайные намерения, о которых тот не говорит.
Князь Геворг больше ничего не произнес: он остерегался говорить лишнее.
— Могу ли я видеть его святейшество? — спросил князь, полагая, что католикос находится во дворце спарапета.
— Почему же нет? Но я бы хотел, чтобы ты сначала немного отдохнул. Путь к его покоям довольно далек и труден, ты можешь устать, тем более что солнце сильно палит.
— Разве он не в твоих палатах? — удивился князь.
— Нет.
— Так, вероятно, у кого-нибудь из горожан?
— Нет. Он в цитадели, — улыбаясь ответил спарапет.
— В цитадели? Что он там делает?! — воскликнул Марзпетуни.
— С того дня, как ты со своими отрядами стал преследовать арабов, его святейшество укрылся в цитадели. Он не доверяет защиту своей особы даже моим войскам.
— Вот человек, который по достоинству ценит данный ему богом сан! — насмешливо заметил князь.
Посмотрев на цитадель, которая, как грозный великан, высилась на противоположном холме, он спросил:
— Кому прикажешь сопровождать меня, князь? Я хочу сейчас же представиться его святейшеству.
— Начальник моих телохранителей присоединится к тебе, если изволишь согласиться, — ответил спарапет.
Князь поблагодарил и вместе со своими приближенными и проводником направился к цитадели. Дорога шла по каменистым буграм, извиваясь по ущелью, и была трудно проходимой даже для небольшого отряда. Князь и его спутники следовали друг за другом, образуя длинную цепь.
Католикос в это время с одним из епископов стоял на балконе замка. Его взору открывались великолепные картины природы, одна лучше другой, но он не замечал их.
Ни живописный Арагац, высившийся на северо-востоке четырьмя пирамидальными вершинами, ни гора Капуйт, окаймлявшая горизонт с юга и закрывавшая долину Ерасха, ни ущелье Аршаруни — ничто не привлекало внимание католикоса. Перед ним лежал прекрасный Багаран с роскошными строениями и куполами церквей. Быстрый Ахурян, точа скалы, ревел у его подножья и, извиваясь как вишап, охватывал кольцом крепость. Грозные скалы и утесы висели над бездной. Но глаза католикоса видели только одно — поднимающийся по скалистой тропинке отряд.
«Кто это такие и почему они поднимаются в цитадель в такую жару?» — думал католикос.
Но вот отряд достиг крепостного ската. Еще несколько шагов, и можно будет разглядеть воинов.
— Это он! Он самый! Что ему здесь надо?! — воскликнул вдруг католикос, узнав князя Марзпетуни, который твердым шагом направлялся к крепостным воротам.
— Кто, святейший владыка? — спросил епископ.
— Он, этот беспокойный человек, который никогда не сидит на месте, — прошептал католикос, словно боясь, что голос его дойдет до подножья крепости.
— Кто же это? — спросил еще раз епископ и встал с места, чтобы видеть прибывших.
— Князь Марзпетуни. Он, конечно, несет нам какую-нибудь неприятную весть, — прибавил католикос, предчувствуя, что приезд князя нарушит его мирную жизнь.
— Почему непременно неприятную? — спросил епископ.
— Не знаю, мне так кажется, — ответил католикос и прошел к себе.
Через несколько минут железные ворота крепости со скрипом растворились. Они находились между двух башен и имели перед собой массивный бастион. Высокие стены с бойницами делали крепость еще более неприступной. Князь, глядя на эти укрепления, невольно улыбнулся.
«Разве можно доверить тайну человеку или требовать от него самоотверженности, если он так дрожит за свою жизнь?» — подумал он и прошел вперед со стесненным сердцем.
Католикос встретил князя с любовью и благословением и, усадив рядом с собой, выразил свое удовлетворение и безграничный восторг по поводу совершенных им подвигов.
— Я хотел доказать нашим князьям и тебе, святейший владыка, что для свершения великих дел не всегда нужны только силы, иногда их может заменить твердая воля. Для спасения родины не надо ждать удобного случая и вымаливать у князей помощь. Надо уповать на бога, надеяться на собственные силы и самоотверженно любить родину. Я доказал это. Теперь вам остается последовать моему примеру, — сказал князь, желая поймать католикоса на слове.
— Что же нужно сделать? — тревожно спросил католикос.
— Каждый из нас должен выполнить свой долг.
— А именно?
Князь рассказал ему в нескольких словах о своем намерении занять Двин и о желании видеть католикоса вновь на престоле.
— Ты хочешь взять Двин? — спросил удивленно католикос.
— Да, и как можно скорее.
— И ты не боишься гнева великого эмира и грозных арабских полчищ?
— Что нам эмир? У нас есть свой царь! — горячо воскликнул князь.
— Но ведь Двин — владение эмира. Ему принадлежит большая часть Востана, Чакатк, Коковит. Он даже Цагкот считает частью Туруберана, которым владеет всецело.
— Значит, все эти земли, по-твоему, собственность мерзкого араба? — возмущенно спросил князь.
— Пока еще да, — ответил католикос спокойным голосом.
— Нет. Тысячу раз нет! — воскликнул князь. — Армянская земля принадлежит армянам. Двин — творение рук царя Хосрова. Чакатк, Коковит, Цагкот — все это области нашей престольной земли. Туруберан — собственность дома Мамиконянов. О каждой из этих провинций у нас написаны целые летописи. Кто может это отрицать? Ты пишешь армянскую историю. Как же ты можешь свидетельствовать в пользу презренного араба? Если бы сейчас появился здесь дух праотца армянских историков — Хоренаци[22], смог бы ты это подтвердить?
— Я сказал, пока еще…
— Нет! Ни пока, ни после… — прервал князь. — Араб должен властвовать в Аравии, а не в Армении.
— Да будет так. Я не из тех, кто намерен возражать.
— Так будет, святейший владыка, если ты не откажешься выполнить мою просьбу.
— Какую просьбу?
— Я тебе уже сказал: ты должен возвратиться на патриарший престол.
— В Двин?
— Да.
— Какая тебе польза от этого? Я не воин, войска у меня нет, чтобы тебе помочь. Если ты намерен взять Двин и надеешься на свои силы, бери. Освободи его от арабов, тогда я, от души благословляя тебя, вернусь на свой престол.
— Если хочешь, прокляни меня, только вернись сейчас, пока востикана нет в Двине и пока мои войска не осадили его.
— Объясни мне наконец, какая же польза от моего возвращения?
— Не опасно ли открывать тебе тайну, пока ты находишься в этой крепости?
— Нет, я сейчас же уеду отсюда, если ты меня убедишь в необходимости отъезда.
— Хорошо. Польза та, святейший владыка, что мне нужны в Двине верные люди. Я не могу послать туда никого из своих. Бешир им не разрешит въезд в Двин. Между тем ты свободно можешь вернуться на свой престол. Это даже польстит самолюбию востикана. Вместе с тобой в город войдет несколько верных мне людей…
— Ни одному мирянину не разрешат проникнуть через двинские ворота, — прервал его католикос.
— Я это знаю. Они войдут как монахи.