Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Madonna mia, сейчас мне кажется, что я пошел на это только ради того, чтобы завоевать твою любовь. Когда Джованни Сфорца, подкрепляя свою просьбу угрозами, велел мне написать стихи, я чрезвычайно обрадовался, поскольку мне представлялась возможность излить чувства, переполнявшие мою душу. Я подумал, что, если стихи получатся красивыми, ты полюбишь автора за их красоту. Рассуждая подобным образом, я согласился облачиться в доспехи синьора Джованни, чтобы участвовать вместо него в той доблестной, хотя и бесполезной схватке на улицах Пезаро. Для меня не имело значения, что ты приписывала все эти подвиги ему; самое главное — они не оставили тебя равнодушной, и ты полюбила меня, сама того не зная. Если бы ты знала, каким утешением была для меня эта мысль в годы нашей разлуки, ты не стала бы столь сурово порицать меня за обман.

— Думаю, что теперь-то я знаю, — тихо ответила она, потупив взор. — Мне кажется, такой поступок лишний раз свидетельствует о твоей преданности и любви, Ладдзаро.

В таком духе мы беседовали довольно долго, все больше и больше убеждаясь, сколь сильно мы, сами не подозревая о том, всегда были привязаны друг к другу.

Наконец я встал и сказал, что хочу прогуляться в Каттолику, чтобы раздобыть для Паолы более подходящее платье, а также занять денег у одного моего знакомого и купить мулов для поездки в Бьянкомонте. Каттолика, как я уже говорил, находилась примерно в полулиге отсюда, и я собирался вернуться назад через час-полтора, еще до наступления темноты. Я попрощался с мадонной Паолой, велев ей в мое отсутствие отдыхать и набираться сил, а еще лучше — поспать, и с легким сердцем отправился в путь.

Надо ли говорить, какая огромная радость переполняла мою душу в тот день. Я готов был петь и плясать от восторга, и будущее представлялось мне столь же безоблачным и ясным, как холодное декабрьское небо над моей головой. Пускай мне суждено до конца дней своих работать, как простому крестьянину, — с такой подругой рядом это было несравненно лучше, чем царствовать на троне, но без нее. Слава Богу за все! Созданный Им мир оказался не так уж плох, в конце концов. Да что там говорить, этот мир был чертовски хорош, настолько хорош, что и на Небесах навряд ли могло быть лучше.

Предаваясь подобным мечтаниям, я прошел, наверное, половину расстояния до Каттолики, как вдруг заметил впереди группу всадников, быстро приближавшихся ко мне. Поначалу я не придал этому большого значения: даже если это были люди, посланные из Пезаро на поиски исчезнувшего тела мадонны Паолы Сфорца ди Сантафьор, какое отношение имеет к этому происшествию идущий по своим делам Ладдзаро Бьянкомонте? Нас разделяло не более сотни шагов, когда я наконец решил присмотреться к ним. То, что я увидел, заставило меня застыть на месте и наполнило мою душу безотчетным страхом — небольшую кавалькаду, состоявшую примерно из двух десятков всадников, возглавлял губернатор Чезены собственной персоной. Он тоже заметил меня и, что самое плохое, сразу же узнал. Он пришпорил свою лошадь и поскакал прямо на меня, словно намеревался растоптать копытами. Но, не доезжая трех шагов, он резко затормозил и подозрительно оглядел меня с головы до пят.

— Черт побери! — взревел он. — Никак это ты, Боккадоро?

— Меня уже давно все называют Бьянкомонте, ваше превосходительство, — вежливо напомнил ему я — не стоило выводить его из себя.

— Мне плевать на то, как тебя называют другие, — презрительно огрызнулся он. — Откуда ты бредешь?

— Из Пезаро, — сказал правду я.

— Из Пезаро? — удивился он. — Но ведь ты направляешься как раз в сторону Пезаро.

— Верно. Я шел в Каттолику, но сбился с пути, пытаясь сократить его, и теперь хочу вернуться на большую дорогу.

Мое объяснение, казалось, удовлетворило его, и он спросил меня, в котором часу я покинул Пезаро.

— Поздно вечером, — сказал я после секундного колебания, что не укрылось от него.

— В таком случае, — предположил он, — тебе, наверное, ничего не известно о том, что произошло в Пезаро.

Я посмотрел на него так, как если бы его слова удивили меня.

— Если вы имеете в виду смерть мадонны Паолы, то вчера об этом было много разговоров.

— Каких именно? — спросил он, нахмурившись.

— Говорят, что ее отравили, — ответил я.

— Это я слышал, — безразлично отозвался он. — Но меня интересует другое: ходят слухи, что ее тело было украдено ночью из церкви Святого Доминика. Странная история, верно?

Он вновь подозрительно уставился на меня, словно догадываясь, что именно я мог быть тем человеком, который опередил его. Увы, вскоре мне пришлось убедиться в том, что у него были более веские основания для подозрений, чем просто предположения.

— Действительно, странная, — неуверенно согласился я, несмотря на то, что мне удавалось сохранять внешнее спокойствие, внутри я начинал ощущать растущее беспокойство. — Неужели это правда? — добавил я.

— Сплетни часто оказываются враньем, — пожал плечами Рамиро. — Но вряд ли у кого хватит воображения, чтобы сочинить столь чудовищную выдумку; именно поэтому я склонен верить ей. Жаль, что ты покидаешь Пезаро, — мы будем скучать без поэтов. Кстати, в котором часу ты вышел из города?

— Наверное, не позднее, чем в первом, — не задумываясь выпалил я — начни я сейчас колебаться, это могло быть истолковано им, как если бы я что-то скрывал от него. И потом, какое значение имело то, о чем он спрашивал?

В глазах Рамиро промелькнуло странное выражение.

— Ты и в самом деле сильно уклонился в сторону, если за это время успел добраться только досюда. Быть может, тебе мешала тяжелая ноша? — злобно ухмыльнулся он, и я похолодел от страха.

— Мне мешали разве что мои собственные ноги да неспокойная совесть.

— Тогда где же ты замешкался?

Тут я решил, что с меня хватит. Если я и дальше стану безропотно позволять ему допрашивать меня, такое поведение только даст пищу для подозрений.

— Я уже сказал, что сбился с пути, — устало произнес я. — И хотя мне льстит интерес, проявленный вашим превосходительством к моей скромной персоне, я до сих пор не могу догадаться о его причине.

Но его ухмылка лишь стала еще шире, а брови удивленно поползли вверх.

— Тебе объяснить, жалкий фигляр? — с неприкрытой угрозой произнес он. — Ты что-то скрываешь от меня, и я хочу знать, что именно.

— Что же я могу скрывать от вашего превосходительства?

На это он ничего не ответил, видимо, из опасения неосторожно выдать себя.

— Почему тогда ты лжешь? — хитро прищурился он.

— Я? — возмущенно воскликнул я. — В чем же я солгал вам?

— Ты сказал, что покинул Пезаро в первом часу ночи. Но еще в третьем часу тебя видели в церкви Святого Доминика, куда ты пришел вслед за похоронной процессией.

Теперь настала моя очередь нахмуриться.

— В самом деле? — удивился я. — Что ж, вполне возможно. Но при чем здесь это? Если я сказал, что был первый час ночи, значит, мне так показалось. Смерть мадонны Паолы настолько потрясла меня, что мое чувство времени, должно быть, притупилось.

— Ты принимаешь меня за дурака? — неожиданно вскипел он. — Как ты смеешь утверждать, что вышел из города после третьего часа ночи, когда ворота Пезаро закрываются во втором часу? Болван, куда подевалась твоя смекалка?

Лениво, словно нехотя — кто бы знал, чего мне это стоило, — я протянул ему руку, на которой поблескивало кольцо Чезаре Борджа.

— Вот ключ, который откроет любые ворота в Романье [Имеется в виду Эмилия-Романья, историческая область Северной Италии] в любое время.

Он взглянул на кольцо, и нетрудно было догадаться, какие мысли пронеслись в этот момент в его голове. Возможно, он вспомнил, как я однажды уже обвел его вокруг пальца с помощью этой безделушки. А может статься, он предположил, что я являюсь тайным агентом Чезаре Борджа и похитил мадонну Паолу, действуя в его интересах. Так или иначе, но одного вида кольца оказалось достаточно, чтобы привести его в ярость. Он повернулся к всадникам и прокричал:

35
{"b":"23809","o":1}