— Освободи их и вооружи! — приказал Хемпфил с экрана в комнате охранников. — Слушайте меня, бойцы! Сражайтесь на нашей стороне, и я обещаю освободить вас, как только корабль будет под нашим контролем. И я обещаю, что с нами будет Йохан Карлсен, если он не погиб!

Обещание свободы вызвало восторженный рев пленников, а имя Карлсена — еще один взрыв восторга, не менее мощный.

— С ним мы отправимся даже на Эстил! — крикнул один из заключенных.

Луч поймал Джора в тот момент, когда он искал нужные ключи. Никто другой его не почувствовал — остальные пленники не проходили специальной обработки и были слишком возбуждены.

Джор понимал, что происходит, но был бессилен. В приступе слепой ярости он отшвырнул ключи, схватил автомат со стеллажа. Первая очередь разнесла экран с изображением Хемпфила.

Частью сознания, которая еще принадлежала ему, Джор испытывал агонию тонущего: он знал, что сопротивляться бесполезно.

Когда очередь из автомата превратила экран в осколки, Люсинда поняла, что происходит с Джором.

— Нет, Джор! Не надо! — Она упала на колени перед ним. На нее смотрело ожившее лицо Бога Войны, и ничего более страшного она в жизни еще не видела. Но она закричала в бешеное лицо Марса:

— Джор! Остановись! Я люблю тебя!

Марс засмеялся — или попробовал засмеяться, но автомат не поднялся. Джор, напрягая все силы, боролся за власть над своим сознанием и телом.

— И ты любишь меня, Джор, я знаю. Если даже они заставят тебя убить меня, знай об этом!

Джор, цепляясь за последнюю соломинку ясного сознания, почувствовал поток энергии, исцеляющий, дающий защиту от ужасного воздействия Марса. В его мозгу танцевали картины, виденные однажды в храме Венеры. Конечно же! Там должен находиться ментальный излучатель противоположного знака, и кому-то удалось его включить и сфокусировать луч.

Он сосредоточился, напрягся. Он сам не знал, что способен на такое усилие. А потом, глядя на лицо Люсинды у своих ног, напрягся еще раз.

Он воспарил над океаном темно-красной ярости, как пловец, уже задыхающийся, выныривает из волн. Он посмотрел на автомат в своих руках. Он заставил пальцы разжаться. Марс кричал, понукал, принуждал все громче, но и сила Венеры увеличивалась. Автомат упал на пол.

После того, как гладиаторы были выпущены из камер и вооружены, бой быстро кончился. Никто из сектантов не пытался сдаться.

Катсулос и двое помощников заперлись в храме Марса и сражались до последнего, включив на полную мощность излучатель ненависти, распевая свой гимн. Возможно, Катсулос еще надеялся привести атакующих в состояние самоубийственной ярости или это была жертва их богу.

Какова бы ни была причина, но трое сектантов в храме испытали полный эффект на себе. Митч всякое видел в жизни, но когда они, наконец, ворвались в храм, ему пришлось на несколько секунд отвернуться.

Зато Хемпфил был удовлетворен концом культа берсеркера на борту «Нирваны-2».

— Сначала проверим мостик и машинное отделение. Потом нужно будет здесь прибрать.

Митч с радостью покинул храм, но по дороге был остановлен Джором.

— Это вы включили контр-проектор? Если так, то я ваш должник... Вы спасли не только мою жизнь. Митч уставился на Джора, ничего не поняв. ~ Контр-проектор? О чем речь?

— Но ведь должен же быть...

Митч поспешил за Хемпфилом, а Джор остался на арене, озадаченно глядя на тонкие стенки храма Венеры, где невозможно было спрятать тайный излучатель. Потом он услышал голос девушки и, покинув арену, поспешил на зов.

Над ареной повисла тишина.

— Режим тревоги отменяется, — произнес голос станции интеркома, обращаясь к пустым рядам кресел. ~ Протокол корабля вернулся в нормальный режим функционирования. Последний вопрос был о замысле конструкции храма. В произведении Чосера относительно храма Венеры сказано:

"Мне все равно, как мы закончим борьбу:

Они меня иль я их поборю.

Лишь деву мне бы сжать в тисках объятий!

Ведь сколь ни властен Марс, водитель ратей,

Но в небе ты владеешь большей силой.

Коль ты захочешь — завладею милой."

"Люди всегда проецировали свои убеждения, верования или чувства на окружающий мир. Машины могут видеть более широкий спектр электромагнитных волн, могут точно определять частоту колебаний, равнодушные к любви, ненависти, страху.

И все же глаза людей видят больше, чем линзы объективов."

Прошло пять минут, и, кажется, ничего не произошло. Карлсен понял, что если он и погибнет, то не сейчас. Постепенно его сознание свыклось с этой мыслью, и он осмелился, открыл глаза, взглянуть на окружающее пространство.

Некоторое время после этого он был не в силах шевельнуться: ему казалось, что он сойдет с ума.

Он летел в хрустальном пузырьке шлюпки, имевшей примерно двенадцать футов в диаметре. Прихоть войны забросила его сюда, в глубочайший гравитационный колодец. Вселенной.

На дне этого колодца спряталось невидимое солнце такой гигантской массы, что ни один квант света не мог вырваться из тяжкого плена его притяжения. Прозрачная капелька шлюпки, убегая от берсеркера, свалилась в бездну за какую-то минуту. Эту бесконечную минуту падения Карлсен провел в молитве, и ему даже удалось успокоиться — он считал себя фактически мертвым.

И вдруг падение прекратилось. Похоже, капсула вышла на орбиту — орбиту фантастического свойства.

Капсула мчалась над полем битвы: гроза вела войну с закатом. Половину неба занимали кипящие грозные тучи: источником появления этих «туч» была звезда-гипермасса, в миллиард раз превосходившая весом Солнце.

«Тучи» состояли из межзвездной пыли, притянутой гравитацией невидимой звезды. Падая на дно гравитационного колодца, облака ПЫЛИ накапливали статический электрозаряд, порождавший почти непрерывные вспышки молний. Ближайшие вспышки казались Карлсену сине-белыми. Но большей частью молнии были далеко внизу, и свет доходил до Карлсена уже красно-мрачным, усталым от тяжкого подъема вверх по гравитационному обрыву.

Капсула-капля, в которой находился Карлсен, была снабжена автономным генератором гравитации, поддерживавшим ориентацию капсулы, создававшим иллюзию верха и низа, поэтому Карлсен наблюдая за световой битвой сквозь прозрачный пол палубы, на котором покоились его ступни в космических ботинках. Он сидел в массивном универсальном кресле в центре капли. В кресло были вмонтированы пульт и системы жизнеобеспечения. Сквозь палубу виднелись два непрозрачных темных объекта — собственные искривители пространства капсулы, ее двигатели. Все остальное, куда бы ни бросил Карлсен взгляд, состояло из прозрачнейшего кристалла, предохранявшего от радиации, но не защищавшего глаза и душу человека от зрелища лика бездны снаружи.

Когда Карлсен более-менее пришел в себя, он попробовал включить двигатели. Как и следовало ожидать, даже их полная мощность ни на йоту не изменила позиции капсулы, с таким же успехом он мог крутить педали велосипеда.

Любое изменение в положении капсулы он заметил бы сразу, потому что каким-то образом шлюпка зависла рядом с узким поясом мелких метеоритов и пыли, лентой охватывавшим пространство оптического горизонта. Впрочем, лента сливалась с другой, образуя более широкую пылевую полосу уже на некотором расстоянии от шлюпки. Эта широкая полоса, в свою очередь, вплеталась в еще более обширный пояс и так далее, уровень за уровнем, и лишь на расстоянии несколько тысяч (или миллионов?) миль просматривалась заметно выгнутая секция титанической кольцевой структуры. Эта дуга, сверкая вспышками молний, словно радуга, исчезала за умопомрачительным горизонтом пылевого одеяния гипермассы. Фантастические очертания пылевых туч на горизонте вырастали прямо на глазах Карлсена — такова была скорость капсулы.

Радиус орбиты, по грубым оценкам Карлсена, не уступал радиусу земной. Но судя по скорости смещения облачных масс, ему предстояло завершить полный оборот минут за пятнадцать. Безумие! Невозможно превысить скорость света в обычном пространстве. А ленты, нити и пояса из пыли и мелких камней наводили на мысль, что гравитационное поле образовало нечто наподобие силовых линий, как у магнита.