— Я понял. По предварительным данным, они улетают завтра ровно в шесть утра. Молодой капитан и его милая помощница после регистрации их брака на улице Прадо должны были заехать в Академию наук, то есть в оргкомитет фестиваля, а затем — осматривать город. Свадебный обед назначен на восемнадцать тридцать в одном из Дворцов счастья на Пятой авениде.
— Спасибо за информацию, старина. Вручите им перед отлетом и наш подарок. Пусть порадуются в воздухе.
— Непременно сделаю! И позвоню вечерком.
Этого второго его звонка Волдимар дождался только в десять вечера.
— Почти все в порядке, товарищ начальник. Погода отличная по всему острову. Вылет без изменений — ровно в шесть. Молодые отплясывают на свадьбе до утра. И подарочек уже хорошо упакован. Он вместе с вещами свидетельницы молодых — бортрадистки и стюардессы их самолета Каридад. Она его им и вручит сама. Я уточню и перезвоню через десять минут.
Он позвонил немного раньше.
— Алло, вы интересовались своим багажом? Он на месте. Я только что проверил. Можете забрать его в шесть двадцать утра.
Голос Рейноля Медины звучал из трубки удивительно бодро. Словно бравурная музыка старых военных маршей. В нем слились в унисон неподдельная радость и гордость. Это было для Волдимара как подарок. Потому что двумя минутами раньше он получил из Сантьяго-де-Куба сообщение о втором своем за этот день поражении. Старший Бланке торопливо доложил, что две его лучшие подсадки в самый ответственный момент охоты за красным кальмаром угодили в пасть акулам.
— Но уже мертвыми, — успокаивающе добавил он. — Я бы достал новых, не хуже, но акулы сожрали снасть.
Волдимар поспешил на Пятую авениду. Без всяких осложнений пробрался он в старый парк и, подойдя к террасе, хорошо рассмотрел и жениха, и невесту, вместе с которой всего девять месяцев назад так удачно ловил рыбу для ухи в безымянном днепровском заливе.
Конечно же, это были они. Олег и Таня. Веселые, счастливые, полные радужных надежд. Ирония судьбы… Им оставалось жить немногим больше шести часов. И судьба их полностью зависит от него, Волдимара, поступками которого движут не высокие идеи, не зов бренной славы и даже не жажда мести за отнятую родину и дедовские вотчины, а простое и естественное стремление увеличить свой банковский счет. Что толку в идеях и славе! Все это преходящее. Он работает за деньги. И это они позволяют ему жить в свое удовольствие, зажигают огоньки благодарности в удивительно прекрасных глазах Розитты, сулят обеспеченную старость…
В полночь при свете фейерверка он собственными глазами видел, как молодые и их свидетели вошли в дом. Можно было уезжать, но что-то удерживало его здесь, в старом парке, напоминающем его собственное “бунгало”. Ему хотелось досмотреть до конца этот человеческий фарс, увидеть еще раз их счастливые лица всего за час-полтора до смерти.
Сидя с какими-то парнями в дальней альтанке, он тянул по глоточку кислое и немного терпкое вино, глядел на веселящуюся молодежь и где-то в душе сожалел… Нет, не о пропавших для него ста тысячах дополнительного вознаграждения, обещанных лично шефом за пригодного для беседы молодого капитана, а о скорой его гибели вообще. И его, и молодой его жены, и их друзей, и даже этой кубинской красотки Каридад, чемто внешне напоминавшей ему Розитту. Все они стали жертвами обстоятельств, в большинстве своем — невинными жертвами.
В раздумьях и воспоминаниях время летело быстро.
Вот и незнакомые его сотрапезники покинули альтанку. Стали разъезжаться гости. Замолк оркестр. С каждой минутой и терраса, и старый парк все больше пустели. А молодые не показывались из дома. Только в шестом часу утра, когда в парке никого не оставалось, а Дворец счастья так и стоял погруженным во мрак, он понял, что безнадежно проиграл и эту — третью за прошедшие сутки схватку.
“Что это? Роковое стечение обстоятельств? Или продуманные и хорошо организованные контрмеры органов безопасности?” — спрашивал он себя уже на улице, набирая по телефону-автомату номер папаши Креспо, и не находил ответа.
В трубке раздался бодрый молодой голос:
— Вас слушают, говорите.
Он молча повесил трубку на рычаг.
Что-то случилось. Непредвиденное. Непонятное Объект ускользнул из рук. Папаша Креспо исчез, возможно, даже арестован. Конечно, это легко проверить. К тому же на аэродроме стоит собственный самолет их “редакции”. И если они смогут вылететь из Гаваны в ближайшие час-полтора, то кто знает, как еще все обернется. У братьев Бланке есть запасные “подсадки”, а он на месте обеспечит их отличной “снастью”. Надо только успеть. Вот уж и вправду время — деньги.
“Шалите, друзья-капитаны! Еще не все потеряно.
Пусть этот раунд за вами, но он далеко не последний! И в четвертый раз за эти сутки он, Волдимар, не даст вам провести себя!” — думал он, садясь в машину, предусмотрительно оставленную в начале Пятой авениды вместе с одним из “журналистов”.
В корреспондентском пункте их ждали. Отдохнувшие, свежие, сосредоточенные, готовые на все. На столе дымился горячий ароматный кофе. В центре — большая нетронутая бутылка крепкого кубинского рома и несколько высоких бокалов. Аппетитно пахло от горки бутербродов.
Раскрыв бутылку, он молча разлил всем по двойной большой порции, первым выпил обжигающую коричневую жидкость с целым букетом изумительных запахов и с жадностью набросился на бутерброды. Еще бы! Пошли вторые сутки от первоначального телефонного звонка Рейноля Медины, то бишь, как его, Клименте Креспо. Он и крошки с тех пор в рот не взял. А сколько напряженных минут пришлось пережить!
Допив свой кофе, Волдимар взглянул на подчиненных.
— Трое из вас полетят со мной в Сантьяго-де-Куба. Нашим Самолетом. Сейчас же. На открытие регаты. Всем остальным, я подчеркиваю, всем до одного, — чуть повысил он голос, — включая лесника, добираться туда же самолетами и машинами. Катера также передислоцировать в Сантьяго.
Больше ничего не добавил. Его не расспрашивали.
Все и так было ясно каждому. Операция “Салют” вступала в новую фазу.
В диспетчерской аэропорта четверых зарубежных спортивных журналистов приветливо встретил приятный молодой человек. С учтивой готовностью он сразу же взялся за оформление документов на вылет. Правда, перед этим любезно предложил им лететь скоростным рейсовым самолетом.
— Места есть. Отправляется ровно в шесть, то есть через десять минут, — уточнил он, радушно улыбаясь. Меньше чем через час будете в Сантьяго.
Ни один мускул не дрогнул на лице Волдимара.
— Нам нужен именно наш самолет, — спокойно сказал он. — Возможно, придется доставить срочный материал и фотопленку об открытии Регаты прямо в главную редакцию, в Нью-Йорк.
— Тогда подождите, пожалуйста, несколько минут, пока я отправлю рейсовый.
Молодой человек занял место за диспетчерским пультом связи, одел наушники.
— Каридад, как слышите? Очень хорошо. Спасибо. Вылет разрешаю. Курс — двадцать восемь, скорость девятьсот пятьдесят, высота — шесть тысяч. Счастливого полета!
“Каридад? Какая Каридад? Откуда он знает это имя? Ах, да! Это бортрадистка самолета. Та, что была свидетельницей на свадьбе. Но ведь и она после полуночи не выходила на террасу из комнат Дворца счастья.
В этом-то он может поручиться. Глаз с дверей не спускал… Стоп! А что, если… Что если в доме есть еще один выход? Конечно! Он даже обязательно должен быть — черный ход для прислуги. И все они, молодые и свидетели, вполне могли воспользоваться именно этим ходом, чтобы не смущать веселящихся гостей. А теперь все они там, в самолете, вместе с миной, которая разнесет их в пыль ровно через двадцать минут. И с папашей Кресло все просто и ясно: добросовестно выполнив свою задачу, убедившись в надежности сделанного, он передал дежурство и спокойно отправился спать, чтобы это не произошло с его видимым участием. Самолета-то он не отправлял. О звонке они не договаривались, а сам он не стал звонить, чтобы лишний раз не привлекать внимания к корреспондентскому пункту ночными звонками”.