После спуска Валера не удержался, чтобы не попенять Тамму за Ильинского и Чепчева, не допущенных к восхождению. Евгений Игоревич отвечал спокойно, без тени сожаления.
В день выхода из базового лагеря 14 мая приблизительно в 10 часов пошёл снег, причём постоянно усиливающийся. Дима это зафиксировал. Должны получиться эффектные кадры. Метель была в полном разгаре. К счастью, она закончилась довольно быстро, когда мы ещё не успели пройти ледник. В Лобучи попили чаю, перекусили. Поговорили с парой из Западнёй Германии. У парня порвались ботинки, и он сидел среди снегов в босоножках. К сожалению, у нас не было с собой ничего подходящего.
Билеты на самолёт из Луклы заказаны на 22 мая. Поэтому мы не торопились вниз, иногда устраивали днёвки.
На знакомую поляну на берегу (наша первая ночёвка при подъёме из Луклы) пришли к вечеру 17 мая. Поставили кемпинги и набросились на газеты и телеграммы. Я был тронут: получил поздравления (пожалуй, больше всех) из Омска, Ленинграда. В дополнение к письмам и газетным статьям получилось много приятных впечатлений.
Здесь уже заметно теплее — можно ходить босиком, спать без спальника (под двумя пуховками) и даже позагорать с утра.
Одно плохо — постоянно хочется есть. Избыток кислорода (здесь около 3000) приводит к усилению обмена, и организм активно заполняет опустевшие жировые депо. А продуктов у нас с собой, как назло, мало — всё идёт караваном.
Перед ужином появилась какая-то шерпани и начала растаскивать костёр, который только что с трудом разжигали Тамм, Овчинников и я. Как она заявила, этот лес, а значит и дрова, принадлежит ей. 20 рупий исчерпали “международный конфликт”.
20 мая. Вчера вечером Тамм заговорил о новой экспедиции. После короткого совещания, по предложению Овчинникова, решили заявлять Канченджангу. Я не думал, что такие дела решаются так просто. Неизвестно, чем всё это закончится, но сама идея съездить в Дарджилинг на разведку очень прельщает.
В воскресенье 23 мая нас повезли на экскурсию по Катманду. Сначала Боднатх — главный буддистский храм, а потом Пашупати — основной центр индуизма. Пашупати поражает богатой и разнообразной архитектурой и отделкой. Особенно интересна резьба по дереву. Посмотрели места, где сжигают умерших.
27 мая. Сегодня у нас в гостях был Рейнгольд Месснер. После ужина собрались в зале и говорили не меньше двух часов. Он спросил об общей тактике, о характере маршрута, о погоде, о трудностях ночных восхождений. Очень высоко оценил как класс советских альпинистов вообще, так и большой успех на Эвересте.
Поговорили о скалолазании, к которому он относится отрицательно, так как скалолазание воспитывает, по его мнению, качества ненужные и даже вредные для альпинизма: слишком быстрое передвижение не позволяет достаточно оценить маршрут и притупляет чувство опасности. Все мы, скалолазы, с ним не согласны.
Спросили о тренировках. Раньше он бегал в гору, теперь не имеет такого желания и ходит на природном здоровье, а там уж как получится. Имеет семь восьмитысячников, два из них покорил в этом сезоне.
Говорит, что у него прошла пора расцвета и о а вряд ли успеет выполнить свою программу — покорить все четырнадцать восьмитысячников. Это зависит от того, сумеет ли он нынче сделать ещё два восьмитысячника. Сейчас он сходил на Канченджангу и Чо-Ойю. Однако подхватил какую-то инфекцию вместе с сырой водой или чангом и теперь ждёт, пройдёт болезнь сама или придётся делать операцию.
Считает идеальным возрастом для высотных восхождений 35 лет (ему 37), а для скальных — 20—25 лет.
Из проблемных стен в Гималаях главной считает южную стену Лхоцзе по центру (500 метров отвеса), тот маршрут, который не закончили югославы. На Канченджанге тоже есть интересные маршруты, но значительно проще.
О своём одиночном восхождении на Эверест вспоминает с содроганием и говорит, что никогда больше не будет ходить в одиночку.
Интересовался возможностью посетить Памир и Кавказ (Рейнгольд Месснер побывал на Кавказе в августе 1983 года).
Говорит, что на высоте его тоже очень беспокоит кашель и он не видит возможностей это предотвратить. Кстати, это очень серьёзный вопрос и надо о нём подумать.
Внешность; рост около 180 сантиметров, волосы тёмные, нос Слегка вздёрнут, хорошая улыбка, худощав, но крепок, крупные руки скалолаза. Держится просто. Разговаривает свободно, хотя и утверждает, что испытывает определённые трудности из-за необходимости говорить по-английски.
Питер Хабелер (Напарник Месснера по бескислородному восхождению на Эверест) после Эвереста перестал ходить на высоту, довольствуется Альпами.
Месснер жалуется, что очень тяжело собрать деньги на экспедицию, приходится много работать. Он читает лекции.
На Канченджанге они не использовали своих европейских продуктов, только рис и дал (горох). Из Италии привезли только один большой кусок мяса, которым питались его жена с шестимесячным сыном.
К проблеме питания относится без интереса.
До 1979 года делал пять попыток взойти на восьмитысячники в одиночку, но отступал, боясь возможных осложнений.
Фармакологией не пользуется, иногда применяет снотворное, иногда аспирин против головной боли, для профилактики простуды и для разжижения крови.
На высоту ходит в пластмассовых ботинках с авиалитовыми вкладышами. Их очень важно подержать перед надеванием в спальном мешке, иначе они так и останутся замёрзшими. Рукавицы шерстяные, а если очень холодно, то сверху пуховые.
Старается очень много пить на высоте — четыре — шесть литров в сутки. Проблема в том, чтобы натопить такое количество воды. Утром выпивает по одному литру.
...Мы прожили в Непале до 2 июня. Все дни были заполнены экскурсиями и официальными встречами, отправкой грузов и беседами с корреспондентами. Как правило, приходилось повторять одно и то же, но иногда получались интересные разговоры. Например, с Аллой Левиной из “Комсомольской правды”.
— Я не собираюсь описывать экспедицию. Тем более не хочу разбираться во всех сложностях ваших взаимоотношений,— сразу заявила она.— Мои вопросы, может быть, покажутся неожиданными. Это даже не вопросы, не интервью. Мне хотелось бы просто побеседовать, обменяться мнениями. Мы ведь тоже прошли довольно большой — для нас — поход и даже покорили вершину!
Из многих десятков встреч, интервью, бесед лишь в редких случаях я не только выдавал информацию, но и сам получал какое-то удовольствие от общения.
В частности, мы коснулись переживаний человека, который из последних сил поднимается в гору. Причём идёт без жизненно необходимой цели, без материальной заинтересованности. Алла Яковлевна рассказала, как она лезла на пик Калапата (5545) — панорамную точку в районе Эвереста. Совершенно незнакомая с альпинизмом, абсолютно нетренированная, измотанная несколькими днями горного похода, впервые оказавшись на такой высоте, она при подходе к верхушке этого травянистого холма настолько выложилась, что ползла почти на четвереньках. Обливаясь потом и задыхаясь от недостатка воздуха, испытывая страшную головную боль и тошноту, на грани галлюцинаций или потери сознания, она упрямо карабкалась вверх. “Должна же я влезть на эту проклятую Калапату! Ведь другие-то идут, почему я не могу? А что я потом скажу своим друзьям, детям? Да при чём здесь дети, просто я сама хочу туда залезть. И буду идти, пока не упаду”.
— И вот теперь мне кажется,— говорила Алла Яковлевна,— что вы на своих высотах испытываете...— она замялась, то ли выжидая, то ли подбирая слова.
— То же самое, что вы на Калапате?
— Да... Мне кажется...— Она смотрела вопросительно.
— Совершенно верно!
Она обрадовалась, что наши мысли и переживания совпали и что я не обиделся на столь далёкую аналогию.
Действительно, высота и глубина переживаемых чувств не зависят от абсолютной высоты подъёма или глубины погружения. Каждый человек, преодолевая огромные физические трудности ради, казалось бы, непонятной цели, проходит ту же гамму чувств и приблизительно тот же строй мыслей.