Весь конец 1917 года приемная Петлюры в коллегии Павла Галагана на Фундуклеевской улице была буквально наводнена генералами и офицерами бывшей русской армии, чяасто с весьма почетными боевыми именами, предлагавшими свои услуги правительству Украины, и все это безжалостно браковалось и изгонялось по априорному подозрению в старорежимных симпатиях, за неукраинское происхождение, просто по старой враждебности подпольной революционной интеллигенции к военному элементу. В результате в критический момент военными руководителями украинских формирований оказались прапорщики и унтер-офицеры и при том в массе своей крайне низкого морального уровня и, конечно, без всяких специальных данных и знаний. Формирования из бывших солдат русской армии распускались без колебаний за предполагаемую недостаточную национально-революционную патриотичность (а между тем такие формирования удалось было уже создать в довольно значительном числе, и они ни разу ничем реальным не скомпрометировали себя), и подбирался подходящий под стать новым начальникам революционный сброд.

Петлюра, считавший себя прирожденно-военным, хотя был по специальности своей банковским чиновником, все время вмешивался в формирование и в операции фронта; рада требовала, чтобы чисто боевые вопросы ставились на предварительное обсуждение обсуждение партии и ее головы Грушевского и решались отнюдь не на товарищеском военном собрании, а по политическим надобностям. Наконец, под давлением партии эс-эр Петлюра удален был в отставку и немедленно открыто приступил к формированию собственного так называемого гайдамацкого “коша” (дивизии) с артиллерией. Гайдамаками назывались в старой Украине повстанческие крестьянские банды, боровшиеся, не останавливаясь ни перел какими жестокостями, против засилья польских помещиков.

На место Петлюры поставлен был определенный и откровенный германофил по убеждению Порш. Объявлена была независимость Украинской республики от россии, но внутри республика так и осталась абсолютно неорганизованной, и Киев жил отдельной от всей страны жизнью. Поехали послы центральной рады в Брест. Проф. Грушевский, в это время открыто записавшийся в партию эс-эр, хотя и был крупным киевским домовладельцем, Винниченко и Порш —виднейшие и активнейшие члены партии эс-дэ — всегда держались германофильской ориентации, и лишь традиционная непопулярность немцев среди солдат фронта помешала им еще раньше открыто перейти к практическому приложению своей идеи. Когда все остатки фронтовых войсковых организаций были разрушены, они, наконец, осмелились прямо перейти на свою подлинную линию.

В итоге германские оккупационные войска вошли в феврале-марте 1918 года в совершенно неорганизованную в государственном отношении и безоружную Украину. Остатки частно-инициативных формирований в виде бригады Болбачана крайне слабого состава и гайдамаков Петлюры за войска трудно было считать. Так называемая “синяя дивизия” (по цвету одежды), сформированная немцами немцами из украинцев военнопленных, “для связи” и без санкции которого генерал не делал ни одного шага. Только благодаря этому своему фактическому бессилью и отсуствию связи с народом центральная рада и была так грубо и абсолютно ликвидирована германским командованием в мае 1918 г. (немцы ее попросту разогнали).

Правда, с марта месяца по день переворота Скоропадского военным министерством физически была вынесена колоссальная организационная работа, но она силой вещей носила лишь подготовительный характер, и как раз на май месяц намечен был первый обязательный призыв контингентов в войска. Организовано было с самой первоначальной своей основы само министерство со всеми его отделами; при Петлюре и Порше эта организация совершенно не существовала, и в центральном военном управлении царствовал полный хаос. Созданы были местные органы не только для военных целей, но временно и для целей элементарного общегосударственного местного управления (губернские и уездные коменданты), так как министерство внутренних дел все еще никак не могло собраться с силами установить местные правительственные учреждения, а между тем предстоящий набор императивно требовал наличия на местах органов правительственной власти. Наконец, были организованы на местах кадры восьми корпусов из остатков командного и унтер-офицерского состава бывшей русской армии (командиру корпуса подчинялись все вышеуказанные коменданты корпусного района). Конечно, кадры не были украинские патриоты в духе деятелей центральной рады, но по тогдашнему времени и обстановке это был прекрасный военный материал, в умелых руках по укомплектовании своем рекрутами могший представить собой внушительную силу.

Как помощник военного министра, на котором лежала вся чисто военная техническая работа министерства (военный министр Жуковский взял на себя политическую часть и участие в заседаниях центральной рады и ее комиссий и в мою работу абсолютно и вполне корректно не вмешивался), я могу по личному знакомству с вопросом утверждать только что скахзанное о корпусных кадрах и одновременно могу с глубочайшим удовлетворением вспомнить тот порыв, с которым принялись ща организационную работу все отделы вновь созданного министерства. Особенно много сделал в этот период помощник начальника генерального штаба полковник Какурин (начальником генштаба был, по рекомендации партии эс-эр, принадлежащий к военному министерству Жуковского подполковник Сливнский, заурядный мелкий офицер ген.штаба с большими наклонностями к мании величия и интриганству) и начальник личного отдела (личный командный состав войск) главн. штаба подполковник Удавиченко. Начальником главного штаба был ген. Осецкий, но фактически все доклады мне и в военном совете готовил и делал подп. Удавиченко в прсиутствии и при молчаливом сочувствии ген. Осецкого.

К несчастью для дела германское командование, первоначально мало интересовавшееся работами военного министерства, в апреле вдруг обратило на ных свое внимание. Ко мне в министерство прибыл полк. фон Штолценберг и потребовал данных об организации будущей украинской армии. Я направил его к военному министру, не считая возможэным давать ему требуемые сведения. В результате очень резкого по форме отказа, последовавшего и со стороны подп.Жуковского, этот последний был арестован и все организационные планы взяты при обыске кабинета военного минитсра. Через несколько дней вслед за этим произошел переворот скоропадского, и все дело формирования украинской армии немедленно было остановлено; намеченный мною на май призыв новобранцев был первоначально отсрочен до августа, чтобы не мешать полевым работам, а затем до декабря и в конце концов так и не состоялся вовсе. По счатсью, собранные уже кадры корпусов и центральный аппарат министерства не были уничтожены и в том же виде, в каком были при перевороте, дожили до падения Скоропадского и изгнания германских оккупационных войск.

Период Скоропадского внес на Украину совершенно новое для нее явление: он вывел на активную и революционную арену сельскую массу, всколыхнул ее до самой глубины и заставил задуматься над революционными событиями, которые пока шли мимо нее, заинтересовав ее лишь земельными делами. Нелепая и жестокая аграрная политика германо-гетманского режима вызвала к жизни ряд активных вооруженных выступлений крестьянства и подготовила поголовное восстание его в декабре 1918 г., закончившееся очищением Украины от оккупационных германских войск.

Находясь в то время в качестве опального генерала не у дел и состоя выборным головой украинского военного товарищества “Батьковщина” (“Родина”), в котором объединились все патриотические украинские военные элементы, не пожелавшие остаться на службе у скоропадского и немцев, я имел возможность лично познакомиться почти со всеми будущими атаманами повстанческих войск. Не говоря уже о Шинкаре, с которым я служил в штабе Киевского округа, будучи начальником этого штаба, когда Шинкарь был командующим войсками, я получил возможность хорошо узнать Павловского, Ангела, Зеленого, Тимченко, Божко, Минякевича, Биденко и многих других. В большинстве это были отчаянные головы из местных крестьян разных районов Украины, хорошо знакомые населению на местах и потому легко приобретавшие популярность и доверие к себе сельских масс, явовые демократы, но противники большевизма. Конечно, это были почти сплошь авантюристы, но в то же время это были крестьянские патриоты, если можно их так охарактеризовать; все они были членами “Батьковщины”. Режим Скоропадского создал далее в крестьянских массах вполне определенную ненависть к оккупационным войскам, чьи бы они не были, так как крестьянство не способно было разбираться в иностранцах и считалось лишь самим фактом оккупации.