Шальная мысль озарила пьяную голову Маруси.
— Семен, Гришка! — позвала она; — Подьте на час! Я вам что-то скажу.
— Ну?
— Следует таракана женить на Фросеньке.
— О? — удивился Семен.
— Женим так…
Когда атаманша изложила свой план, у Гришки заблестели глаза, а Семен всей пятерней заскреб в затылке.
— Хитра ты на выдумки, ой, хитра! — проворчал он себе под нос, а на всю избу гаркнул: — Дорогие гостечки, не надоели ли вам хозяева? Ступайте спать, — весельство окончилось.
Когда же все разошлись, Семен и Гришка перенесли обезпамятевшего Бурнаковского в горницу, туда же перетащили бесчувственную Фросеньку, связали спина к спине и обоих уложили на кровать. Тех, кто валялся на полу, тревожить не стали. Управившись, оба залезли на печь, а Маруся ушла почивать в соседнюю избу.
Бурнаковский проснулся поздним утром, придя в себя, сообразил, что привязан к чему-то мягкому. В первый момент померещилось, что он, связанный, попал в Чека, но, оглядевшись, успокоился, — обстановка не та: половики, занавески на окнах, кровать. Но кто и зачем его связал? Бурнаковский понатужился так, что веревки врезались в грудь и плечи, хотел оборвать путы, — но за спиной кто-то жалобно запищал:
— Пусти-итя-я!
Сразу вспомнились вчерашняя попойка, глупенькая Фрося. Так, вот с кем его связали! Его, Бурнаковского, представителя Совета пяти! Подлая Маруська! Надо же додуматься до такого!
Бурнаковский сделал еще одну попытку освободиться. За спиной раздался плач.
— Молчи ты, дура! — цыкнул он.
— Сам ты дурак! — возразила Фросенька. — Пусти меня, а то закричу. Слышишь? — и Фросенька принялась колотить пятками по ногам Бурнаковского. — Мама-а!
На крик, на шум открылась дверь из кухни, и несколько человек вошли в горницу. С минуту они серьезно рассматривали связанных Бурнаковского и Фросеньку, а затем от гомерического хохота задрожали стекла. Смеялись марусенцы, хохотали и приехавшие с Бурнаковским вакулинцы.
Не прошло получаса, как Бурнаковский, не повидавшись с атаманшей, не простившись, не похмелившись, укатил восвояси.
Эх, Устя, Устя, Устинья Пальгова, законная жена командира Красной Армии, спросить бы тебя, на что ты тратишь молодые невозвратные годочки! Не ответит Устинья Пальгова, — ей самой подобное во сне не снилось, на яву не грезилось. А вот атаманша Маруська та сразу отрежет:
— Ни фискалов, ни кобелей мне не надо. Если еще пришлют какого, — осрамлю пуще прежнего.
Смех смехом, а приказ приказом — надо идти в деревню Водянку на соединение с главными силами Бакулина. И снова потянулись по белому снегу черные всадники, а сзади них, мотаясь на ухабах, тащились двое саней. Не спешит Маруся, не торопится: тише едешь — дальше будешь. Когда стемнело, до места еще верст пять оставалось.
Шла Маруся в Водянку, а там уже стоял эскадрон Щеглова. В полдень Щеглов получил приказ, в котором говорилось:
«Сегодня, 16 февраля, банда Вакулина заняла деревню Водянку, захватила врасплох и обезоружила две роты 232-го стрелкового полка.
Приказываю начальнику Оренбургских политкурсов, командиру батальона 250-го стрелкового полка и командиру 1-го эскадрона кавдивизиона ВНУС окружить банду в Водянке и уничтожить. Общее командование возлагаю на начальника Оренбургских политкурсов».
Вот, выполняя этот приказ, Щеглов после утомительного марша очутился на северо-западной окраине Водянки. В это же время с запада подошли к Водянке политкурсы и стрелковый батальон. В той стороне сразу же началась перестрелка. Звуки выстрелов побуждали к деятельности, и Щеглов послал один взвод в село.
— Осторожненько разведай, где бандиты, — сказал он Кондрашеву, но в этот момент наблюдатели доложили:
— Тикают бандюки! Ей-ей тикают!
Действительно, на деревенской улице показалась темная масса конницы, двигавшейся на восток. Вот он, удобный момент для удара во фланги, мечта каждого конника! Мозг работал напряженно, мысли прояснились до предела.
«Одним ударом внести панику, смешать ряды и рубить», — подумал Щеглов и скомандовал:
— Шашки к бою! В атаку марш-марш!
Как вихрь, вылетел эскадрон из переулка и врезался во фланг вакулинцам. Ура-а-а!!
«Хак-хак-хак! Топ-топ-топ!» Стонет земля под сотнями копыт. Сошлись, бьются. Шлепки ударов, глухой стук падающих на землю тел. Вопли.
— Руби-и-и!
— Ах, гад!
— Ой, смертынька!
Щелкают выстрелы. «Бух-бух!» Дико взвизгнула раненая лошадь. Те и другие озверели, рубятся, налетают один на другого, топчут упавших лошадьми. В темноте все смешалось. Своих не отличишь от чужих — все в шинелях, все в папахах. От центра скачут новые всадники. Кто они? Бандиты. На Щеглова налетел один в коротком полушубке, перепоясанный ремнями. Лязгнул клинок по клинку, рассыпались в воздухе искры. Отбив удар, Щеглов в свою очередь ответил ударом. Кажется, угодил противнику по лицу, потому что тот, завопив, закрылся руками и упал на шею коня. Щеглов успел ткнуть его острием шашки в спину.
Невдалеке, будто молния сверкнула, — залп, второй, третий… Строчат пулеметы. Ухают, взрывы ручных гранат. Ура-а-а! По улице бегут бойцы в островерхих шлемах. Наши! Курсанты!
— Тополев! Кондрашев! — кричит Щеглов.
— Я, — Иван Иванович осаживает взмыленную лошадь.
Эскадронцы собираются возле гумен. Мало собралось после атаки: едва ли половина. В первом, во втором взводах уцелело человека по три, по четыре.
— Кондрашев где?
— Кто видел командира второго взвода?
Нашелся Кондрашев, приехал с перевязки, — разрубила бандитская шашка кожу на голове.
Из темноты подъехал верховой.
— Командир эскадрона здесь?
— Я.
— Вас командир отряда вызывает.
— Где он?
— На площади. Поедемте покажу.
На площадь сносят убитых, стаскивают богатые трофеи: одних пулеметов двенадцать штук. Тесной кучей стоят пленные — несколько сотен.
— А-а, комэск! Ну, спасибо, друг! Помог. Здорово помог. Благодарю и тебя и всех бойцов.
— Служу революции.
— Товарищ начальник, в числе убитых опознан Вакулин, — доложил командиру отряда подскакавший адъютант.
— Что-о?!
— Убит сам Вакулин, — повторил тот.
— Пошли посмотрим!
На снегу лицом вверх лежал человек в черном коротком полушубке. Вокруг красные пятна крови. Сабельный удар рассек переносье, одна глазница залита кровью, в другой, как стекло, блестит мертвый глаз. Командиру отряда подали оправленную серебром шашку, маузер и полевую сумку.
— С него сняли, — объяснил адъютант.
Командир отряда еще раз пожал крепко руку Щеглову.
— Вакулина зарубил кто-то из ваших кавалеристов. Еще раз спасибо!
Атака в Водянке обошлась эскадрону очень дорого: двадцать четыре убитых и тридцать один раненый.
Банда Маруси в Водянку не дошла. Услышав стрельбу, марусенцы остановились и стояли до тех пор, пока не встретились с отходящими из Водянки вакулинцами. Вместе с ними они пошли в Таловку.
Из донесения № 12: «…Вместо убитого в Водянке Вакулина командование бандой принял Попов. Беглец».
Глава шестая
РАХМАНОВКА
После боя у Водянки банда сосредоточилась в Таловке. Отсюда во все стороны Попов разослал разведчиков и вскоре убедился, что находится в полукольце. На всех дорогах, кроме ведших на юг, в астраханские степи, стояли сильные гарнизоны. Пробивать брешь главарь не осмеливался, потому что имевшийся у него вооруженный сброд (в этом отношении Попов себя не обманывал) он считал неспособным к ведению настоящего боя. Время шло, и трудно сказать, чем бы окончилось это бездействие бандитов, если бы не случайность, вернее удача и находчивость одного из тайных агентов «пятерки».
20 февраля переезжала в Новоузенск оперативная группа штаба 28-й стрелковой бригады. Ехали на шести пароконных подводах. В пути застала ночь, в белесую массу неразличимо слились небо и земля.