– Хорошо, Руслан, – кротко кивнул Абрикос.

– Ладно, пойдем, о делах поговорим…

Они прошли в комнату. Оловянный по-хозяйски устроился за столом.

– Ну, что у тебя? – обратился он к Абрикосу.

– Абу-Хаджи поедет в Узергиль, а в Кухты пошлет своего заместителя…

– Хусейна или Маомада?

– Хусейна. Маомадом он что-то недоволен…

– Еще что?

– Крыса с моей подачи разносит слух, что Гюрзу и Абрека убили по приказу Абу-Хаджи и что покушение на тебя тоже он организовал. Из-за того, что амиры стали слишком независимы от него. И что Абу-Хаджи это с рук не сойдёт, кровная месть не заставит себя ждать…

Оловянный кивнул.

– Хорошо. Значит, и мы едем в Узергиль. Давай, Джин, показывай свою мину!

– Вот она! – Джин выложил из ведра на стол тяжелый брезентовый сверток. – Я взял у Сапёра и переделал…

Он развернул брезент, демонстрируя эллипсоид из синей пластмассы, намертво прикрученный проволокой к магниту. Из него выходили два провода, которые не были ни к чему присоединены.

– Как приводится в действие? – Оловянный потрогал провода и откинулся на спинку кресла. В доме Абрикоса он чувствовал себя хозяином, как, впрочем, и везде.

– От сигнала радиостанции. Подключу перед самой установкой, чтобы на этой частоте случайно какая-нибудь помеха не прошла.

– Куда думаешь рацию прикрепить?

– Сюда, – Джин ткнул пальцем в широкую сторону эллипсоида.

– Не годится! Тогда она у тебя будет почти до земли висеть! Дорога плохая, сорвет. И видно будет… Сбоку прикрути!

– Тогда сюда! – теперь палец указал правильное место.

– Хорошо! Пока не стемнело, поезжайте к Дадашу. Абрека оттуда хоронить будут, это же его отца дом?

– Да, – кивнул Абрикос.

– Выразите соболезнование и скажите, что утром я лично приеду поддержать их в постигшем горе. И посмотрите – где будут стоять машины, выберите место, чтобы завтра сразу стать правильно… Мы должны приехать раньше него, а уехать позже, чтобы не вызвать подозрений…

Оловянный тяжелым взглядом обвел своих подчиненных.

– Запомните: когда все хорошо, то мелочи забываются. А когда случится то, что должно случиться, вспомнят все: кто что сказал, кто как смотрел, кто крутился возле машины… Поэтому прикиньте, как незаметно прикрепить мину… Лучше, чтобы никто вообще не видел Джина! И пути отхода на всякий случай посмотрите!

– Хорошо, Руслан, мы всё сделаем! – ответил за двоих Абрикос, и они с Джином вышли из дома, оставив Оловянного наедине с его мыслями.

С утра у дома Дадаша снова было многолюдно, снова ярко светило солнце с синего небосвода, но веселье сменилось горем: шайтан проделал свой ужасный фокус, и свадьба перешла в похороны.

Приезжие спешивались загодя и все близлежащие улочки были забиты машинами, но наиболее уважаемые люди подъезжали почти ко двору, оставляя автомобили на площадке, рядом с которой Абрека и настигла пуля. Оловянный, несомненно, относился к такой категории. Он приехал рано на новом, наглухо затонированном «Лендкрузере», полученном у главного врача СЭС[7] рябого Магомеда в счет выкупа за сына. За рулем сидел Мага Маленький, амир, как всегда, – рядом, сзади, на полу между сиденьями, лежал Джин, для удобства положив голову на мину. Почти сразу подъехал и стал рядом Абрикос с тремя охранниками на сияющей свежим лаком красной «девятке».

– Гля, как Вагаб постарался! – широко улыбаясь, он погладил идеально ровную крышу. – Движок и ходовую перебрал, кузов отрихтовал, заново выкрасил!

– А свой джип он видел? – спросил Оловянный.

– Нет. Я ему сказал, чтобы забрал в ущелье. По-моему, догадался: рожа была кислая…

– Ты тоже так не лыбься – не на праздник пришли…

Абрикос кивнул и придал лицу скорбное выражение.

Подъехало еще несколько автомобилей: на площадку вышли замглавы районной администрации, амир из Хасавюрта, уважаемый Шейх Казихан Али… Все перездоровались друг с другом за руку, поприветствовали Оловянного, а заодно и стоящего рядом Абрикоса, перекинулись несколькими словами печали и направились к дому усопшего.

Оловянный и хасавюртовский амир – высокий, худой, с окладистой бородой и цепкими глазами, задержались на площадке: один из охранников Абрека показывал им, как упал хозяин, и место, куда вонзилась пуля. Командиры со знанием дела осмотрелись.

– Не нашли, откуда стреляли? – спросил бородач.

– Нет, – покачал головой охранник. – Все вокруг перерыли – ничего не нашли…

– Может, оттуда? – Оловянный показал на противоположный склон горы.

– Да нет, далеко очень…

Хасавюртовский амир тоже с сомнением покачал головой.

– Далеко. Никак не попасть.

– А что за пуля? – поинтересовался Оловянный. – Нашли ее?

– Нашли. Винтовочная, но необычная. Больше, чем от СВД…

«Необычные пули у Абрека и Гюрзы, необычная гильза у Сапера… Откуда вдруг взялось столько необычного?» – подумал Оловянный. Ему все это сильно не нравилось.

Все места на площадке были уже заняты, когда подъехал светло-бежевый, с перламутровым отливом, «Ниссан Патрол» Абу-Хаджи. Водитель попытался было втиснуться с краю, между деревом и забором, но там явно не хватало пространства. Но тут Абрикос прыгнул в свою «девятку» и, сдав задом, освободил место амиру Дагестана. Короткий сигнал благодарности, и «Ниссан Патрол» встал рядом с «Лендкрузером». Абу-Хаджи степенно выбрался наружу, подошел к амирам, пожал им руки. Оловянный заметил, что его сопровождает новый начальник охраны. Светло-коричневый «Ниссан Кашкай» с четырьмя телохранителями остановился, не доехав до площадки метров тридцать.

– Твой человек проявил уважение, – сказал Абу-Хаджи, пожимая руку Оловянному. – Ты их хорошо воспитываешь.

Руслан прижал ладонь к груди и слегка склонил голову. Отогнавший машину Абрикос подбежал, запыхавшись, и почтительно поклонился главному амиру, будто подтверждая справедливость похвалы.

Они пошли к дому. Вокруг было много народу, все мужчины – небритые и в черных одеждах. Неожиданно для себя Абу-Хаджи ощутил косые, а иногда и откровенно враждебные взгляды. Не понимая, в чем дело, он с беспокойством оглянулся: далеко ли охрана? Но четверка бойцов держалась неподалеку.

Двор был забит мужчинами: старики сидели, молодые стояли, читали молитву. Женщины в доме сдержанно оплакивали умершего: на все воля Аллаха… Оловянный и Абрикос пожали руку Дадашу, сказали ободряющие слова. Тот выглядел очень удрученным и не мог скрыть горя. Абу-Хаджи тоже что-то говорил, но он его не слушал, только смотрел застывшим взглядом.

Тем временем тело закутали в саван, положили на одолженные в мечети носилки и накрыли чёрной буркой. Абу-Хаджи, Оловянный, хасавюртовский амир и замглавы района вынесли Абрека головой вперед и быстро понесли в сторону кладбища. Увидев их, ожидающие на улице частично рванулись вперед, часть расступилась и начала молиться, чтобы потом сомкнуться и двинуться за покойником. Заполонив улицу, траурная толпа полноводной рекой лилась в сторону кладбища, на котором покоились старшие Исраиловы. Абрек плыл по ней в свой последний путь, чтобы навсегда соединиться с отцом и матерью. Процессия двигалась почти в полной тишине, было слышно лишь шуршание сотен ног.

Женщины и дети остались в доме: в этом обряде участвовали только мужчины, причем оставаться в стороне считается нежелательным: похоронная процессия напоминает каждому мусульманину о смерти, а когда человек помнит о смерти, его сердце смягчается, он боится Аллаха, отстраняется от грехов и подчиняется Всевышнему. Поэтому в траурный поток влились охранники, водители, соседи… Улица опустела, опустела стоянка для машин.

Задняя дверца «Лендкрузера» приоткрылась, из затемненного чрева на четвереньках выскользнул Джин, прижимающий к груди свое изделие. Высокий клиренс позволил ему до половины влезть под «Ниссан Патрол», выбрать подходящее место и поднести к нему магнит. С чавкающим звуком мина прилепилась к днищу намертво. В прямом смысле слова.