— Чтобы его победить? — спросил удивленно сепух.

— Нет, чтобы пробиться сквозь лагерь.

Лицо Ваграма просветлело. Этот способ спасения был самым легким и достойным. Марзпетуни был тоже согласен с этим решением. Нужно было только подготовиться так умело, чтоб егеры не помешали его осуществлению.

По распоряжению царя князья вышли, чтобы сделать необходимые приготовления.

К вечеру несколько егерских отрядов, покинув крепостные стены, спустилось в ущелье. Это движение привлекло внимание князя Геворга. «Видимо, между противником и егерами состоялось соглашение», — подумал он, предполагая, что егеры переходят в лагерь Амрама. В это время к нему подошел Езник и шепотом сказал:

— Господин мой! Егерские князья замышляют изменнический заговор. Надо спасти государя.

— Какой заговор, Езник? — встревожился князь.

— Они обещали Цлик-Амраму предать ему царя. Амрам согласился взамен не отбирать у них оружия.

— Откуда ты узнал об этом?

— От егерских воинов. Князья приказали им внимательно следить за каждой тропой, ведущей в ущелье, и стеречь царя, внушив, что иначе им не выбраться живыми из этой ловушки. Теперь воины приложат старание, чтобы закрыть нам дорогу и получить обещанную свободу.

Эта новость заставила царского друга глубоко задуматься. Он видел, что всякая надежда на спасение исчезла, и опять вспомнил слова Севада о том, что на этот раз бог покарает виновного. Вот и исполнилось его пророчество. Разве может простой смертный избежать гнева всевышнего?..

С этими мыслями он направился к сепуху Ваграму и вместе с ним поспешил в царский шатер, чтобы сообщить царю печальную новость.

Но каково было их удивление, когда царь беспечно рассмеялся, услышав эту весть.

— Этот несчастный жаждет моей крови, — сказал он спокойно. — Я давно знаю Цлик-Амрама. Он восстал против своего государя не из тщеславных помыслов. Ему нужна только моя особа. Загадка разрешается просто.

— Твоя особа, великий государь? Почему Цлик-Амрам должен враждовать лично с тобой? — удивленно спросил сепух Ваграм.

Царь смутился. Он почувствовал неосторожность своих слов и постарался избежать объяснений.

— Итак, значит, наше небольшое войско тоже спасено. После меня противник оставит в покое и армян и егеров, — сказал он, как бы не расслышав слов Ваграма.

Князь Геворг не понял царя и попросил объяснить, каковы его намерения.

— Этой ночью я уеду, — сказал царь.

— Ты? Один? — спросил князь.

— Да.

— По какой дороге?

— Через сторожевые егерские отряды и вражеский стан.

Сепух и князь изумленно уставились на него.

— Я докажу егерам и севордским князьям, что задержать Ашота Железного и предать его Цлик-Амраму не в их власти.

Сердце князя затрепетало, а на лице сепуха блеснула довольная улыбка.

— До сих пор я думал о безопасности своих близких, сейчас же вижу, что своим отъездом я спасу их.

— Уезжай, но только ради того, чтобы спасти свою жизнь, дорогую всем твоим слугам. Страна ждет своего государя. А мы можем и умереть. Армянская земля немного от этого потеряет, — сказал горячо сепух.

— Но зато армянский царь потеряет многое, — добавил Ашот.

Настал вечер. Намерение царя было известно только князю Марзпетуни и сепуху Ваграму.

Они вызвали к себе двух самых бесстрашных воинов из числа царских телохранителей и приказали им быть готовыми сопровождать царя.

Глубокой ночью царь вышел из своего шатра. Он был закован в стальные латы. Два рослых телохранителя подвели его могучего коня.

Царь с легкостью двадцатилетнего юноши вскочил в седло.

— Мы должны пронестись, как ураган, через вражеский стан. Мы должны рассечь полки, сокрушить все на своем пути. Через четверть часа мы должны быть в долине Куры, — приказал царь. Обнажив меч, он воскликнул: «Вперед, мои храбрецы!» — и, пришпорив коня, полетел к откосу.

Телохранители помчались за ним.

Через несколько мгновений все три всадника исчезли во мраке.

На счастье, ночь была безлунная и темная. Издали никто не мог их заметить. Однако в ущелье конский топот разбудил сторожевые посты егеров, которые, сгрудившись, загородили беглецам дорогу. Но царский конь и удары грозного меча заставили их расступиться, а крики телохранителей и натиск копий рассеял их ряды. Егеры поняли, что это был Ашот Железный, и с дикими криками бросились в погоню. Царь и его спутники, доехав до мятежных отрядов, тоже принялись кричать. Те от неожиданного разноголосого крика решили, что на них напали егеры, и, смешав ряды и топча друг друга, бросились бежать к лагерю.

Царь воспользовался этой суматохой. Размахивая мечом направо и налево, сокрушая все встречное, он пронесся вместе с телохранителями через ущелье, пробился сквозь последний сторожевой отряд и, вылетев на равнину, молнией сверкнул мимо лагеря Амрама и исчез в темноте.

Только через час узнали мятежники о бегстве царя. Севордские и егерские князья были пристыжены, а Цлик-Амрам с абхазским князем Бером обезумели от ярости.

На следующее утро войска мятежников ворвались в крепость. У егеров отняли все их оружие, оставив им только лошадей, а малочисленных армянских всадников не тронули. Геворг Марзпетуни и сепух Ваграм упросили Амрама пощадить своих собратьев. Амрам, несмотря на свой гнев, исполнил просьбу князей и расстался с ними мирно.

Этот чудесный древний памятник, издавна почитаемый армянским народом сначала как языческий храм, затем как святыня христианской веры, находился на скалистом склоне Гегардасара, на северо-востоке от крепости Гарни. Перед ним протекал один из притоков реки Азат, который, падая с огромной высоты, бурлил и шумел, наполняя веселым гулом ущелье и окрестности. Лава древних вулканов образовала тут каменистые холмы, громадные утесы, сплошные массивы базальта, которые, возвышаясь друг над другом, окружали Айриванк, делая его недоступным для нежеланных посетителей. Природа, собрав могучей рукой обломки титанических гор, слила воедино грозное и чудесное, дабы показать простому смертному свою непобедимую силу.

Здесь, в сплошных каменных массивах, были с давних времен высечены многочисленные пещеры, часовни и кельи. Некоторые из них служили когда-то армянским царям сокровищницами, другие — местами молитв и капищами. Именно здесь впервые водрузил знамя христианства Григорий Просветитель. Под сенью этого знамени собралось много отшельников, которые превратили Айриванк в обитель мира и покаяния. Здесь после многолетних трудов, отданных благоденствию родины, искал покоя благодетель Армении Нерсес Великий. Здесь уединился и его достойный сын Саак Великий со своими шестьюдесятью учениками, чтобы меж этих скал ковать дело просвещения своего народа.

В описываемое нами время здесь также находилась многочисленная духовная братия, которая привела Айриванк в цветущее состояние. Здесь же пребывал и армянский патриарх, католикос Иоанн. Испугавшись преследований арабского востикана, он оставил Двин и с верными служителями и патриаршими сокровищами нашел приют в укреплениях Айриванка.

Два дня тому назад патриарха известили, что востикан Нсыр, назначенный наместником после Юсуфа и проживающий в Атрпатакане, дошел уже до Нахиджевана и продвигается к Двину. Востикану было известно о поражении армянского царя, о распрях между князьями, о беспомощном положении страны. И вот он поспешил воспользоваться удобным случаем.

Католикос знал, что Нсыр поставил себе целью занять патриаршие покои и овладеть церковными имениями. Для этого Нсыр решил сначала задержать католикоса, присвоить принадлежащие патриарху сокровища, а затем, обвинив католикоса в вымышленных преступлениях, завладеть его поместьями.

Поэтому католикос, который пребывал во внутренних пещерах Айриванка, где находились высеченные в скалах часовни и общие жилища монахов, перешел со своими приближенными в верхний храм, где ранее держали скот. Здесь, укрывшись в безлюдных и темных пещерах, католикос надеялся избежать преследования Нсыра и спасти привезенные с собой сокровища, состоявшие из реликвий и унаследованных от предков драгоценностей. Католикос думал, что враг не обратит внимания на мрачные пещеры, где кормили скот и жили бесприютные нищие люди. Но доходившие вести усиливали тревогу, и приближенные посоветовали ему уехать из Айриванка и укрыться в крепости Гарни, где в это время жила царица. Католикосу этот совет пришелся по душе. Однако его придворный епископ Саак, человек осторожный и умный, был против этой поездки.