Самолет коснулся земли, и я что было сил потянул на себя ручку управления, опуская заднее колесо глубоко в землю. С треском и грохотом мы прокатились через вершину холма, замедлились и остановились.

Еще мгновение я оставался в кабине, исполненный благодарности за то, что самолет ни на секунду не вышел из-под контроля. Возможно, случилась какая-то незначительная неполадка. Может быть, через клапан или через дырку, возникшую в поршне, масло попало в цилиндр.

Я вышел из кабины и направился к двигателю. Из каждого выхлопного отверстия вытекало масло, и, когда я крутанул винт, масло забулькало внутри цилиндра. Ничего утешительного в этом не было.

Я разобрал карбюратор и припомнил, как Пол Рэйд рассказывал об одном из своих приключений. «Перекрытие масляного насоса, – констатировал он несколько лет назад. – Ровно за две минуты просочилось три галлона масла. Этого было достаточно, чтобы развалить целый двигатель».

В течение нескольких минут вопрос прояснился. Подшипник, находившийся по центру двигателя, разлетелся вдребезги, и масло вместе с топливом проникло во все цилиндры. Вот откуда взялся дым и появилось масло на моих очках. На исходе лета Ураган скончался.

Я принял предложение фермера смотаться на его тракторе в Лорэл, что в штате Айова. Оттуда я позвонил Дику Виллеттсу, и он вылетел ко мне на своем Кабе. Я снова благодарил Бога за то, что он придумал друзей.

Я возвратился к биплану и на ночь накрыл его чехлом. Запасного двигателя не было. Я мог бы приехать сюда на грузовике, взять этот двигатель с собой, чтобы отремонтировать, или же утащить отсюда на трейлере весь самолет. И в том, и в другом случае, прежде чем он снова взлетит, прошло бы время.

Маленький желтый Каб замечательно смотрелся в небе, и Дик посадил его на вершину холма с такой легкостью, словно доставил перышко на подушечную фабрику. Мы улетали, оставляя Паркс посреди поля. Я забрался в Каб, устроился на заднем сидении, и мы, поднявшись над лугом, направились домой. Уменьшаясь в размерах, биплан выглядел все более заброшенным и одиноким.

Весь полет продолжительностью в час я ломал голову над тем, что же означала эта неисправность двигателя, почему он заглох именно так, именно там и именно тогда. Нет такого понятия, как неудача. Все имеет причину и таит в себе урок. Однако подчас вовсе не просто увидеть этот урок, и к моменту посадки в Оттумве я все еще не разглядел его. Только один вопрос о происшедшем с двигателем беспокоил меня:

– Почему?

Единственное, что нужно было проделать – это доставить биплан домой. Первая же буря навредила бы ему, первый же ливень убил бы его. Он не был рассчитан на погоду, уготовленную приближавшейся зимой.

Я занял грузовой пикап и длинный трейлер у Мэрлина Винна, человека, продававшего самолеты Цессна в аэропорту Оттумвы, и мы втроем – мой друг по колледжу Майк Клойд, Бетт и я – отправились на север, в путь длиной 80 миль. Нам предстояло каким-то образом разобрать самолет на части и взгромоздить их на трейлер, уложившись в пять часов, отпущенных нам до наступления темноты. Было не до развлечений.

– Печальное зрелище, не правда ли? – спросил Майк, указывая на желтые хрупкие крылья, лежавшие на земле после отсоединения.

– Да-а, – я согласился только потому, что мне не хотелось говорить. Самолет, как по мне, не выглядел уныло. Он превратился в кучу разбросанных по земле механических деталей. Он не был теперь ни живым, ни самим собой, ни личностью.

В ту минуту у биплана не было шансов взлететь, а он знал только жизнь, в которой летал или мог летать. Теперь он был деревом, сталью и тканью, пропитанной горючим. Груда запчастей, которые нужно погрузить в трейлер и отправить домой.

Наконец с бипланом было проделано все необходимое, и самое время было залезть в кабину и вплоть до прибытия домой направлять движение грузовика. Я по-прежнему не мог постичь, зачем произошло все это, какую важную вещь я упустил бы, не случись эта неприятность с двигателем.

Мы свернули на междугородное шоссе № 80, современную скоростную трассу.

– Майк, пожалуйста, окинь глазом трейлер, взгляни, не собирается ли что-нибудь свалиться с него сейчас или позже?

– Смотрится в полном порядке – ответил он.

Мы увеличили скорость до 40 миль в час, желая сделать путь домой короче. Нам хотелось приблизить конец этой игры.

При 41 миле в час трейлер принялся слегка вилять за нами, словно рыбий хвост. Я глянул в зеркало заднего обзора и коснулся тормозов.

– Держись крепче, – к собственному удивлению зачем-то сказал я.

На исполнение своей роли трейлеру понадобилось десять секунд; он уже не был кротким «рыбьим хвостом», но все более резко отклонялся влево и вправо и вскоре стремительно и неистово понесся за нами, болтаясь то туда, то сюда; кит, трясущий пастью, чтобы избавится от крючка. Покрышки визжали снова и снова, и вот пикап сильно швырнуло влево. Мы потеряли управление.

Мы втроем выглядели заинтересованными наблюдателями, сидевшими рядом друг с другом в кабине грузового пикапа, который не могли ни обуздать, ни остановить. Мы откатились в сторону, затем назад, я выглянул из левого окна, наблюдая, как трейлер столкнулся с пикапом, прижимаясь к нему до тех пор, пока мы не съехали с дороги. Я вполне мог бы дотянуться рукой до большого красного фюзеляжа и не отпускать его некоторое время, но тут мы соскользнули на полосу, поросшую травой и разделявшую нашу и встречную дороги.

Мертвое тело самолета кренилось, вздымая вверх одно из шасси, медленно покачивалось в течение секунды, и затем стало постепенно с треском и грохотом рушиться на траву, переворачиваясь вверх тормашками. Я сидел безучастно и наблюдал за центральной частью крыла, за тем, как, никуда не спеша, валились вниз его стойки, прогибаясь, треща по швам, разлетаясь на куски под тяжестью фюзеляжа весом в тысячу футов. Все происходило очень тихо. Словно из бумажного листа сворачивали пакетик.

Остановившись, мы обнаружили, что все выстроилось в аккуратный ряд: грузовик, трейлер, фюзеляж; они походили на морских существ, которые зацепились за траву и улеглись на ней бок-о-бок.

– Все ли со всеми в порядке?

Всем было замечательно.

– Я не могу открыть дверь с этой стороны, Майк, дверь прижата к трейлеру. Давай-ка выйдем с твоего боку.

Мне было не по себе. Я совершенно не улавливал, что же за урок выпал на мою долю. Если нет ничего случайного, то что же. Бога ради, подразумевалось под всем этим?

Фюзеляж, с которым мы едва только управились, дотащив до трейлера ценой невероятных усилий, лежал теперь книзу спиной, колесами в воздух. Из баков лился бензин и масло. Нижние крылья угодили между трейлером и корпусом самолета, в них зияли дыры. Один из цилиндров двигателя расплющился при столкновении с бетоном. Все пошло насмарку, с таким же успехом мы могли бросить самолет в огонь и отправиться домой ни с чем. Он мертв, он мертв, он мертв.

– Сцепка сломалась, – поставил диагноз Майк. – Поглядите-ка, она соскочила с бампера, вырвав справа кусок металла.

Это и в самом деле было так. Сцепка нашего трейлера, все еще защелкнутая и закрытая, вылетела прочь с куском бампера. Чтобы так легко рассоединить сцепку, потребовалась бы нагрузка по меньшей мере в пять тонн, а на трейлере находилось чуть больше десятой доли этого веса.

Каковы шансы на то, чтобы это однажды случилось, ведь я всегда пользовался платформенным трейлером при перевозке биплана; случилось именно тогда, когда биплан был не в состоянии взлететь с поля, случилось с грузовым пикапом и трейлером, который создан для перевозки самолетов. Один против миллиона.

Автомобили и грузовики останавливались вдоль проезжей части, чтобы помочь и понаблюдать.

Водитель грузовой машины притащил тяжелый домкрат, мы подняли пикап, отцепив от трейлера, и, не нанеся ему никаких повреждений, откатили к обочине трассы. К тому времени наступила полная темень, и мы работали при свете фар; все это походило на кошмары из произведений Данте.