Уже не ползком, а перебегая от куста к кусту, от одной полосы зарослей к другой, прыгая с кочки на кочку и все время внимательно посматривая по сторонам, словно выискивая что-то очень важное, то и дело сверяясь с компасом, Рейноль Медина упорно двигался в глубину расположения Революционных вооруженных сил и отрядов народного ополчения. Дважды его внимательный взгляд видел их патрули, но оба раза, затаившись, он пережидал, пока они пройдут мимо. Рейноль Медина хорошо знал, что ищет, и поиски его наконец увенчались успехом. У самого выхода из болота, среди стройных серебристых сосен увидел он место недавней схватки одного из отрядов наемников с бойцами Фиделя Кастро. Все — мертвые. Два десятка трупов десантников и всего четверо солдат Революционных вооруженных сил. Трое из них — бородатые, а четвертый — совсем молодой, даже безусый, с легким пушком на подбородке и щеках.
“Моложе меня” — с досадой подумал Рейноль, но все же полез в нагрудный карман убитого.
“Клименте Валентине Креспо, 1943 год рождения”, — с трудом прочитал он в залитых кровью документах. Пуля попала парню в левую часть груди.
“Это явно подходит… Пусть будет Клименте”, — мысленно решил он и стал осторожно, поминутно оглядываясь по сторонам, снимать с мертвого куртку.
Его нашли спустя три часа бойцы второго эшелона. Нашли в нескольких метрах от суши в красноречивой позе среди доброго десятка трупов врагов революции.
В нем едва теплилось сознание, но свой автомат он держал намертво сжатыми пальцами. Временами он тихо стонал, но чаще шептал почерневшими губами, едва слышно повторяя одну и ту же фразу:
— Они не пройдут!
С величайшей осторожностью доставили бойцы беспамятного героя в госпиталь. О его подвиге писали газеты, медицинские сестры сначала армейского, а потом и гаванского госпиталя считали для себя большой честью дежурить в его палате. А когда дела пошли наконец на поправку, его спросили о дальнейших намерениях: поедет ли на родину в Мансанильо, где, как все в госпитале давно знали, его никто не ждал — он рос сиротой и до революции работал мальчиком в отеле — или останется здесь, в Гаване?
Он ответил твердо, с убеждением:
— Очень хочу учиться, чтобы работать кем-нибудь в аэропорту. Страшно- люблю самолеты. В летчики-то меня теперь не возьмут из-за ранения…
Его просьбу удовлетворили, и через три года в. аэропорт столицы пришел работать молодой дипломированный специалист — радиотехник Климентино Креспо “герой” огненных дней Плайя-Хирон.
С тех пор прошло без малого три десятилетия. Рейноль Медина был хитрый, коварный и осторожный враг. Его ум ежечасно, ежеминутно работал в одном направлении: мстить, мстить, мстить! Всем без разбора! За потерянные миллионы пезо [32], униженное самолюбие, угасшие надежды на блестящую карьеру офицера.
И чем больше расцветала страна, чем ярче, содержательней, богаче становилась жизнь ее народа, тем яростней закипала злоба одного из самых лютых ее врагов, тем изощренней становились его преступления. Но он умел прятать концы в воду. Да и кто мог заподозрить в нем врага…
Посланцев своих американских хозяев Рейноль Медина понял с полуслова. После встречи и короткого разговора с Волдимаром старший диспетчер Клименте
Креспо буквально дневал и ночевал в аэропорту. Но обещанный им телефонный звонок раздался в гаванском коррпункте крупнейшей американской спортивной газеты только ранним утром 29 мая — за день до старта Регаты Свободы.
— Заказанный вами гимнастический снаряд только что в разобранном виде самолетом доставлен в Сантьяго, — проговорил в трубку вежливый, чуть хрипловатый мужской голос. — Его изготовители сегодня к трем часам дня прибудут самолетом в столицу для регистрации авторского свидетельства.
Измученный двухнедельным ожиданием и неизвестностью, Волдимар Опатовский радостно вскочил на ноги. С благодарностью посмотрев на телефон, он бережно положил на рычаг трубку.
“Какая удача! Они сами плывут в руки! — думал он. — Надо скорее сообщить шефу, что тримаран и вся его команда наконец нашлись”.
Достав из своего неразлучного в подобных вояжах портфеля обычный по внешнему виду транзистор и утопив в пазы рукоятки его регулировки, он превратил его в мощный передатчик. Взглянул на часы — без пяти минут семь. Написал на листке бумаги несколько слов, перевел их на язык цифр.
Ровно в семь утра, — его сообщений ждали круглосуточно в начале каждого нечетного часа, — в эфир полетела радиограмма: “Объект взят под наблюдение точка Операция “Салют” начата точка”.
Через минуту после этого он набрал по автоматическому коду нужный номер в Сантьяго-де-Куба.
— Салют, камарадо! Салют! — только и сказал в трубку, сделав ударение на последнем слове.
Ему ответил заранее обусловленной фразой голос младшего Бланке:
— Доброе утро. Но мастерская сегодня не работает.
— Скорее всего я не туда попал, извините.
В ответ раздались частые гудки.
Около двух часов дня в густой тени цветущих магнолий на одной из площадок для отдыха автотранспорта справа от широкой авениды, ведущей из Гаваны к аэропорту столицы, одна за другой с небольшими интервалами во времени остановились несколько машин. Два мощных грузовика с огромными кузовами-прицепами для перевозки фруктов и три полуспортивные машины с приоткрытыми крышами кузовов и яркими корреспондентскими карточками на ветровых стеклах. Сидящие в них люди отдыхали от полуденного зноя, утоляли жажду кто соком, кто фруктовой водой и лениво созерцали живописные окрестности, рассматривая их в большой черный бинокль, который время от времени передавали друг другу.
Тропический зной до предела раскалил воздух, загнав все живое под крыши домов и спасительную тень деревьев. Замерло движение и на обычно оживленной авениде.
Расчет Волдимара был прост: увидев издали с помощью бинокля в идущей со стороны аэропорта машине членов экипажа “Семена Гарькавого”, он подаст знак водителям тяжелых автофургонов. Первый из них, неожиданно и стремительно выехав на авениду, устраивает столкновение с идущими навстречу одной или несколькими нужными им автомашинами, а второй в это время перегораживает авениду поперек, вызвав на своей машине пожар, что на несколько нужных им минут исключает какое бы то ни было преследование. Под видом оказания первой неотложной помощи его люди быстро переносят пострадавших — живых и мертвых- в свои автомобили, и они мчатся назад, к Гаване. Однако уже через три километра, практически всего через две минуты езды, они резко свернут вправо, в густой тропический лес — зеленую зону города, где в бывшем охотничьем домике одного из старорежимных генералов много лет живет и работает старый егерь-лесник Атерио Родилен, явка которого тоже оказалась безупречной.
Волдимар даже не пытался узнать, кто скрывается под маской лесника. Его вполне удовлетворил ответ этого довольно еще крепкого, с военной выправкой человека.
— Спрятать пять-шесть кабальеро? При нужде в моих погребках роту молодцов со всей амуницией можно укрыть. С полной надежностью. А доктора зря не ищите. Сам с этим делом справлюсь. Тридцать лет со всяким стреляным зверем вожусь. Лишние-то свидетели в нашем деле, пожалуй, и ни к чему будут…
Взглянув на часы, Волдимар в изумлении поднял брови. Стрелки показывали половину четвертого! В этот момент раздался тихий, но настойчивый зуммер радиотелефона.
— Материал получен. Он еще в двенадцать часов прибыл в редакцию, — четко и понятно докладывал специально оставленный для связи “журналист”. — Мне только что сообщил об этом дежурный. Раньше он не мог — ремонтировали телефон.
Дежурным между собой они называли папашу Креспо.
Длинно выругавшись по-испански, Волдимар стал разворачивать машину по направлению к городу.
— Всем в корреспондентский пункт. Ждать меня.
У первого же телефона-автомата он набрал номер диспетчерской аэропорта.
— Дежурный? Когда улетают из Гаваны наши дорогие русские гости? — услышав хрипловатый голос папаши Креспо, — спросил Волдимар. — Вас беспокоят из редакции.