Пассажиры хором вздыхают от изумления, пригибаются и закрывают головы руками.

Джек, кажется, пытается изобразить ухмылку на лице. Выражение у него при этом такое, будто он только что отведал тухлого салата с морепродуктами. У меня возникает впечатление, что он вот-вот расплачется. Нервно помахивая начиненными взрывчаткой ключами, он свободной рукой поднимает вверх мешок с награбленным.

— Хочешь поиграть со мной? — спрашивает он, делая вид, что собирается бросить на пол все ключи сразу. Не думаю, чтобы он действительно собирался это сделать — шум будет неимоверный.

— Нет! — кричу я, приближаясь к нему. Я имел в виду, что играть с ним не намерен, а получилось, будто он напугал меня своими дурацкими ключами и я прошу его их не бросать. Нет, с ним все-таки крайне неприятно иметь дело.

— Попробуй, поймай меня! — визжит Джек, бросая в меня ключи.

— Ренегат! — кричит Сара. — Стреляй!

Я нажимаю дрожащим пальцем на курок, понимая, что, скорее всего, в результате этого действия ничего не произойдет. Опасаясь потерять зрение после взрыва, я зажмуриваюсь, но закрыть глаза совсем не позволяет любопытство. Надо же посмотреть, что будет. Пистолет, как я и ожидал, не стреляет. Он не производит никакого шума, вообще ничего. С таким же успехом я мог бы целиться в Джека из свистка, которым подзывают собак.

Полет летящих прямо в меня ключей ускоряется. Все пассажиры закрыли головы руками, и только мы, как два идиота, даже не удосуживаемся пригнуться. Они уже совсем рядом, и смерть близка, как вдруг ключи буквально приклеиваются к пистолету, который я продолжаю держать в руке. Я удивленно смотрю на них, дрожа всем телом. Джек поражен не меньше меня — у него глаза буквально вылезают из орбит. Очевидно, он думает о том, что очередной никому не известный супергерой снова посадит его в тюрьму.

Кинув мешок с добычей, Джек бросается наутек. Я преследую его, пробегая вагон за вагоном. Завидев нас, ничего не подозревающие пассажиры начинают визжать от страха. «Это ограбление!» — кричит кто-то. Да уж, спасибо. А то мне непонятно. Я снова нажимаю на курок, и в ту же секунду слышу, как бегущая по пятам Сара кричит: «Нет!», и хватает меня за руку. К сожалению, слишком поздно.

Все происходит, как в замедленном кино. Ключи, надежно прилепившиеся к пистолету, разлетаются в разные стороны. Схватив Сару, я бросаю ее на пол и прикрываю собственным телом. Слышно, как ключи, ударяясь о стены, взрываются, и на нас дождем сыплются осколки стекла и прочий мусор.

— Он хочет нас всех убить! — кричит Джек, указывая на меня пальцем.

Впрочем, похоже, от взрывов никто не пострадал. У некоторых пассажиров имеются ссадины и царапины, но разорванных напополам тел, истекающих кровью, что-то не видно. Люди перепачканы с ног до головы, и, вполне возможно, не у всех в штанах так же сухо, как до взрыва, однако все целы, и это хорошо. В некоторых креслах образовались сквозные отверстия, потолок весь изуродован, дети орут, но в целом ничего серьезного.

Когда мы с Сарой поднимаемся на ноги, все пялятся на меня так, будто сумасшедший здесь я, а не Джек. Неужели они не видят, что на нем костюм суперзлодея с изображением тех самых ключей, которые только что у них на глазах разлетелись по всему вагону? Хотя… Джек запахнул пальто и снова превратился в ничем не примечательного человечка средних лет. Теперь вообще не видно, что он одет в костюм суперзлодея. А я стою посреди прохода с пистолетом в руке и выгляжу настоящим бандитом. Только что стрелявшим, между прочим, во всех сразу.

Черт.

Я пытаюсь изобразить какой-то миролюбивый жест, но люди решают, что я снова собираюсь стрелять, и когда кто-то спрашивает, чего я от них хочу, я требую, чтобы поезд остановили.

Пришлось еще немного помахать пистолетом, прежде чем поезд остановился и мы смогли сойти. К сожалению, сойти пришлось в прямом смысле этого слова в никуда, но у нас с Сарой не было другого выбора, и дальше пришлось идти пешком. По дороге мы остановились, чтобы переодеться. Оставалось только надеяться, что этого будет достаточно, чтобы не привлекать внимание представителей закона, начавших уже, без сомнения, разыскивать нас. Мы же как-никак захватили поезд. Нам дали уйти, но это, подозреваю, произошло лишь потому, что у меня в руке было какое-то невиданное оружие, и весть о наших предполагаемых преступлениях наверняка уже успела распространиться по всей округе. Такое у меня предчувствие.

Спустя час мы с Сарой, усталые и вспотевшие, входим в какой-то богом забытый городишко. В целом я представляю, где он может находиться, но как попасть домой, вижу слабо, а уж как доехать до Вилмора, и вовсе не знаю.

Городишко совсем маленький. Раньше про такие места говорили, что в них «всего одна лошадь». Теперь другое время, и в городе, очевидно, вместо лошади всего одна машина. На ее боках красуется полицейская символика, и стоит она прямо посреди единственного в городе перекрестка. Видимо, думаю я, ее поставили здесь, чтобы водители, которых неведомый случай забросит в эту дыру, не забывали, что в пределах населенного пункта скоростной режим ограничен.

— Правда или расплата? — спрашивает меня Сара. Этой игрой мы пытаемся утешиться на протяжении последней четверти часа, и Сара, очевидно, очень ее любит, потому что вне зависимости от того, что я выбираю, она получает информацию, а я ее выдаю. Мне никогда раньше не приходилось сталкиваться с этой игрой, но я уже успел понять, что играть в нее нужно с тем, кого ты хочешь хорошенько достать. Сара объясняет, что девочки часто проводят за ней время, особенно когда собираются где-нибудь большой компанией. Теперь я буду с нетерпением ждать вечера вторника, когда Амалия соберет один из так называемых ночных девичников. Вот уж где зло-то. А я еще имел наглость считать злодеем себя. Впрочем, люди, ехавшие в поезде, тоже меня сочли таковым.

— Правда.

Сара вздыхает и задумчиво умолкает. Поскользнувшись на коме грязи, которой в изобилии покрыта дорога, она чуть не падает, но я вовремя подхватываю ее под руку. Хоть в чем-то удается быть героем, да.

— Назови самую большую неприятность в своей жизни, — говорит она.

— Я застал свою девушку целующейся с лучшим другом, — отвечаю я, наблюдая за тем, как Сара напрягается. — На моем дне рождения. В моей спальне. Мы с ней расстались, — добавляю я негромко, думая о том, какие мы с Кэт хорошие друзья и как это, в сущности, здорово. — Это было в прошлом году. Она как раз научилась превращаться в кого угодно…

— Превращаться? — переспрашивает Сара, подняв бровь и почесывая переносицу. — А она кто? Суперзлодейка?

— Ха-ха. Нет, — говорю я, потирая шею и жалея о том, что вообще заговорил на эту тему. — Я хотел сказать, что ей не нравилось быть самой собой. Хотя, кажется, ей просто хотелось побыть с кем-нибудь еще.

— Ты говоришь в прошедшем времени, — замечает Сара, и мне тут же начинает казаться, что я в комнате для допросов, а прямо в лицо мне светит яркая настольная лапа. — Ты сказал, что она хотела побыть с кем-нибудь еще. Это значит, что сейчас она этого больше не хочет.

Если бы в голосе Сары не было таких явственных прокурорских ноток, я бы подумал, что она помогает мне разобраться в отношениях с Кэт.

— Следовательно, она снова хочет быть с тобой.

— Ну… — неопределенно мычу я в ответ. Боже, как мне не хватает того старого доброго времени, окончившегося всего-то полминуты назад, когда я мог позволить себе невзначай спасти Сару от падения в грязь и чувствовать себя настоящим героем. И зачем я вообще об этом заговорил? Да, этой игрой и вправду можно прекрасно помучить человека, даже, я бы сказал, замучить. У нее отличный потенциал.

— Да, знаешь, теперь она понимает, что потеряла. Правда, уже слишком поздно.

На этом я решаю заткнуться, а Сара, видимо, в свою очередь, решает больше не задавать вопросов о моей личной жизни. Дальше она идет, поджав губы и погрузившись в раздумья. Так, в молчании, мы доходим до центра города, где стоит указатель, свидетельствующий о том, что до Вилмора еще двадцать миль. Это просто замечательно. Я устал до смерти, и к тому же уже смеркается. Да уж, нечего сказать, вернулись домой к обеду.