- Слушай, - подавшись вперед, сказал он почти благоговейно, - а тебя со степенью, часом, преподавать к нам не позовут?

Для Лейнида это было как приглашение на Олимп.

Даниль призадумался и помрачнел.

- Позовут, - отвечал он со вздохом, - как пить дать и никуда не денусь. У Гены ж контракт рано или поздно кончится, а кому практику вести? У всех преподов и так по нескольку предметов…

Лейнид впал в изумление:

- А ты не хочешь?

- А чего в этом хорошего? – жалобно сказал Даниль. – Я же отказаться не смогу. Там и Аньке тоже по горло работы хватит. Еще потом дисциплину какую-нибудь брать придется, лекции составлять… Не люблю я работать, Лёнь.

- А почему отказаться не сможешь?

- Так некому больше, - пожал плечами Даниль. – Меня Ларионов уже припряг.

- Куда? – поинтересовался Лейнид.

- Да так… - поморщился Сергиевский, закуривая. – По институтским делам…

Распространяться на этот счет он явно не собирался; выспрашивать Широков не стал.

Даниль курил, разглядывая интерьер бара сквозь клубы дыма, и размышлял. После интервью с пернатым аналитиком Ящера он несколько дней ходил сам не свой и все ругал себя, что взялся за тему аномалии. Никто, конечно, не мог предсказать, сколько проблем и нервотрепки принесет ему в будущем интересная и, как казалось попервости, несложная для разработки тема – но должна же была прийти на помощь пресловутая контактерская интуиция и сообщить обладателю, что тут придется пахать. Пока что клятая интуиция только подкидывала работы. Вспоминая карту, виденную в отделе мониторинга, Даниль прикинул, что надо для начала разобраться со стихийными божествами и их отношением к аномалии, а для этого найти консультанта, профессионального шамана. Не прошло и пары дней, как он случайно встретил на крыльце института недавнего знакомого, инспектора Ростэнерго, разговорился с ним – и итогом беседы стал телефон Ксе.

Хуже того: получасом позже Даниля снова поймала Ворона. Не то чтобы он был против присутствия в своей жизни Вороны, но начинал подозревать, что Алиса Викторовна работает как Ящер, двадцать четыре часа в сутки.

- Вот ты где! – сказала она. – Специалист! Пойдем-ка.

- Куда? – испуганно пискнул Даниль, мигом почувствовав себя несчастным, сгорающим на работе человеком.

- К Андрей-Анатольичу, на совещание.

- Алис-Викторна, какое совещание? При чем тут я? – забормотал Даниль, но его уже тащили за рукав, дробно стуча каблучками по мрамору лестницы.

- Ты же аспирант! – увещевала Ворона. – Скоро преподавать начнешь, вот считай, вливаешься в коллектив.

«Что-о? – мысленно возопил пойманный. – Ничего я такого не обещал! У меня работа уже есть! Я вообще как Лаунхоффер, учить не люблю!» Но кабинет ректора близился, и сам седогривый Ларионов показался из-за дверей: возражать следовало в другой час.

- Вот! – торжествующе воскликнула Воронецкая, предъявляя добычу. – Привела!

- Молодец! – по-военному четко одобрил ректор и улыбнулся. – Здравствуй, Даниль, прости, что побеспокоили. У тебя будет пятнадцать минут?

- Что вы, Андрей Анатольевич, - скис аспирант. – Никакого беспокойства. Конечно. А… что, какая-то проблема возникла?

- Проблема давно возникла, - тот развел руками и очень деликатно загнал Сергиевского в кабинет. – Ты эту проблему уже решаешь, Даниль, но мы посоветовались и решили… то есть мы решили посоветоваться.

«Аномалия», - понял аспирант и уже спокойным взглядом окинул собравшихся. Конечно, Ворона не забыла о Наде, переполошила коллег, а Ларионов к задачам «кто должен, если никто не должен» относится по-комсомольски – берет вопрос на себя. Даниль подумал, что в данном случае они просто экономят энергию. Развиваясь естественным путем, события пришли бы к тому же итогу: рано или поздно врачи отчитаются о статистике кармасоматических заболеваний по региону, Минздрав обратится за помощью в Минтэнерго, Минтэнерго – в Управление по работе с тонким планом, а в Управлении после долгих раздумий придут к выводу, что разобраться с этим способны только ученые. Бюрократическая волокита займет несколько лет, а делать дело все равно придется профессуре МГИТТ, разве что на помощь им могут официально позвать зарубежных коллег.

Один зарубежный коллега уже ждал, развалившись на мягком стуле: голливудская улыбка Гены вселила в Даниля некоторый оптимизм, главным образом в виде надежды, что Гена возьмет часть работы на себя. Подле Гены восседала, по-совиному крутя головой, Лильяна Евстафьевна Казимеж, женщина толстая, хитрая и веселая. Задев локоть Даниля краем шали, прошла мимо Алиса Викторовна, шепнула ему в плечо: «Ну что ж ты стоишь, Данечка, садись», - и плюхнулась рядом с Лильяной.

Даниль медленно сел, озираясь. Ректор закрыл дверь и прошел на свое место во главе стола, а аспиранту все казалось, что не хватает чего-то.

Кого-то.

Здесь не было Ящера.

Потом Сергиевский удивился, почему не пригласили Аннаэр, но это еще можно было понять, в то время как отсутствию Лаунхоффера, специалиста специалистов, найти объяснение решительно не получалось. «Он же здесь, - подумал Даниль. – Никуда не уезжал. Весь в работе, что ли? Но дело важное, если даже меня позвали…»

- Начнем, - сказал ректор.

- Ла-Ла опять разругались, - глубокомысленно сказал Даниль, выпуская дым через ноздри.

Лейнид фыркнул:

- Они хоть мирились с прошлого раза?

- Да вроде бы… Хотя не упомню, чтоб они руки друг другу подавали.

- А на этот раз что?

- Из-за Северорусской аномалии, - вздохнул аспирант и уставился на дно пустой кружки.

…Об этом ему потом рассказал Гена-матерщинник, похохатывая и уснащая речь цветистыми оборотами. Оказалось, что растревоженный Алисой Викторовной Ларионов стал искать способ бороться с последствиями аномалии и пришел к мысли, что природа аномалии еще не выяснена, зато анатомию человеческого тонкого тела наука изучила достаточно хорошо. Устранить саму аномалию пока невозможно, невозможно и эвакуировать население, а значит, нужно по возможности повысить сопротивляемость – изобрести вакцину для душ. Ректор собрал совещание и изложил соображения коллегам.

Лаунхоффер заявил, что это тупиковый путь. Пострадавших десятки тысяч, и их число по мере реинкарнирования будет расти. Нужно досконально изучить феномен, а потом бороться с его причинами.

- Сколько времени займет исследование аномалии? – недовольно возразил Ларионов. – Здесь несколько десятилетий – реальный срок. Разве что вы сами этим займетесь.

- Этим занимается мой аспирант, - пожал плечами Эрик Юрьевич. – Я курирую его работу.

- Один человек! – Андрей Анатольевич начал кипятиться. – Это немыслимо. Нужно спешить. Сколько людей будут страдать и безвозвратно погибнут, не прожив всех своих жизней? Даже последнюю не дожив по-человечески?!

- Люди вообще смертны, - заметил Ящер. – Исследование может серьезно продвинуть науку вперед.

Ларионов побледнел.

…Даниль вздохнул и раздавил окурок в пепельнице.

- А потом сказал: «Эрик Юрьевич, вы фашист», - закончил он и покачал головой. Он знал об этой беседе только по насмешливому пересказу Гены, но представлял ее точно въяве: как Ящер выпрямляется во весь свой немалый рост, нехорошо глядя на Ларионова, как оба каменеют лицами, и как Лаунхоффер, прежде чем удалиться, замечает с ледяной иронией: «Вам, Саваоф Баалович, давно на пенсию пора...»

- И чего? – спросил Лейнид.

Даниль выгнул бровь и хмыкнул:

- Ты знаешь, сколько Ларионову лет?

- Ну, - поколебался Лейнид, - шестьдесят. Под шестьдесят.

- Он ветеран войны.

- Афганской? – не понял Широков.

- Великой Отечественной.

- Ничего себе дед сохранился! – вытаращил глаза студент.

Даниль улыбнулся.

- Будешь пересоздавать тело по два раза на дню – еще и не так сохранишься.

- А чего он еще моложе выглядеть не хочет?

- Потому как сед и благолепен видом. А Ящер не сед и не благолепен. Ла-Ла – это ж анекдот ходячий. Но, сам понимаешь, фашистом дедуган просто так не назовет. Только Ящера ж хрен словом убьешь, а дед этого понять не хочет…