Литмир - Электронная Библиотека

— Да нет, — успокоил Сева. — Нашел… валялось… Пошли в другую комнату, чтобы твоя мать не увидела.

— Возьми только ножницы, иголку и нитки.

Как мы ни прикидывали, принесенного куска хватало только на три перчатки.

— Постой, я пойду еще немного отре… то есть найду! — дернулся к двери Сева.

— Не нужно, хватит. Будем тремя драться: ты две возьмешь, а я одну.

Сева обрадовался:

— Я тебя двумя знаешь как?

— Попробуй, попробуй, — ответил я и стал старательно вырезать будущие перчатки.

Шить решили одновременно две: одну я, другую Сева; но у Севы сразу же почему-то запуталась нитка, а под конец и порвалась.

— Эх ты, растяпа! А еще в школе проходил! — шипел я и снова насаживал ему (как это делают многие мальчики!) иголку на нитку. — На, и поосторожнее!

Когда все три перчатки были готовы, Сева от радости даже затопал ногами.

— У-ух ты! Здорово! — заорал он во все горло.

— Ребята, ребята! — взмолилась из другой комнаты мать. — Вы мне мешаете.

— Слышишь? — шикнул я. — Пойдем на лестницу. На лестничной площадке никого не было, только с улицы доносилось монотонное хлюпанье дождя да скрипела и стукалась о стену распахнувшаяся от ветра дверь подъезда. А окно было такое черное и страшное, что даже мурашки по спине пробежали.

Незаметно поглядев на чердак — ведь лазил же туда, никаких ног там не видел, а вот все-таки… — я сказал Севе:

— Давай сначала тебе надену, — и стал натягивать ему рукавицы; они были кособокие, неуклюжие, но нам казались самыми настоящими, боксерскими.

Затем я надел третью перчатку себе на левую руку и скомандовал:

— В стойку становись!

Сева сразу же как-то смешно растопырился, воображая, что это и есть настоящая боксерская стойка, и с уважением спросил:

— А ты так и будешь со мной одной левой, да?

— Конечно! — горделиво ответил я, хотя давно уже убедился, что только левой и можно что-нибудь сделать, а с одной правой сразу же пропадешь.

Ведь боксеры обращены друг к другу левым боком, и правая рука находится намного дальше от противника. Поэтому она совсем не приспособлена к быстрым и неожиданным ударам, а только и умеет, когда нужно, добавлять да подбородок защищать. Вадим Вадимыч объяснял, что левая рука — шпага, а правая — кинжал. Ну, а шпагой-то куда удобней и безопасней действовать.

— Так вот, — начал я солидно, вспоминая, что в этом случае говорил нам тренер, — сейчас, значит, вы… то есть мы поработаем на технику один раундик.

— Угу, — кивнул Сева. — А что такое «раундик»?

— Ну-у, это когда драться… тьфу!.. работать разрешается. Да ты не перебивай!

— Ладно.

— Так вот, один раундик. И не надо бить изо всех сил, а нужно стараться технику показывать, понял?

— Угу. Не буду изо всех сил, не бойся.

— Да я-то не боюсь. Но так полагается.

Сева устал стоять в стойке и тоскливо спросил:

— Ну, можно начинать-то?

— Можно, — кивнул я и хотел тоже встать в стойку, как вдруг почувствовал, что на меня обрушились перчатки, одна даже попала в рот, и в зубах остался клок ваты.

— Ты что, с ума сошел?! — отплевываясь, закричал я. — Да я же еще и в стойку-то не встал!

— Так ты же сам сказал — можно! — пробурчал Сева.

— Я сказал «можно» в смысле: сейчас начнем, а ты… — огрызнулся я и недобро подумал: «У-ух уж теперь я тебе за это покажу!» — изготовился, но дверь Севиной квартиры вдруг отворилась и из нее выглянула Лидка.

— Это чего вы тут стоите? — подозрительно спросила она.

Сева сразу же подскочил к ней, стал торжествующе крутить перед ее носом перчатками:

— Во, погляди! Настоящие боксерские! Сами сделали! — потом вдруг спохватился и поспешно спрятал руки за спину.

Но было уже поздно.

— А ну-ка, ну-ка, покажи! — еще подозрительнее прищурилась Лидка, храбро наступая на Севу. Потом повернулась и бросилась домой, оставив дверь открытой.

— Мама! Ма-ам! — на бегу вопила она. — Севка все мое ватное одеяло изре-еза-ал!

И тотчас же из комнаты раздалось грозно:

— Сева, иди сейчас же сюда!

Мигом оценив положение, я лихорадочно стянул с себя злополучную перчатку и сунул ее остолбеневшему приятелю. Бесшумно вскочил в нашу квартиру, тщательно запер дверь и, осторожно продохнув, с невинным видом вошел в комнату.

— Ты отчего такой возбужденный? — переставая писать и пристально вглядываясь в меня, спросила мать. — С Севой опять повздорил?

В уличную дверь сильно и грозно забухали.

Я испуганно остановил поднявшуюся с места мать:

— Не ходи, это не к нам!

— Тогда почему же ты так испугался, если не к нам? — возразила она и вышла из комнаты, а я сразу же юркнул в другую, оставив щель, чтобы подсматривать.

В следующую секунду до меня донесся писклявый голос Денежкиной.

Мать успокаивала ее:

— Да вы не волнуйтесь, не волнуйтесь, пожалуйста. Все сейчас разъяснится!

И они вошли в комнату.

За ними — Лидка.

Самая крупная победа - i_023.png
Самая крупная победа - i_024.png

Мать позвала строго, делая знак Денежкиной, чтобы та не торопилась:

— Геннадий, это ты сделал? — и показала перчатки.

— Да, — еще не понимая, в чем дело, еле слышно ответил я.

— А ты знал, из чего ты это шил? — еще строже спросила мать.

— Да, Сева сказал, что он нашел.

— Да как же это — нашел? Он отрезал от нового Лидиного одеяла! — закричала Денежкина. — И он мне сказал, что ты…

Мама попросила Лидку позвать Севу. И, когда он, подталкиваемый в спину, нехотя вошел, я шагнул к нему навстречу:

— Скажи, ну вот скажи при всех честно, как ты мне объяснил, где взял для перчаток одеяло! Скажи!

— Я сказал, что наше-о-ол… — весь сникнув, протянул Сева.

— Правильно! — подтвердил я и посмотрел на его маму.

В дверь сначала постучали, и вслед за этим в комнату просунулась голова Севиного папы.

— Вот, полюбуйся, полюбуйся, что твой сынок наделал! — стала совать ему в нос перчатки Денежкина. — Все Лидино одеяло изрезал!

— Да что, что это такое? — отбиваясь, спросил он.

— Боксерские варежки! — ехидно взглядывая на меня, пояснила Лидка.

— Не варежки — перчатки, — мрачно поправил Сева.

— Ах, так вон оно что! — Севин папа обернулся ко мне: — да разве же это боксерские перчатки? Что учишь Севу, это хорошо. Но только почему же тайком? Сказали бы: так и так, нам нужны перчатки, и мы бы вам сразу же купили настоящие. Правда? — Он взглянул на жену.

— Не болтай ерунды! — сердито возразила она. — Чтоб я позволила своему ребенку такой грубостью заниматься? Никогда!

— Ну вот ты как! — виновато воскликнул Севин папа. — Ну ладно, ладно, в таком случае давайте извинимся перед хозяйкой за наше шумное вторжение и последуем домой.

Он извинился, и они все вышли.

Я посмотрел на мать, она покачала головой:

— Нехорошо. Ты старше, умнее и должен как-то направлять его, а не резать вместе с ним одеяла.

— Да он же говорил… — начал было я.

— Мало ли что он говорил, — перебила мать, — но ты же видишь, что это хорошее, совершенно новое одеяло, значит, оно не могло где-то просто так валяться.

— Ладно, — сказал я, — теперь буду по-другому за ним смотреть. Только ты, пожалуйста, ну… не верь, что бокс — грубый. Он интересный и полезный!

Однако увидеться с Севой оказалось не так-то просто: с этого вечера он стал прятаться от меня, даже на улицу не выходил, сколько я ни караулил его у кухонного окна. Мало того, дядя Владя сказал, что, когда я в школе, он везде ходит и хвалится, что если бы не Лидка, то он меня с двумя перчатками всего бы избил.

15

На ходу вытираясь мохнатым полотенцем, в одних трусах, я вошел в комнату и, задержавшись против зеркала, согнул правую руку. Горкой вздулась мышца бицепса, согнул другую — тоже. Да-а, не зря купил я теннисный мяч и с тех пор нигде с ним не расставался, незаметно нажимал да нажимал в кармане. Да и вообще мне уже несколько человек говорили, что я на глазах меняюсь. Вчера на уроке физкультуры, когда я быстрее всех пробежал, учитель так и сказал: «А ты, Строганов, за последнее время на глазах развиваешься!» И дядя Владя сейчас то же самое сказал. Наверно, это правда. Потому что вчера стал рубашку надевать, которая совсем еще недавно была велика, так ворот не сошелся.

22
{"b":"238195","o":1}